Золотой воскресник
Шрифт:
– …Или же кота в мешке… – подхватывает сынок.
Мужичок в сберкассе внимательно разглядывает серьгу впереди стоящей женщины.
– Я очень извиняюсь, это золото?
Она, не оборачиваясь:
– Напыление.
– А я золото мыл всю жизнь. У меня друг Мортимер Гаврилыч Огородников – рост метр с кепкой! – а все жилы знал.
– На пенсию-то намыл? – спросила занявшая за ним очередь старушка.
В “Переделкино” одно время никудышно кормили. Замдиректора Дома творчества устроила поварихе мастер-класс – как варить компот:
А ту перед Новым годом бросил муж, на другую променял и перед тем, как хлопнуть дверью, заявил: “Теперь ОНА будет мне готовить пищу!”
– Что ляпнул повару, садист! – возмущался Лёня. – Понимаю, я высказал бы тебе такое, ты бы поняла и простила…
– Я встретил Бояринова и говорю: “Вы же вор!” И сразу мне на голову падает льдина…
Художник Игорь Смирнов:
– Орехов мне шьет, что я наполовину еврей…
Искусствовед Ольга Свиблова:
– У вас Лёня как хорошо настоявшийся коньяк!
Женя пошел на поминки к соседу Лёше и так о нем отзывался задушевно, как тот в лесу хорошо собирал ягоды, грибы и орехи – во-от такие торбы приносил, и что он, Женя, Лёшу всему учил, даже как быть с женщиной…
– Вы знаете, что Лев Кассиль до того любил спорт, что умер от обиды, когда по телевизору смотрел футбольный матч и Марадона забил нам два гола? – спросила у меня секретарь детской секции Союза писателей.
Я этого не знала.
Инструктор по туризму Гена Королёв:
– У меня турист в Театре на Таганке работал. Я спросил: можешь познакомить меня с Высоцким? “Могу. Бери бутылку и приходи”. Я пришел. Он провел меня за кулисы: “Готовь бутылку”. Я приготовил. Он позвал Высоцкого. Представил меня, мы пожали руки. Выпили. У меня была колбаса. Но мысли никакой не было. Я молчал. Экспромтом. Так мы стояли и смотрели друг на друга. Потом Высоцкий сказал: “Вы, ребят, извините, у меня там… это… «Добрый человек из Сезуана»…”
Разоблачили фальшивых батюшек – они в подземном переходе устроили сбор пожертвований. Все ранее судимы: “Братья и сестры!..”
– Пока дойдешь до Колизея, рука устанет здороваться, – говорил наш приятель Домиано.
– У меня трехтысячник – лонгселлер, – важно сказал Лёня.
– Трехтысячник – лонгселлер не бывает, – заметил Серёга.
– Ну, это у кого как…
Идем с маленьким Илюшей по улице, хотели на лавочке отдохнуть, но не стали торопиться: там сидела женщина и разговаривала по мобильному телефону очень громко.
– Зачем мне эти жалкие извинения, если каждое говно, которое ты считаешь своим близким другом, считает для себя возможным меня оскорблять… – услышали мы и, не сговариваясь, пошли дальше.
В Доме творчества писателей Серёжа Лукницкий, сильно повзрослевший с тех пор, как мы с ним учились на журфаке МГУ, делился со мной своей творческой лабораторией.
–
Я подхожу к первому встречному и спрашиваю: “Погибнет такая-то?” (героиня моего детектива). А здесь все добрые, отвечают: “Не-е-ет…”У Льва нашего публикация про жизнь крестьян в условиях империализма обнаружилась в журнале “Сахарная свекла”.
– Итак, вас обвиняют в шарлатанстве. Вы продали своим клиентам эликсир молодости. У вас уже были судимости?
– Да, в 1650-м, 1730-м и 1890 годах.
– Я образы Тишкова не совсем понимаю, – поделился со мной посетитель Лёниной выставки, – они мне как-то не близки. Вот знаете, что мне нравится? “Петрович” Андрея Бильжо!
Этот человек рассказал анекдот:
– Что может дилетант?
– Построить ковчег.
– А что может профессионал?
– Построить “Титаник”.
Подарила свою книжку о путешествии в Японию зубному врачу Алексею Юрьевичу. А там сплошь про дзен-буддизм и совсем ничего про интересующую его японскую технику.
– Знаете, чем вы отличаетесь от Дины Рубиной? – сказал он мне прямо. – Рубина пишет то, что интересно и ей и читателю. А вы пишете то, что интересно только вам.
Лёня приходит домой с авоськой продуктов.
– Хотя мне сказали, – говорит, – что ваша супруга брала уже. Я спросил: что? “То-то и то-то”, – они мне перечислили.
В издательстве “Книга” Аркадий Троянкер задумал выпустить поэмы Пушкина с иллюстрациями звездных художников: Юлия Перевезенцева, Сергея Бархина, Андрея Костина, Игоря Макаревича, Николая Попова, Юрия Ващенко с трубкой и Лёни Тишкова. На помощь художникам из Эстонии вызвали Юрия Лотмана. Собрались в издательстве, Лотман – во главе стола, роскошный, с седыми усами. Троянкер предоставил ему слово.
– Как на военном совете, – сказал Юрий Михайлович, – первым выступает младший по чину.
В белой рубашке с расстегнутой верхней пуговкой, в нагрудном кармане ручка, Лотман выпил воды, вытер ус.
– Мы тут собрались подышать тем воздухом, – сказал он. – Это настолько разные поэмы, что если бы мы не знали такого человека – Пушкина, то нашли бы много умных доказательств, что они принадлежат разным людям. Так и художники – пусть будут разные, не обезличенные. Да, иллюстрировать Пушкина – это кощунство. Но уж кощунствовать – так смело! Ничего нет хуже, чем робкий грех. Нельзя иллюстрировать Пушкина с осторожностью и боязнью. Раз нам предстоит диалог – надо поговорить с Пушкиным на равных.
– Как бы не превратиться в многозальный мавзолей! – заметил кто-то.
– Чтобы избежать “мавзолея”, надо искать неведомые и неожиданные связи с пушкинским текстом, – ответил Лотман. – Хотя вещи у Пушкина многопластовые, сам он, иллюстрируя “Онегина”, снял лишь поверхностный ироничный слой. Лермонтов лучше художник, чем Пушкин. А Дельвиг – художник для интимного круга…
– Станет ли Пушкин собеседовать с нами? – спросил Юра Чарышников.
– Почему нет? – отозвался Лотман. – Пушкин был очень деликатным человеком…