Золотой козленок

– Малявы нету, - он без всякой надежды нырнул пальцами в кармашек футболки, - как сквозь землю провалилась, - принялся напряжённо вспоминать: - Скуридин Пётр… Алексеевич… А знаешь, Фунтик… - Жульдя-Бандя посмотрел на кореша, - это меня Степанида отвела…

– Степанида?!
–  Фунтик хихикнул, впервые услышав столь оригинальное женское имя.

– Бабка моя по отцу. Ей за девяносто, - Жульдя-Бандя молча принялся загибать пальцы, уточнив, - девяносто два. Её все боятся… как огня. Она ни в бога, ни в чёрта не верит. Даже дед Степан, бывало, шумнёт на Степаниду, так у него - или зуб…

Фунтик оборвал:

– Это твой что ли?
–  рассказчик утвердительно кивнул.

–  Дед Степан и бабка Степанида?

– Степан Иосифович - уже еси на небеси, - Жульдя-Бандя, разменяв четвёртый десяток, только сейчас с удивлением отметил, что не знает отчества родной бабки и никогда ни от кого его ранее не слышал.

– Степанида была богатая невеста: нанимали работников. А в вашей родословной были помещики?

– Почему были? Есть и сейчас, - Фунтик хихикнул.
–  Князь Юрий Поляков, - он обозначил себя рукой.

– Ветви генеалогического древа князей мира сего устремляются к звёздам, а пролетариев и колхозников - в навоз.

– Жулик, давай бомбанём упакованную фатеру!
–  оживился темпераментный, жаждущий действий южанин.

Жульдя-Бандя тяжело выдохнул, надувая щёки, как теряющая самообладание мамаша над корпящим над уравнением школяром:

– Вы, гражданин Поляков, типичный одесский жулик, но тута вам не там. Здесь вам не Одесса. Здесь вам культурный цивилизованный город - историческое наследие России. Здесь ваши бульдожьи манеры мирное население просто-напросто не поймёт, - Жульдя-Бандя вскрыл очередную бутылку «Ячменного колоса», дабы процесс просвещения не казался столь утомительным.

В нём проснулся философ:

– Сейчас это не модно. Время хамов, бандитов и хулиганов уходит в прошлое. Здесь люди желают быть ограбленными вежливо, красиво и интеллигентно: «Сударыня, извините, пожалуйста! Вы не могли бы одолжить мне содержимое вашей сумочки? А ещё - вот эти изумительные серёжки и колечко с бриллиантиком. Я подарю их маме на день рождения. Премного благодарен. Привет родителям. Всех вам благ, счастья, здоровья и т. д. и т. п.». Никакой суматохи. Никто не визжит: «Держи вора!» Всё культурненько. Никакой паники. Люди без особого сожаления расстаются со своим прошлым. Им даже немного жаль прощаться с такой порядочной высокоинтеллигентной сволочью…

Фунтик, в это время сделавший очередной глоток, прыснул, оросив «усыпальницу» пивным аэрозолем. Дружок, решив придать сказанному поэтической окраски, запел словами известного питерского барда:

– Пардон, мадам, снимите ж ваше ожерелье, ну-ну, не плачьте, я ж вас до смерти жалею! Снимите ж, будьте так добры, вас умоляю, прошу учесть, шо два раза не повторяю…

Смех снова нарушил патриархальную тишину утлого жилища старого еврея.

– Так вы, гражданин Поляков, предлагаете бомбануть хату?
–  Жульдя-Бандя с прокурорской строгостью взглянул на собеседника.
–  Упакованные хаты сегодня как минимум снабжены сигнализейшн и видеокамерами. И этот крохотный огрызок человеческого гения мгновенно зафиксирует вашу глупую рожу на плёнку, которая будет служить основным аргументом для изоляции вас от деградирующего общества. Общество..- он предупредительно возвысил указующий перст, - не любит дураков…

– Дюже умных, кстати, оно тоже не любит, - вполне логично заметил Фунтик, разумея, естественно, дружка. Он вперил взгляд в глобус на тумбочке, у изголовья, изучающе, стал вращать его то в одну, то в другую сторону, будто подыскивая место для эмиграции…

– Вы не читали «Гарики на каждый день»?
–  Жульдя-Бандя отправил на модернизированный топчан вопросительный взгляд, зная наверняка, что тот не читал: - «Не в силах жить я коллективно, по воле яростного рока: мне с идиотами противно, а среди умных - одиноко». Вполне с вами согласен, дитя моё, но смею заметить, что умных оно вынуждено терпеть, поскольку умные нынче относятся к исчезающему подвиду. К сожалению, сударь, вам никогда не удастся переступить эту тонкую грань.

– Это ж почему же?
–  совершенно искренне поинтересовался обладатель пролетарского ложа.

– Если ты не поумнел до сорока, то вероятность того, что ты вообще когда-нибудь поумнеешь - катастрофически мала, - Жульдя-Бандя натрудил лицо умом, что предвещало очередную тираду.
–  Фунтик, вероятно, вы не читали роман «Двенадцать табуреток» великого советского еврея Ильи Арнольдовича Файнзильберга и простого советского парня Евгения Катаева?.Не читали.

– По кину смотрели, - педерастическим голоском пропел тот, отправив на княжеское ложе жалящий ядовитый взгляд.

– Вам это нэпонятно и нэинтэрэсно. Потому что там - ни одиного слова по фене, - кореш укоризненно покачал головой и, приготовившись цитировать, направил победоносный взор в сторону рабоче-крестьянской «усыпальницы»: - «Клавдия Ивановна была глупа, и её преклонный возраст не позволял надеяться на то, что она когда-нибудь поумнеет…»

Фунтик, уже научившийся сносить поддёвки своего темпераментного дружка, равнодушно отхлебнул из горлышка пива….

Глава 7. Знакомство с городом

Утром друзья в ближайшем переходе метро приобрели красную корочку МВД СССР с оттиснутым золотистым пролетарским гербом, в геополитических войнах начинавшим утрачивать свою историческую сущность.

– А заполнить?!
–  Фунтик удивлённо посмотрел на товарища, схоронившего документ в заднем кармане брюк.

– Вы хотите вписать свою фамилию, чтобы пополнить обвинительное заключение дополнительной статьёй о подделке документов?

– Зачем свою - вашу!
–  ловко отпарировал Фунтик, осознав свою оплошность.

– Обманывать нехорошо. Разве тебе в детстве не говорила об этом мама?!
–  Жульдя-Бандя пытливо уставился на компаньона, зная, что маму в детстве ему заменял воспитатель интерната для трудных подростков.

Друзья сели в первый попавшийся троллейбус и сошли на одиннадцатой остановке. Эта цифра, по мнению Жульди-Банди, приносила удачу. Как мы уже замечали ранее - одиннадцатого числа марта месяца, тридцатью тремя годами раньше, произошло историческое событие молекулярного масштаба. В этот светлый весенний день случилось его торжественное явление народу, хотя народу, мягко говоря, было маловато для этого: акушерка, медсестра и, собственно, самоя виновница торжества.

– С подъятой лапой, как живые, стоят два льва сторожевые (А. Пушкин), - констатировал Жульдя-Бандя, заметив у входа в здание гранитных львов, которые, впрочем, безмятежно лежали, выставив впереди себя лапы. Позади них - витые колонны с капителью, с претензией на барокко.
–  Каменные джунгли цивилизации! Архитектурное насилие человека над природой! В один прекрасный солнечный день, как это ни прискорбно, всё это великолепие поглотит ненасытный Апокалипсис. Вашу грешную душу он поглотит с не меньшим удовольствием.