Золотой козленок
Шрифт:
Жульдю-Бандю, в отличие от дружка, чрезвычайно веселил экстравагантный вид пролетария, чем-то схожий с беляевским Дон Кихотом. Нисколько не брезгуя букетом запахов, исходившим от него, стал разливать вино, начиная, конечно же, с дорогого гостя. Тот покрутил головой, сделав такое страдальчески-брезгливое лицо, что силы воображения недоставало, чтобы понять причину отказа.
– Это же мадера!
– со злостью прошипел Фунтик в сторону строптивого собутыльника.
– Компот, - равнодушно тряхнул рукой Карлсон, опыт которого вряд ли можно было бы подвергнуть сомнению, - лучше водочки.
– А может, коньяка?!
– Фунтик позеленел от злости, готовый выкинуть
Тот утвердительно кивнул, не чуя поддёвки, поскольку человеческие эмоции разделял исключительно на две части: отрицательные, когда его бьют, и положительные, когда его не бьют. Поскольку его били чаще, за глупую наивность, которую почитали за издевательство, он находил в людях больше отрицательного.
Жульдя-Бандя, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, прикрыл ладошкой предательские губы:
– И сколько, сударь, вам нужно водки, чтобы почувствовать себя человеком?
Бродяга, ранее никогда об этом не задумывавшийся, погряз в сомнениях, чухая чёрными пальцами слипшиеся от грязи волосы на затылке:
– Пузырь..и чекушку, - спешно прибавил он, полагая, что одной бутылки для того, чтобы в полной мере ощутить себя человеком, будет явно недостаточно.
– Маму с дочкой, - перевёл он с технического языка на народный.
– Боюсь, дитя моё, - Жульдя-Бандя по-отечески потеребил нетронутые цивилизацией дикие заросли волос на голове обитателя чердаков и подвалов, - у вас от полутора бутылок водки начнётся обратный процесс. Впрочем, как знать….
Глава 15. Щедрый дядя
Карлсон улыбнулся, вполне разделяя сию точку зрения.
– Пошли!
– Куда?
– пролетарий, опасаясь, что его побьют, а то и вовсе заставят бесплатно рыть траншеи, насторожился, утвердив мутный взор в глаза благодетеля.
– В гастроном, куда ж ещё?!
– подбодрил Жульдя-Бандя, видя нерешительность Карлсона…
– …Девушка, нам бы коньячка. Встретил друга детства, - Жульдя-Бандя по-свойски похлопал друга детства, вполовину старше себя, по плечу.
– Двадцать лет не виделись.
Продавщица улыбнулась постоянному покупателю, ранее предпочитавшему исключительно дешёвую портюху.
– Торжественная встреча после двадцатилетней разлуки?
– Очень торжественная, - подтвердил щедрый покупатель.
– Вам какого и сколько?
– Семь звёздочек… - маму с дочкой!
– сурово и возвышенно вынес приговор бродяга, чему вполне соответствовали генеральские шаровары с лампасами.
Продавщица прыснула. Отвернувшись, нагнулась, будто в поисках требуемого, заржала кобылицей, предательски сотрясая плечами.
– Остали-лись только вну-нучки, - она обернулась - красная, с размазанной по щекам тушью, силясь совладать с приступом смеха.
Пролетарий был невозмутимо холоден и серьёзен, что развеселило и друга детства.
– Тогда пятизвёздочную маму и… маму, - расщедрился пролетарий, с намерением, видимо, угостить своих новых друзей.
– И что-нибудь пожрать.
Глаза его забегали по витринам, как мыши в лабазе от нашествия вечно голодных хозяйских котов. Казалось, что глаза его, как у хамелеона, каждый по отдельности, стали обозревать на триста градусов. С трудом сокрывая волнение, он выискивал на прилавках что-нибудь этакое, равноценное напитку, поскольку шанс повстречать в своей жизни столь щедрого соотечественника ещё раз - был один к ста тысячам.
– Колбаска свеженькая ливерная, хамса слабосолёная атлантическая, - издевалась продавщица, растянув в улыбке губы.
Карлсон, не обращая ни малейшего внимания на издёвки,
ткнул пальцем в стекло витрины, где в прозрачной упаковке покоилась бледно-розовая плоть сёмги.– Это… и брынзы… полкила, - вспомнил он о наличии в крови молдавских корней.
– И этот, как его… и «Кэмэлу» пачку… нет, две… - поправился он.
– И банку вот этих…
– Оливок?
Пролетарий кивнул, судорожно отыскивая на прилавках что-нибудь для гурманов, хотя гурман в нём ещё не родился, а был лишь в эмбриональном состоянии.
Жульдя-Бандя улыбнулся:
– А это у вас копчёная курочка?
– Петух, - продавщица хихикнула.
– Я надеюсь, он умер не своей смертью?
– Смертью героя.
– Заверните и обсчитайте, пожалуйста, - Жульдя-Бандя искренне опасался, что разохотившийся авангардист нанесёт серьёзный удар по бюджету.
– Непременно, - пообещала продавщица, лихо щёлкая по клавишам калькулятора.
– Сто семнадцать рублей пятьдесят копеек.
– Ого! Я же просил обсчитать, а не ограбить!
– воскликнул покупатель, в совершенстве владеющий приёмами сложения простейших чисел.
– Я понимаю, что вам нужно кормить детей и мужа, и я даже готов пожертвовать на их содержание ну, например, червонец, но никак не двадцать семь рублей. К тому же у меня сегодня на иждивении друг детства, - он похлопал пролетария по плечу.
– Возмужал ваш друг детства, - съехидничала продавщица, выдавая сдачу, с вычетом пожертвованного на содержание мужа и детей червонца.
Глава 16. Пополнение в рядах «святой троицы». Знакомство с другом Карлсона - Ёжиком
Носитель высокой пролетарской моды взял бутылки за горлышки, этикетками наружу, в надежде, что кто-то из собутыльников встретится по пути и будет терзаться сомнениями о причине его столь стремительного взлёта.
– Минор, ты чё, банк ограбил?
– к нему подошло заросшее существо в драных джинсах и жёлтой жёваной рубахе с оторванным на треть рукавом. Существо напрочь отвергало дарвиновскую теорию, где оппоненты могли с лёгкостью растоптать приверженцев силиконовой гипотезы, заявляя о том, что не человек произошёл от обезьяны, а она от него - путём устойчивой деградации и дегенерации последнего.
– Родственник приехал… из Сэ Шэ А, - в голосе пролетария появился оттенок дерзости, как у ступившего на первую ступеньку карьерной лестницы ефрейтора.
– Чо, в натуре из Сэ Шэ А?!
– Из Сэ Шэ А, - категорично подтвердил Карлсон, коего незнакомец обозвал всё же Минором. Он оставил на лице такую печать, будто родственники из США навещают его каждую неделю.
– Чё-то рожа у него - не как у Сэ Шэ А, - незнакомец потёр рукой под носом, не веруя, очевидно, россказням Минора.
– Вот из ё нейм?
– вспомнил Жульдя-Бандя из разговорника. Некогда он искренне рассчитывал разбогатеть на благодатной почве, взращивающей миллиардеров и демократов, где у подножия Капитолийского холма всякому дозволяется громогласно выразить своё презрение президенту.
– Не понимай, - австралопитек стыдливо покрутил головой, искренне сожалея о том, что в юности тяга к знаниям так и не возобладала над ленью.
– Как зовут, дурак!
– помог Карлсон, чрезвычайно довольный столь тонким розыгрышем.
– Ёжик.
– Ё нейм из Ёжик?!
– Зовут как, дурак! Заладил - Ёжик, Ёжик, - он ткнул собутыльника локтем в бок, хотя тот произнёс прозвище лишь единожды.
– Всю жись Ёжиком зовут.
– По паспорту как?
– А у меня его нету, - австралопитек, досадуя, развёл руками.