Золотой ребенок Тосканы

— Она, видать, думала, что в Германии ей будет лучше, чем здесь, где надо работать изо дня в день в полях, — пробормотал сидящий в конце стола. — Тем более если ее муж погиб.

Мужчины вокруг тоже заворчали себе под нос, соглашаясь.

— Она оставила тут ребенка? Мальчика?

Сидящие закивали.

— Да, Ренцо. Своего сына. Она бросила его.

— А Ренцо все еще живет в этом городе?

Один из них посмотрел в ту сторону, где улица шла на подъем.

— Да вон он, идет сюда со своим отцом.

Глава 15 ДЖОАННА Июнь 1973 года

Двое мужчин шли по площади рядом. Один из них — здоровенный как бык — был средних лет, крепко сложенный, с седыми вьющимися волосами и профилем римского цезаря. Несмотря на внушительный вид, он опирался на трость. Второй был высок, мускулист и удивительно красив. У него были крепкий подбородок, карие глаза и грива непослушных темных кудрей. Довершали портрет белая рубашка, небрежно расстегнутая и открывающая загорелую грудь, и облегающие брюки. Не будь он таким крепким, вполне сошел бы за поэта-романтика. В голове промелькнула мысль о том, что было бы крайне несправедливо, если бы самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо встречала, оказался мой брат, — но я напомнила себе, что с мужчинами в моей жизни покончено.

Я продолжала рассматривать его, пытаясь увидеть в нем хоть какой-то намек на семейное сходство. Но он не был похож на моего худощавого и светловолосого отца. Я как раз думала, что им сказать, когда один из сидящих мужчин крикнул:

— Эта молодая англичанка спрашивает о сыне Софии Бартоли!

Молодой человек, по моим предположениям — Ренцо, холодно посмотрел на меня.

— Я имею несчастье быть сыном этой женщины, — сказал он на удивительно хорошем английском языке. — Но я ничего не помню о ней. Что вы хотите знать?

— Вы говорите по-английски? — Я была удивлена, ему удалось меня впечатлить.

Мужчина кивнул:

— Я провел год в Лондоне, работая в ресторане.

— Официантом? — Я надеялась как-то растопить очевидную враждебность, которую ощущала прямо кожей.

— Я учился на шеф-повара, — покачал головой он. — Но у моего отца случился инсульт. Мне пришлось вернуться домой, чтобы помочь ему управлять делами. — Он повернулся, чтобы почтительно кивнуть старику.

Один из мужчин встал и подвинул тому стул.

— Вот, Козимо. Садитесь на мое место, — предложил он.

— Не стоит, — отказался пожилой мужчина. — Мы идем в тратторию поесть. Наш обед ждет нас.

Это и был Козимо, самый богатый человек в городе, который владел всеми оливковыми рощами, кроме деревьев Паолы. Он дотронулся до руки Ренцо и быстро произнес несколько слов на итальянском. Ренцо повернулся ко мне:

— Мой отец хочет знать, почему вы интересуетесь Софией Бартоли.

Я замялась, но ответила:

— Я уверена, что мой отец когда-то был с ней знаком.

Снова пожилой мужчина сказал что-то по-итальянски, и остальные ухмыльнулись. Ренцо выглядел смущенным, когда перевел:

— Мой отец говорит, что ее знал не один человек.

Пожилой мужчина продолжал смотреть на меня.

— Ты наверняка немка, — проговорил он по-английски с акцентом.

— Нет, я англичанка.

— А я думаю, ты немка, — настаивал он. — Небось выродок Софии Бартоли от этой немецкой мрази, явилась сюда, чтобы забрать ее землю и ее оливковую рощу.

— Вот и неправда! — воскликнула я возмущенно. — Мой отец был летчиком, британцем. Его самолет сбили. Он был тяжело ранен.

Я все еще посматривала на Ренцо, размышляя, не могли он быть тем «прекрасным мальчиком», который был спрятан там, где только София и мой отец могли его найти. Но мой отец написал «наш прекрасный мальчик», а не «твой». Это означало, что ребенок был их, а не ее. Хотя, может, он испытал настоящую привязанность к чужому маленькому мальчику.

— Скажите мне, — обратилась я к Ренцо, — вас где-то прятали во время войны?

— Прятали? Что вы имеете в виду?

— Прятали, чтобы защитить, там, где никто не мог вас найти?

— От немцев? — Он нахмурился и покачал головой. — Не помню ничего подобного. Да этого и не может быть. Я помню, у нас в доме останавливался немецкий офицер. Он был добр ко мне, у меня нет плохих воспоминаний о нем. Он угощал меня сластями.

— Сколько вам лет? — спросила я, понимая, что мои вопросы звучат слишком бестактно.

— Вы задаете слишком много вопросов. В этих местах женщины так с незнакомыми мужчинами не разговаривают, — сказал Ренцо. — Я не понимаю, какое это имеет отношение к вам, но мне тридцать два. И если хотите знать, я не женат. А вы?

Мое лицо поневоле залилось краской.

— Я тоже не замужем.

Он был слишком взрослым, чтобы быть ребенком моего отца. Я знала, что отец был сбит и ранен в конце войны, а этот мужчина родился в 1940-м или 1941 году.

— А у вас, случайно, не было младшего брата? — вновь спросила я.

— Это было невозможно. — Он бросил на меня презрительный взгляд. — Моего настоящего отца отправили в Африку еще до моего рождения, и он так и не вернулся. Если бы не Козимо, я остался бы нищим сиротой. Я всем ему обязан. — Он прикрыл своей рукой руку Козимо. — А теперь прошу меня извинить, мой отец хочет выпить за своим любимым столом.

И они вместе вошли в тратторию. Когда они оказались внутри, мужчина, сидевший ближе всего ко мне, сказал, приглушив голос:

— Этот человек, Козимо, очень влиятельный. У него здесь много земли и оливковый пресс. Не стоит переходить ему дорогу.

Один из молодых людей встал и жестом пригласил меня сесть за стол.

— Идите сюда, присаживайтесь, выпейте с нами, — сказал он. — Вот стул. Дай ей стакан, Массимо. И попробуйте наши местные оливки. Они лучшие.

Я колебалась. Может быть, стоило отказаться? Но вдруг я смогу узнать от них еще что-нибудь важное? Мужчина настаивал, и я села. Передо мной оказался бокал, наполненный темно-красным вином. Ко мне подвинули миску с оливками, буханку грубого хлеба и кувшин оливкового масла. Мужчина, который пригласил меня, худой человек с зачесанными назад волосами и слегка странным взглядом, оторвал мне ломоть хлеба и налил немного масла на мою тарелку.

— Это масло из плодов наших оливковых деревьев, — пояснил он. — Лучшее тосканское масло. Экстра виржин [34] , чистое, как невинная девушка. Невинность — это просто прекрасно.

То, как он произнес все это в сочетании с его взглядом, заставило меня испытать неловкость, но потом он засмеялся, и я решила, что он просто поддразнивает меня.

— Видите, какой цвет у нашего оливкового масла? — спросил широкоплечий мужчина, сидящий напротив. — Ярко-зеленый. Как весенняя зелень. Это цвет тосканского оливкового масла. Самого лучшего. Наверняка оливки для него взяли с моих деревьев.

34

 Качественное масло самой высокой степени очистки.