Золотые земли. Птицы Великого леса

Но отныне в каждом доме, где они останавливались, в каждом дереве, за каждым камнем он мог различить яркий огонь, которого не замечал прежде. Не сразу он понял, что огонь тот живой, а когда понял, то испугался ещё больше.

Духи сторонились его, но подглядывали украдкой. Ежи чувствовал, как тьма в нём лениво рычала, ещё слишком сытая, чтобы напасть, она облизывалась на золотое пламя в сердцах духов, как он сам в детстве, наевшись жаркого, облизывался на горячее печенье, что мать доставала из печи. Ему до смерти хотелось попробовать рассыпчатого хрустящего угощения, только живот уже был раздут так сильно, что не выходило съесть ни кусочка. Так же было с золотым огнём.

Ежи наблюдал, как лес пустел перед ним, как разбегались в разные стороны духи, как улетали птицы. Люди не чувствовали этого, люди его не боялись. Но он сам себя теперь опасался.

Что с ним сделала Здислава? Он плакал поначалу, спрашивал Создателя, за что тот покарал его, молил о спасении, но Создатель молчал, и утешить Ежи могла только родная мать. Сам он вздрагивал от каждой её ласки, от каждого прикосновения. Не убьёт ли он её случайно? Мать была обычным человеком, в ней не жил чародейский огонь, но вдруг Ежи стал настоящим чудовищем? Вдруг он мог ей навредить?

К счастью, тьме под рёбрами было наплевать на Горицу. Она жаждала только золотого огня.

Ежи наклонился, чтобы пройти под согнувшейся от тяжёлого снега еловой веткой, а когда распрямил спину, то увидел тонкий чёрный дымок, что тянулся от трубы на крыше. В избе ведьмы топили печь.

Было тихо, безветренно, но высохшая яблоня вдруг покачнулась, и череп на ветке накренился, пустыми глазницами посмотрел на Ежи.

Он споткнулся, застыл, где стоял. Заскрипела дверь на расшатанных петлях.

– Далеко ефо до русальей седмисы.

На крыльце показалась Здислава. Она встала, сложив руки на груди, с таким видом, точно наверняка знала, что Ежи придёт, и давно его дожидалась. Ежи покосился с опаской на череп, потоптался на месте и, поймав на себе насмешливый взгляд старой ведьмы, подошёл к крыльцу.

– Да осветит Создатель…

– К лефему твоего Сосдателя! – гаркнула старуха. – С фем явился?

Ежи опешил от её крика, замялся. Всё время в пути он ломал голову, пытался придумать, как лучше заговорить со Здиславой, как обвинить её в содеянном, рассказать о погибшей Весе, о заражённом городе, о тьме, что чуть не убила волхва, но так и не придумал ничего путного. Просто спросил:

– Что ты со мной сделала?

Ведьма сощурила подслеповатые глаза, разглядывая его. Морщинистое лицо её вдруг вытянулось, беззубый рот раскрылся.

– Вот как…

– Что? Что как?

Здислава запахнула платок на груди плотнее, скривила губы.

– Я не думала, что так выйдет, пусторофдённый. Не думала, что тебя это исменит.

Губы у Ежи задрожали. Он зашатался, точно в него ударила молния. Мир вокруг расплылся.

– Не думала? Не думала?!

Он сорвался с места, взлетел по ступеням на крыльцо, руками схватил ведьму за шиворот, толкнул в стену.

– Люди погибли! Веся погибла, Веся! Я теперь какой-то урод, а ты не думала, старая карга?!

Испуг отразился в бледных глазах, дёрнулись обвисшие щёки. На короткий миг Здислава испугалась, только на миг. Тьма изнутри потянулась к ведьме и отпрянула прочь.

Здислава была черна, пуста, почти как он. Золото и смола перемешались в ней так густо, что нельзя было их различить. И Ежи не захотелось пробовать её чары на вкус. Они пахли гнилью.

Но он мог её убить, собственными руками задушить. Ежи занёс руку для удара, и вдруг спину обожгло. Он закричал, упал как подкошенный, а ведьма захохотала:

– Моя девоска меня зафифает от нефеланных гостей. Тебя, пусторофдённый, я не свала.

Распластавшись у ног ведьмы, Ежи оглянулся через плечо. Он попытался разглядеть свою спину, понять, действительно ли она горела, но одежда его была цела, зато череп на яблоне светился. Глазницы горели и смотрели прямо на него.

– Так фто не обифай меня, мальсифка, – предупредила старуха. – Я сама са себя могу постоять, но и другие сафитники имеются.

Униженный, напуганный, Ежи поднялся на ноги. Старуха была совсем маленькой и щуплой в сравнении с ним. Она беззубо ухмылялась с такой издёвкой, что хотелось разбить её уродливую рожу до крови.

– Что ты со мной сделала? За что убила людей в Лисецке?

– Проусила лесную ведьму, – улыбнулась Здислава. – Фто до тебя, так я не снала, фто так слуфится. Никто не творил таких сар уфе давно. Осень давно. Моя мать и её мать до неё – никто такого не делал. Откуда ф я могла снать, фто ты исменифься? Радуйся, фто вообсе фив.

От отчаяния выть хотелось, а ноги рвались с места. Убежать бы прочь от безумной старухи, от злых её чар. Но он стоял, всё ещё надеясь на чудо.

– Что же мне теперь делать? Как жить?

– Фиви, как филось, – пожала плечами ведьма. – Сто плохого?

– Но я… я чуть не убил одного волхва. И Милош меня боится. И Веся погибла, потому что я принёс ту проклятую куколку в город. Я всё разрушил, всё!

Здислава поморщилась от крика.

– Волхву так и надо. А фто до тебя… радуйся, пусторофдённый. Теперь и у тебя какая-никакая сила есть. Польсуйся.

Пользоваться? Своим проклятием? Он чуть не убил человека! Он убил Весю, погубил единственную, единственную…

– Ты должна мне помочь! Я спас твоего ребёнка.

– Спасибо са сыноска. Уф я его воспитаю, буду холить и лелеять. Только я тебе уфе за это отплатила. Больфе к нам не лесь.

Здислава открыла дверь. Продолжать разговор она явно не желала.

– Постой! – Ежи схватился за дверь, не давая пройти. – Что мне теперь делать? Как поступить, чтобы никого случайно не убить?

– А кого ты убьёфь, кроме фародеев? Весной симе не нуфны люди. Только они, – она кивнула в сторону. Ежи обернулся. Среди сосен мелькали горящие любопытные глаза духов. – Благодари меня, пусторофдённый. Я дала тебе силу.

Ведьма вдруг напряглась, оглянулась по сторонам, повела носом, громко вбирая воздух.

– Ты притафил за собой лесную тварь, – с отвращением прошипела она. – Поди прось! Увидимся на русальей седмисе.

И захлопнула с грохотом дверь.

Ежи остался стоять на крыльце, не желая поверить, что надежды не осталось, что нельзя было ничего исправить. Он – чудовище, нечто настолько страшное и мерзкое, что даже ведьма испытывала к нему отвращение.

Куда ему податься? Куда пойти? Весь путь от Лисецка до Пясков он проделал, желая избавиться от проклятия, а остался ни с чем.