Золотые бархатцы

– И я тогда тоже язык закажу. Отведай, детка, языка - найдёшь, как в сказке, "музыка", - смеясь, нарочно шепелявит Света.
– А у тебя, Вита, муж есть? или друг?

Ой, нет! Только не нужно поднимать эту тему. Не хочу, чтобы мы обсуждали мой неудавшийся брак. Вернее, меня обуревает паника, что я не сдержусь и расплачусь прямо здесь, перед незнакомыми мне людьми.

– У меня был муж, - тихо отвечаю я.
– Мы развелись.

– Это как можно было такую красавицу упустить?
– охает Света.

Лидия Михайловна отпивает ароматного чая и вставляет скрипучим, как несмазанные петли, голосом:

– Ну, с лица воду не пить, - и снова делает глоток.

– Так получилось,- увиливаю я и стараюсь сменить тему.
– А вы с мужем долго прожили, Лидия Михайловна?

– Сорок пять лет, - с гордостью отвечает она.
– Мы познакомились, когда мне было двадцать лет, а Грише - двадцать два. Он был такой худой-худой, но очень обаятельный. Всегда мог меня рассмешить...

Выйдя из столовой, мы медленно прогуливаемся по ровной, выложенной мелкой плиткой дорожке. Лидия Михайловна всё ещё рассказывает о своём муже, об их молодости, о свадьбе. Она сняла слуховой аппарат и теперь говорит намного громче, полностью поглощенная ностальгией. Я глазею по сторонам, молча кивая головой.

– Вон мои бабки сидят, - Лидия Михайловна останавливается и чуть заметно указывает рукой на скамейку, где сидят две пожилые женщины. Они оживлённо беседуют.

Одна из них трясёт закрытым веером, что-то доказывая другой. Это большая, можно сказать, тучная дама в персиковом бесформенном платье, в котором она кажется еще необъятнее. На голове у неё тугие кудряшки и маленькая шляпка. Губы ярко накрашены оранжевой помадой, на редких ресницах - густой слой черной туши. Вторая женщина - небольшого роста, выглядит более скромно. Она тоже накрашена, но более элегантно: помада нежного оттенка, чуть заметные тени на нависших веках и розовый румянец.

– Вот посмотри, Михайловна, ну макияж же должен быть виден, - с ходу басит большой персик.
– Ходили сегодня на курсы макияжа, или как его там называют.

– Мэйк-апа, - по слогам добавляет румяная.

– Да-да, мэйк-апа. Да эти профурсетки сами не знают ничего. Какой у меня зимний тип? Я же вылитое лето разудалое!

– А мне понравилось, - мягким голосом возражает её соседка.
– Хорошие девочки, вежливые такие, интересно рассказывали, накрасили. А Агния Петровна, как обычно, разбухтелась.

– Да, пришлось всё переделать, - вздёрнула нос Агния.

Маленькая старушка с нежностью смотрит на нахохлившуюся подругу, сочувственно качает головой.
– Зря ты с нами не пошла, - обращается она к Лидии Михайловне.

– Да нечего там делать, - буркает Агния Петровна и скрещивает руки на груди.

Оставив Лидию Михайловну на скамейке с двумя накрашенными собеседницами, мы со Светой идём по тропинке, ведущей вверх по склону, дальше, за здание больницы. Оборачиваюсь и с улыбкой говорю:

– Какие интересные дамы.

– Это наши активистки. Не пропускают ни одного мероприятия, ни одного спецкурса или кружка. Их расписанию можно позавидовать: йога, вышивка, роспись по шёлку, вязание, рисование, курсы выразительного чтения, хор. А про походы на выставки и в театры и говорить нечего.

– Молодцы! Всё успевают. Такие энергичные!

– Конечно, будешь тут энергичным. Они мне как-то сказали, что хотят, чтобы каждый их день был неповторимым и незабываемым. У Агнии Петровны - диабет в третьей стадии, Наталья Петровна - после рака груди.

– А по ним и не скажешь!
– охаю я.

– Порой болезнь открывает в человеке силы, о которых он и не подозревал до этого. Кто-то целыми днями проклинает весь мир из-за занозы в пятке, а кто-то на инвалидной коляске горы покоряет.

Какое-то время мы бредём молча и выходим к развилке.

– Дальше мы, наверное, сегодня не пойдём. Я тебе и так скажу: если пойти налево...
– она усмехается.
– Если пойти налево - ничего хорошего.

Я понимающе улыбаюсь.

– А если говорить об этой дороге: там очень красивое место, обязательно туда еще сходим. А там, - она указывает на дорожку, теряющуюся где-то среди черных стволов, освещенных розовым светом уходящего дня, - через метров триста будет дом директора.

– Он живёт тут?
– мои брови ползут вверх.

– Да, у него тут что-то вроде летней резиденции. В погожие деньки он часто проводит здесь время. Говорят, он до того богат, что может совсем не работать.

– А откуда у него столько денег?

– Владеет какой-то компанией, по добыче полезных ископаемых, что ли. Сам он - бывший военный. Когда его жена умерла, ушёл со службы. Потом подался в бизнес, и через каких-то пять лет стал одним из самых богатых людей города. Потом вот пансионат наш построил...

– А что случилось с его женой?

– Автомобильная авария, - коротко отвечает Света.
– Бедняга. Он так после этого и не женился. А ему-то всего около сорока, - она вздыхает, приводя в движение свою выдающуюся грудь.

Возвратившись к скамейке, где мы оставили Лидию Михайловну, находим её на прежнем месте. Она и двое её подруг живо обсуждают очередной брак какой-то телевизионной звезды.

– Срам, да и только! Вот мы выходили замуж раз и по любви! А эти придумали какие-то гражданские браки, прыгают от одного к другому, - возмущается большая Петровна.

– Ну, что ты, Агния, - мягко возражает ей менее габаритная Петровна, - может, у них любовь.

– Жизнь, она - штука длинная, и в ней всякое случается, - примиряет их Лидия Михайловна.

– Ну что? Нагулялись?
– весело спрашивает Света.

– Да, пора бы уже по кроваткам, - кряхтит Агния и взглядом подзывает уже направляющуюся к ним сестру-сиделку.

Комната заполнена мягким зеленым светом абажура. Мы помогли Лидии Михайловне переодеться, и она уже в постели. Её желтое усталое лицо кажется ещё меньше, утонув в глубине огромной подушки

– Что сегодня: проза или поэзия?
– Света держит в руках две книги, как бы взвешивая, какая из них тяжелее.

– Пожалуй, я бы послушала стихи. Что-то сегодня утомилась. Боюсь, "Сага о Форсайтах" требует большей концентрации.

Света кладёт одну из книг на журнальный столик, а сама поудобнее располагается в кресле и открывает синий томик. Замечаю, что это стихотворения Эдуарда Асадова. Я люблю этого поэта. Он пишет просто, без заумных оборотов. Но его стихи такие чистые, добрые. И своим незамысловатым слогом способны тронуть самые сокровенные уголки души. Света читает стихотворение " Воспоминание".