Золотые бархатцы

– Утро у озера.

Озеро смотрит глазами влюбленными,

Тает бесследно роса,

Выгнула спину умытая волнами

Береговая коса.

В небо вонзаются черными пиками

Сосен могучих ряды,

Галка проснулась и с резкими криками

Скачет у кромки воды.

Сосны бесстрастно титанами стройными

В гладь голубую глядят,

Словно безмолвные строгие воины

Тихо на страже стоят.

Солнце раскинуло руки горячие,

Светом стволы опалив,

В сетку ветвей льются полупрозрачные

Тропки лучей золотых.

День молодой, суматохой не тронутый,

Здесь начинает свой путь,

Чтобы усталым, с печальными стонами

Ночью навечно уснуть.

Тишина. Воздух взрывают аплодисменты. Не в силах посмотреть на тех, кто мне хлопает, пялюсь в потолок.

Это аплодисменты! Значит, не всё так плохо!
– проносится у меня в голове.
– Половина дела сделана. Я объявляю второй стих, и мой голос звучит уже уверенней:

– Старики.

Под мерный шёпот кухонных часов

Старушка наливала в чашку чая,

Когда, сменив ватагу голосов,

Из радио вдруг песня зазвучала.

Ей вспомнилось, какой была она -

Задорной, молодой и круглолицей,

И танцы вечерами до темна,

И ухажёров прошлых вереницы.

Под эту песню подошёл один из них,

А через месяц в загсе расписались,

Потом всю свадьбу радостный жених

Шутил, смеясь: "Вот так! Дотанцевались!"

В соседней комнате читал газету дед,

Очки на кончик носа сдвинув грозно,

Узнал он, не забыл за столько лет

Далёкой юности мотивчик несерьёзный.

Клюку, с усильем наклонившись, взял

И, морщась, разогнулся понемногу.

В гостиную к жене, заковылял,

Больную подволакивая ногу.

Какой же длинный этот коридор!

Спешит старик, на палку опираясь,

Одних дверей, других - проходит створ

И молится, чтоб песня не кончалась.

Вот, дух переведя не без труда,

Глядит на разомлевшую старуху

И робко, но галантно, как тогда,

В поклоне ей протягивает руку.

Старушка ойкнула слегка. В глазах её,

С годами потускневших, отразился

Всё тот же юноша смущённый и смешной,

Что с ней когда-то в танце закружился.

И в сторону отставив второпях

Сервизный чайник, чуть ли не облившись,

Прильнула к мужу, трепетно обняв,

Неловко за ладонь его схватившись.

Застыли в воздухе, растаяли, как дым

Последние зовущие аккорды.

– Давай хотя бы просто постоим, -

Старушка шепчет голосом нетвёрдым.

Тихонечко раскачиваясь в такт,

Который им двоим лишь только слышен,

Сжимает дед в морщинистых руках

Ту, что в смятении внезапном еле дышит.

Пускай осталась где-то позади

Мелодия родная эхом зыбким,

Он сердцем чувствует прижавшейся к груди

Жены счастливой скромную улыбку.

Выдыхаю. Ура! Я ничего не забыла! Ух! Да я бы сейчас еще десять стихов рассказала!

Публика и вправду оказалась благодарной. Старики хлопают в ладоши и искренне улыбаются. Кто-то крикнул: "Браво!" А, вижу, это Сильвестр Андреевич.

Чувство облегчения и удовлетворения от выполненного придаёт мне сил. Ощущаю себя, как после бани - взмокшей и расслабленной. Сияя радостной красной физиономией, делаю неуклюжий поклон. Подняв голову, обращаю внимание на фигуру, стоящую у входа в зал.

Прислонившись к косяку и скрестив руки на груди, в дверном проёме стоит директор и оценивающе смотрит на меня.

Он видел, как я читала свои стихи!

Быстро разворачиваюсь и хочу скорее покинуть место своей экзекуции. Но запинаюсь за лежащий под ногами шнур и чуть не падаю. Чудом устояв на ногах, исполнив неуклюжее па, делаю еще один куцый поклон и скрываюсь за спасительными кулисами.

После меня сцену занимает местный хор бабушек под предводительством Агнии. Распевая какую-то народную песню, она широко раскрывает свой морщинистый рот, и её бас отчетливо выделяется среди высоких голосков остальных престарелых певиц. Слушатели в зале нестройно подпевают, раскачиваясь в такт знакомой всем мелодии. Я распласталась в кресле, отходя от полученного адреналинового шока.

Интересно, он слышал оба стихотворения? Ему понравилось? Или нет? Наверное, теперь он будет считать меня излишне романтичной особой. Мне всегда было стыдно признаться представителям противоположного пола в том, что я сочиняю стихи. Мне казалось, это моя слабость, а не повод уважать себя или, тем более, гордиться. Роковые, уверенные в себе красавицы, которые сводят с ума мужчин одним взмахом волос, не вдаются в лирику. Мечтательные стихотворения не вяжутся с образом покорительницы сердец, которой мне всегда так хотелось быть.

Хор уже закончил свою программу. Пожилые сирены заняли свои места в зале. Держа под руку какого-то лысого старичка, Света дотягивается до микрофона:

– А вот и наш дядя Стёпа. Ну что, - обращается она к имениннику, - с вас ответное слово.

Дядя Стёпа уверенно берёт в руки протянутый ему микрофон. Он выглядит моложе своих лет и вполне крепко стоит на ногах, пусть земное притяжение и согнуло с годами его спину. Кожа на его лице испещрена морщинами и выглядит, как потрескавшееся дно высушенного солнцем озера. Блестящая лысина отражает свет софитов. Но в глубоко посаженных близоруких глазах ещё теплится задорный огонёк.

– Спасибо, ребятки, за праздник. Мне очень понравилось. Просто молодцы, от дяди Стёпы вам пятёрка, - он медленно выговаривает слова свистящим голосом.
– Меня часто спрашивают, в чём секрет моего долголетия, как я так долго прожил. А я ведь и курил, и выпивал, и по девкам... кхм... кхм... ходил.

По залу пробегает сдавленный смешок.

– В общем, жил, как нормальный человек. А секрет в чем?
– он поднимает кверху указательный палец и интригующе замолкает.

– Интересно, что он в этом году скажет?
– хихикает Наталья Петровна.