Золотые бархатцы

Двадцать лет? Пансионата тогда еще точно не было. Они так давно знакомы?

– А директор и Лидия Михайловна - хорошие знакомые? Он - её бывший ученик?- осторожно спрашиваю я у Светы, копошащейся рядом.

– Ну... это, - мнётся она, - он... её бывший зять.

– Какой зять?
– шиплю я, и внутри меня нарастает волна негодования.

– Лидия Михайловна -мама его жены. Той, которая погибла в аварии.

Я чуть ли не роняю подносы. Что за день-то сегодня! То "шоколадное наслаждение" подводит, то, оказывается, я ухаживаю за тёщей директора пансионата, одного из самых богатых людей города и по совместительству человека, о котором я грежу во сне и наяву.

– А почему ты мне сразу не сказала?

– возмущенно бубню я.

– Понимаешь, - отвечает она извиняющимся тоном, - Лидия Михайловна сама попросила меня в твой первый рабочий день об этом не упоминать. Говорит: "Хочу, чтобы ко мне относились, как ко всем остальным, а не как к старой королеве". Тем более ты так смущалась и терялась, что мы не решились сразу тебя этим огорошить. Со временем бы сама узнала.

– Вот и узнала, - обиженно повторяю я.

– Ну, просто потом всю неделю как-то повода не было, и речь об этом не заходила. Не злись, пожалуйста, - она жалобно канючит.

– Ладно. Хорошо, что не через полгода об этом узнаю, - я примирительно улыбаюсь.

Тем временем, буквально спиной чувствую, как за мной кто-то наблюдает. Оборачиваюсь и ловлю на себе испытующий, внимательный взгляд синих глаз. Директор делает вид, что слушает Лидию Михайловну, приложив указательный палец к подбородку, и не сводит с меня глаз. Я быстро отворачиваюсь.

Наверное, думает: "Кому я доверил мать своей жены?"

Когда я снова пытаюсь искоса посмотреть на скамейку, к удивлению нахожу там только Лидию Михайловну в компании Егорыча.

Уже испарился! Оказывается, директор умеет исчезать так же внезапно, как и появляться.

– А почему он тогда её сюда определил?
– спрашиваю я Свету, которая уже закончила убираться и стоит около меня.

– Мне кажется, здесь совсем неплохие условия. Живи - не хочу! А еще она сама мне говорила, что он ей частную сиделку хотел нанять, когда она одна в квартире жила. Только она отказалась и сюда попросилась. Дочки нет, мужа тоже больше нет. Не хотела, говорит, больше жить в квартире с призраками прошлого. Да, мне кажется, тут хорошо. Я бы в старости не отказалась сюда перебраться. Кормят, поят, развлекают. Что еще нужно?

– Может, нас еще здесь приютят на старости лет за былые заслуги, - ухмыляюсь я.

Вечером после ежедневного променада на свежем воздухе мы с Лидией Михайловной читаем Асадова. Вернее, читаю я, а моя слушательница, затаив дыхание, полулежит в кровати и наслаждается поэзией любимого автора.

– Мне тоже нравятся эти стихи, - говорю я, закончив читать стихотворение "Мы хотели с тобою дружить".

– Да, поэзия - это нечто особенное. Она способна затронуть самые сокровенные уголки души, самое потаенное, - отвечает она мечтательно.
– Я своим деткам в младших классах всегда задавала писать небольшие стишки. Пусть получалось не очень стройно по ритму и по рифме, зато какие образы! Взрослый такого не придумает! Один мальчик, как сейчас помню, написал что-то там... "из снега... как из муки... испеклись снеговики". Эх, запамятовала уже, как точно.

– Да, а еще стихи - это отличное лекарство, - произношу я задумчиво, - лекарство для души, когда плохо, когда не с кем поговорить. Они - настоящее спасение. Уйдешь с головой в творческий процесс и забудешь, о чем плакал...

– А ты тоже пишешь стихи?
– она с интересом заглядывает мне в лицо.

– Да, - неуверенно отвечаю, понимая, что выдала себя, - так... балуюсь немножко.

– Прочитай мне что-нибудь из своего, пожалуйста.

Из своего? Судорожно перебираю в мозгу названия и понимаю, что не могу вспомнить ни одного целиком.

– Я как-то плохо помню свои стихи наизусть, - мямлю я.

Лидия Михайловна смотрит на меня щенячьими глазами.

– Ну, разве что, вот это.

На ум почему-то приходит стих, который я написала Пашке, когда мы еще были в браке. Набираю побольше воздуха в легкие и медленно начинаю:

– Я почти не помню, как тебя любила,

Как тобой дышала, как тобой жила.

Как же допустила, что совсем забыла

Нужные такие нежные слова.

Я ищу, за что бы ухватиться крепко,

Чтобы погрузиться в прежние мечты,

Чтобы сделать кадры, чтобы сделать слепки

Нашей прошлой сказки будней золотых.

Мне бы окунуться в счастье от того лишь,

Что ты рядом ходишь, ходишь и молчишь,

А сейчас ты будто в топях тёмных тонешь,

И меня пугает фраз забытых тишь.

Я хочу обратно к первым поцелуям,

К вздохам на скамейке, к трепету в груди,

Но сидит в сознанье, глухо протестуя,

Замершее в крике, злое "уходи".

Ссоры, ругань - болью сердце выжигают.

И, рубцуясь, рана стёрла все следы.

Как же так случилось? Наши тени тают.

Волшебство из сказки превратилось в пыль.

Из обид оковы сбросить нету силы,

Я иду, на ощупь выбирая путь.

Помоги мне вспомнить, как тебя любила,

Без тебя мне память эту не вернуть.

Я замолкаю.

– Такое грустное стихотворение, - Лидия Михайловна хмурит брови-ниточки, - и очень хорошее. А я тоже на Гришу часто обижалась. Думала: Всё! Ухожу от него! Не люблю его больше! А он всегда первый мириться приходил... с цветами. Даже когда я не права была. Вот так сорок пять лет и прожили вместе. Куда же без ссор? Они у всех бывают.

– Да, но у нас с мужем ссоры стали обычным образом жизни. Последние полгода мы даже не разговаривали нормально, только огрызались друг на друга. А ведь в начале нашей совместной жизни мы совсем не ругались. Конечно, у него были вспышки. Но это было так несущественно.

– А что же случилось?

– Мы решили завести ребенка.

Лидия Михайловна округлила глаза:

– Так это же дело хорошее. Дети - это прекрасно. Это цветы жизни.

– Да, вот и мы, прожив в браке два года, подумали: не посадить ли нам самим эти прекрасные цветы... для начала хотя бы один. В первый месяц нашего планирования... Я раньше даже слов таких не знала... Я по своей наивности мечтала и представляла, как покажу ему тест на беременность, где я ему сообщу эту радостную новость. Выбирала имя для девочки и для мальчика, заглядывала в витрины детских магазинов и присматривала понравившиеся комбинезончики. Не ходила, а порхала в радостном предвкушении. Но ничего не получилось. Я подумала, что это какое-то недоразумение, ошибка. Но не получилось ни во второй, ни в третий, ни в четвертый месяц. И во мне поселился страх. А что, если никогда не получится? Состояние паники и бесконечной тревоги не покидало меня. И я плакала каждый раз, когда понимала, что вновь не беременна.

– А что же твой муж?

– А что он? Сначала в шутку, а потом и всерьёз называл меня бесплодной и никудышной.

К горлу подкатил ком.

Я вспоминаю, как пила настойки каких-то трав, читала заклинания, объедалась витаминами вперемешку с валерьянкой, даже фикус посадила, прочитав в интернете, что это помогает. В общем, сходила с ума, как умела. На что только не толкают отчаяние и одиночество. Да, одиночество, потому что мой муж настолько отдалился от меня, что, казалось, этот ребенок нужен мне одной. Он даже дома перестал появляться. Хотя, когда супружеский долг превратился в ежедневную пытку, а дома ждет вечно ревущая жена... разве от такого не хочется сбежать?