Золотые земли. Птицы Великого леса

– Гори-гори ясно!

И они закричали наперебой, недружно:

– Гори-гори ясно, чтобы не погасло!

Дерево стучало под сапогами:

– Гори-гори!

И пожар ревел вдалеке:

– Гори-гори!

И духи визжали вместе с ветром:

– Гори! Гори!

Дружинники покидали Лисецк.

Городу пришло время умереть.

Замыкающим шёл Горыня. Воевода остановился, подождал, когда девушки заберутся обратно на настил.

– Ну, дальше дело за вами, – сказал он, оглядев по очереди Третьяну и Дарину. – А где рдзенец?

– Присоединится чуть позже.

Горыня кивнул, потупив взляд, вдруг снял рукавицу и пожал Даре руку.

– Удачи, госпожа лесная ведьма. Детинец уже занялся, так что осторожнее там.

Она, не скрывая злости, процедила сквозь зубы:

– Ваш огонь не уничтожит скверну, зато усложнит нам задачу. Кто-нибудь из нас может погибнуть из-за пожара, который вы начали.

– Я сделал то, что нужно, – мрачно сказал воевода. – Удачи, госпожа лесная ведьма.

Девушки долго смотрели, как Горыня спускался по дороге к Дальним воротам, и по безлюдной Стрельной улице разносился его гулкий топот.

– Семья князя для него как родная, – тихо произнесла Третьяна. – Он очень любит княжича, как сына. Наверное, ты бы тоже хотела так отомстить за свою сестру.

– Не смей сравнивать, – прошипела Дара. – Не смей.

Она сорвалась с места и быстро пошла к детинцу. Какое право имела эта девка так говорить о Весе? Что она понимала? Что она могла знать о чувствах Дары? У неё отобрали не государя, не друга, а родную душу. И забрал её не колдун, не князь, не человек, а зима, смерть и холод.

На тёмной дороге заворочалась точно живая скверна. Дара прожгла в ней дыру.

Горыня убил десятки невинных людей, желая отомстить за князя. А из-за Дары все эти люди и погибли. Все вокруг гибли, потому что она ослушалась Морану.

– Я займусь детинцем! – крикнула она, не оборачиваясь. – Начиная с севера, иди по Охотничьей улице.

– Где?

– С севера, – повторила раздражённо Дара.

– А где именно?

Как же хотелось её ударить. Развернувшись на пятках, Дара посмотрела на Третьяну, но лица её в темноте разглядеть не смогла, та стояла слишком далеко.

– Кто из нас двоих вырос в Лисецке? Ты или я? – язвительно спросила она. – Вот сама и найди эту клятую Охотничью улицу!

Третьяна промолчала. Тени скрывали её лицо, и Дара не представляла даже, что она почувствовала. Разозлилась? Расстроилась? Обиделась? Наконец она молча развернулась и пошла назад.

– Куда ты попёрлась?! – выкрикнула Дара. – Охотничья улица выше.

– А? Ой, – Третьяна стыдливо захихикала. – Что-то я… от дыма…

Некоторое время они ещё шли вдвоём, пока не достигли перекрёстка. Охотничья улица огибала весь детинец и таким образом очерчивала круг.

– Тебе направо. Встретимся здесь, когда обойдёшь по кругу, – сказала Дара.

Дальше её вела прямая дорога к воротам в детинец. Их оставили распахнутыми. За высокими стенами уже полыхал пожар. Дворец горел, точно огромный погребальный костёр. Больше не было слышно криков. Больше не осталось никого в живых. Только Дара и духи Нави.

Они наблюдали за ней со стен детинца. Кажется, пожар им наскучил, как только они поняли, что обычный огонь не уничтожал скверну. Холодная вязкая жижа всё ещё бурлила под ногами. Дара ступила с настила на землю, стянула рукавицы, размяла пальцы.

– Фу-у-ух, – она глубоко вздохнула и закрыла глаза.

Вокруг рычал пожар. Было жарко и душно. Горячий ветер трепал волосы, а они липли к потному лбу. Было так ярко, что даже через закрытые веки Дара видела свет.

Она снова вздохнула и позвала огонь к себе, сжала кулаки, потянула.

И детинец рухнул во тьму. Ветер пронёсся, разнося по сторонам пепел.

Дара открыла глаза. От потухших зданий поднимался чёрный дым. Пожар, созданный людьми, потух, и пришло время выжечь скверну.

Вместе с паром изо рта вырвались искры. В Даре скопилось слишком много огня, такую силу не удержать в себе даже лесной ведьме. Жарко, слишком жарко.

Нельзя было медлить. Всё пламя, что Дара поглотила, она выпустила на волю, но уже другим – золотым колдовским огнём. Он сорвался с рук, ударил в чёрную скверну, и та зашипела, забурлила. И испарилась.

Дара пустила пламя потанцевать по детинцу, она не жалела больше ничего. Никого не осталось во всём Лисецке, кроме неё и духов Нави. А они неожиданно радостно завизжали, узнав золотую силу.

– Ещё! Ещё! – пищали духи.

– Ж-жги, ж-жги, – шипели тени.

И огонь побежал по земле, разгораясь. Он плясал от одной стены к другой, он затопил весь детинец, точно разбушевавшаяся река. А Дара не жалела огня и смотрела, как потонула в пламени виселица, как исчезла конюшня, как покорёженные остатки княжеского дворца сгорели дотла.

Когда она покидала детинец, позади оставалось только пламя. Оно уже перебросилось на крепостные стены, и духи полезли по ним. Они карабкались вниз со стороны города, неся за собой колдовской огонь. Они не боялись чародейского пламени, оно не могло повредить им. Сотни огоньков в лапах, руках, на кончиках хвостов и даже на рогах – духи несли огонь, точно свечи, и, оказавшись на крышах городских домов, безжалостно их поджигали.

Это было почти так же прекрасно, как Долгая ночь в Совине. Дара невольно улыбнулась, любуясь огоньками. Стало светло, и пожар перестал казаться пугающим. Он забирал холод, тьму и смерть. Он уничтожал то, что уже умерло.

Но этого было недостаточно. Дара пошла вниз по Стрельной улице. Силы, что она взяла от потухшего пожара воеводы, хватило на детинец и хватило бы ещё на всю улицу.

– Жги! – радостно кричали духи Нави.

– Гори!

Дара снова улыбнулась, наблюдая краем глаза, как весело скакали духи по крышам, разнося пожар. Она больше не тратила огонь на здания, а жгла землю, чтобы ни капли чёрной скверны не осталось. Ей было так легко, и грудь распирало тёплое упоительное чувство. Лесная ведьма могла столь многое. Ей было всё подвластно. Этот пожар не походил ничем на тот, что уничтожил Совин. Тогда Дара была слабой, запуганной, загнанной в угол. Она уничтожала себя, чтобы уничтожить ненавистный город. Она чуть не потеряла собственную жизнь, творя заклятия. Теперь Дара была сильна, как никогда прежде. И огонь, рождённый в её руках, не истощал её.

Поджигая землю и дома, Дара тут же черпала силу у разгоревшегося пожара. И так раз за разом, до бесконечности.

На перекрёстке Стрельной и Охотничьей улиц она остановилась. Третьяны нигде не было. Ни во всполохах пожара, ни в темноте убегавшей вниз Стрельной улицы не было заметно никого, кроме духов.

Могло ли что-нибудь задержать Третьяну? Дара решила подождать. Но время шло, пожар всё ближе подбирался к перекрёстку.

Что могло случиться с ней? Дара видела огонь вдалеке на Охотничьей улице, видела, что земля в начале перекрёстка была очищена от скверны, но дальше, там, где улица заворачивала влево, справилась ли Третьяна с проклятием Здиславы?