Золотой козленок

Жульдя-Бандя сурово отверг угощение, не желая размениваться на подачки.

– Может, ваши арбузы заражены юдафобией?! А эта болезнь неизлечима.

– А если заразятся дети?!
–  вмешался Фунтик, сказав это в такой жалостливо-сочувствующей тональности, будто какая-то часть из них уже подверглась инфицированию. Он, укоряя себя за то, что некогда отметил пальцы правой руки наколками, прикрывал их ладонью левой, радуясь тому, что не наколол на обеих.

– Нету, брат… этой… юбафодии.

– Так, стоп! Покажи мне санитарную книжку!
–  инспектор перешёл на «ты», что добра не сулило, и торговец мысленно присовокупил полсотни к ранее прибавленным.

– Дима сказал: «Таргуй, Джамал, праблем нету, Джамал!»

– Какой Дима?!

– Каптан милисья.

– Какая милиция, я же сказал, Вэ Дэ эН Ха!
–  Жульдя-Бандя снова поднёс корочку к носу торгаша.
–  Где санкнижка?! Я хочу видеть санкнижку!

Кавказец развёл руками.

– Санкнижки нету!.Может, у тебя демонократия или, не приведи Господь, ностальгия? Ты хочешь заразить ни в чём не повинных людей ностальгией?! Так… - инспектор загнул мизинец.
–  Товарно-транспортная накладная - нету. Разрешение на торговлю - нету…

– Дима, каптан милисья, сказал: «Таргуй, Джамал», - чуть не плача, лепетал, оправдываясь, азербайджанец.

– Санкнижки нету!

– Регистрация, - напомнил Фунтик, усугубив обвинение.

– Регистрация есть?!
–  Жульдя-Бандя был похож уже не на учительницу, а на прокурора, обличающего преступника.
–  Откуда ты взял эти дыни?

– Сам, на земля, своим руком пасадиль!

– Где?!

– На дома, на Азербайджан, на Али-Байрамлы пасадиль, своим руком!
–  Джамал предъявил ладони, не познавшие сельхозтруда.

– Каким образом ты мог вырастить в Азербайджане узбекские дыни?! Так, всё - товар конфисковываем!

– Арбузы конфискованы!
–  предупредил он невысокую смазливую блондинку, впрочем, для вас можно сделать исключение, - выбрав огромную, на полпуда, дыню, водрузил в слабые изнеженные ручки.
–  Не стоит благодарности.

– Забрай не нада!
–  взмолился торговец. Он вынул из кармана рубашки сложенные пополам червонцы, трясущимися руками передал их инспектору.

Жульдя-Бандя знал, что торговцы крупные купюры держат отдельно, и с холодным равнодушием дожидался добавки.

Азербайджанец, неохотно задрав штанину, извлёк из-под резинки носков свёрнутые рулетом четвертные, намереваясь добавить несколько ассигнаций. Он хотел для этой цели развернуть брикетик, но инспектор, дабы не утруждать торгаша бессмысленными манипуляциями, с нахальной вежливостью, чему, заметим, и учил своего бескультурного компаньона, тремя пальцами извлёк брикетик, схоронив его в заднем кармане брюк.

Не утратив, однако, человеческих качеств, несмотря на пожирающие современное общество бессердечие, безразличие и бесчувственность, вернул червонцы обратно, напутствуя напоследок:

– Весы нужно приобрести нормальные. Безмен пригоден только для бытовых нужд. Удачной торговли.

Торговец пробулькал что-то глухим трубным голосом. Провожая «инспекторов» кисломолочным взглядом, на безопасном расстоянии, в пылу праведного гнева, посвятил им объёмную тираду на смешанном русско-азербайджанском, в которой превалировали всё же русские общеупотребительные слова.

Глава 9. Знакомство с Питером продолжается

– Триста пятьдесят рупий!
–  воскликнул Фунтик, пересчитав деньги.
–  За десять минут. Лихо ты развёл хачика!

Жульдя-Бандя, не выказывая эмоций, будто всего-навсего перешёл на красный свет светофора, поучал:

– Учись, пока я жив. Всевозрастающая популяция дураков провоцирует увеличение численности мошенников.

– Погнали на рынок, там азеров - во!
–  возбуждённый Фунтик протянул ребром ладони ниже подбородка, в уме подсчитывая дивиденды.

Экс-инспектор посмотрел на дружка, не скрывая подозрения:

– Вы осёл, гражданин Поляков. Мне присутствие на собственных похоронах в качестве покойника не кажется столь уж забавным.

Фунтик хихикнул, вполне разделяя с дружком его точку зрения.

Жульдя-Бандя продолжил развивать тему:

– Рынки крышуют менты, а они вряд ли обрадуются вторжению на свою вотчину беспардонных отъявленных хамов. Рынки, изначально открытые с тем, чтобы кормить народ, утратили свою историческую сущность. Теперь они кормят мафию, и утверждение о том, что цены определяет рынок, - не больше чем профанация и лапша на уши доверчивым идиотам. Цены, дитя моё, устанавливает мафия!
–  торжественно заключил философ и, пригрозив мафии пальцем, запел: - А на происки и бредни сети есть у нас и бредни (В. Высоцкий)…

В мажорном настроении гастролёры спустились в подземку и, миновав несколько остановок, вынырнули на станции «Владимирской», с доблестью носившей имя одного из них.

Неподалёку от газетного киоска пьяный пролетарий обнимал фонарный столб, с гордостью неся историческую классовую сущность.

– С душою, полной сожаленья, и опершися на гранит, стоял задумчиво Евгений (А. Пушкин), - проходя мимо, обратил ничем не примечательный, обыденный житейский сюжет в мягкое лирическое отступление Жульдя-Бандя.
–  У меня такое подозрение, что это млекопитающее никогда не станет философом.

– Ну, конечно, - согласился Фунтик, саркастически хмыкнув в сторону уже состоявшегося.

– Девушка, а у вас «Правда» есть?
–  проникнув головой в амбразуру газетного киоска, осведомился правдоискатель.

Смазливая, с наивной мордашкой, более походившая на старшеклассницу киоскёрша хитро улыбнулась:

– «Правды» нет.

– Правды нет, «Россия» продана. Тогда сканвордики несложные для моего друга, чтобы у него не было повода менять с годами сложившегося о себе мнения.

Девица, не утратившая в холодном северном городе чувства юмора, подала «Почемучки» для дошкольников.

Жульдя-Бандя улыбнулся, рукою отвергая детские головоломки:

– Я боюсь, чтобы он не возгордился. С вашего позволения, на уровень выше - «Зятёк», например, к тому же он в этой должности значительно преуспел…

– Зятя?
–  девственно-очаровательная улыбка заполонила бледное личико аборигенки.

– Вот именно. Его вынуждена терпеть уже пятая тёща, и он, можно сказать, застуженный зять Советского Союза.

Подавая «Зятька», киоскёрша привстала, выглядывая в амбразуру, чтобы лицезреть «застуженного зятя».