Зона вечной мерзлоты

– Без базара, – согласился я. – Где хоронить будем?

– На нашем кладбище.

– Разве можно?!

– Кто запретит? – злобно ответил Никита.

– Нет, я не про это, – замялся я. – Просто кладбище человеческое, а мы там собаку.

– Стюардесса была в сто раз лучше многих из тех, кто на том кладбище лежит. Я ее похороню там, – твердо сказал Никита.

Я не стал переубеждать Никиту. Возможно, он был прав.

Запланированный хоккейный матч в последний момент поменяли на мини-футбол. В спортзале некуда было присесть, все лавки, стулья были заняты.

Ежегодно, накануне 23 февраля – дня Советской Армии, в спортивном поединке встречались сборные педагогов и обитателей за общедетдомовский суперкубок имени Лукьянова. Традиция была заложена еще старым директором. Ажиотаж вокруг суперигры был необычен: за последние годы общий счет составил 2:2. Капитаном сборной педагогов была Железная Марго, Вонючка отказался от такой чести, сославшись на изобилие работы. Большой Лелик, Гордеева, Сигизмундович, Гиббон, Комар, Зажигалка, Стасик, и я – вратарь – мы были костяк команды Железной Марго. Команду Клюшки возглавлял Щука, одним из нападающих был Никитон, он согласился войти в состав команды в последний момент, до этого категорически отказывался участвовать в суперкубке.

Вонючка выступил с приветственным словом. В спортзале произошло едва уловимое шевеление. Всех очень раззадорила фраза дерика «о вселенской любви к обитателям Клюшки». После игру взял под свое командование физрук Свисток.

Болельщики шумели, галдели до посинения, половина спортзала отчаянно переживала за педагогов, вторая – также отчаянно за обитателей. Первый двадцатиминутный тайм окончился ничем, хотя опасных моментов было предостаточно. Многих поразило, с каким бесстрашием Железная Марго ходила в атаку, голевых ситуаций было предостаточно, но ворота так и не были распечатаны.

Второй тайм оказался еще более напряженным, закончившись счетом 1:1. Была назначена дополнительная десятиминутка. Все игроки от усталости и эмоций валились с ног, но глаза их светились азартом, игра всех увлекла. Периодически в зале гремело воодушевленное: «Судью на мыло».

Дополнительное время не изменило счета, и была назначена после пятиминутного перерыва серия из пяти пенальти. Зал то замирал, то оживал. Первым гол в ворота обитателей забамбасила Гордеева, и зал восторженно заорал. Щука подошел к мячу, и крученым ударом направил его в самый дальний угол моих ворот. После забитого гола с его лица не сползала самодовольная улыбка. Железная Марго, как заправский футболист, долго переставляла мяч с места на место, она ловила на себе взоры десятков глаз. Удар ее был не сильный, но точный. Потом очередь подошла к Лису, он справился с возложенной на него задачей, мяч обжег мои пальцы и оказался в сетке. Счет после четырех пенальти был равным. Пятый решающий мяч в ворота обитателей забил Сигизмундович. Счет стал 6:5 в пользу педагогов. Последним к мячу подошел Никитон. Он заметно волновался, от его удара зависело все. Никита долго готовил мяч, и так его ставил, и сяк. Я напрягся, как торпеда. Щука подошел к другу, что-то шепнул ему на ухо, Свисток жестко приказал Командору покинуть поле. Прозвучал свисток быть пенальти. Я приготовился к отражению мяча. Зал застыл, молчаливо наблюдая за Смирновым. Никита размахнулся, и… мяч пролетел намного выше ворот. В зале происходила несусветная суматоха. У меня внутри все оборвалось, мне стало страшно. Я понял, что Никитон специально не забил гол и послал мяч выше ворот. Господи, что же он натворил-то самоубийца. Его же Щука прибьет за поражение. Зал продолжал галдеть. Одни кричали, что гол нельзя засчитывать, другие доказывали обратное. Споры прекратил Свисток:

– Со счетом 6:5 команда педагогов выиграла Суперкубок имени Лукьянова, – торжественно произнес он, но при этом не сводил укоризненного взгляда с Никитона.

Зал взорвался криками и рукоплесканиями. Щука в раздевалке накинулся на Смирнова. В жизни друзей, во всех отношениях между ними, со временем действует какая-то разрушительная сила. Может оттого, что когда постоянно двадцать четыре часа находишься везде вместе, что-то протирается, как в велосипеде шина. Дружба Никиты и Щуки медленно угасала. Никита больше не нуждался в покровительстве друга на Клюшке, он сам незаметно для Макса стал самостоятельной фигурой, к которой прислушивались другие обитатели. Как-то Никитон не выдержал и откровенно сказал Щуке:

– Там, где у нормальных людей находится сердце, у тебя Макс большая черная дыра и я не хочу, чтобы ты меня в нее затянул.

– Да, где уж нам, – ответил, обижено, задетый за живое Щука. – Ты же у нас добренький, а я… – он задумался. – Я для всех останусь Щукой, страшным и ужасным.

Никита молча обдумывал слова друга.

– Ты впервые сказал про себя правду, – тихо произнес он.

Парни чувствовали, что их дружба зашла в тупик.

– Ты специально поддался, – кричал, брызгая слюной, Щука. – Никитон, я от тебя такой заподлянки никак не ожидал.

Смирнов застыл, как восковая фигура.

– Зачем ты убил Стюардессу? – в глаза спросил он.

– Не трогал я твоей Стюардессы, – злобно буркнул Щука.

Никита достал из спичечного коробка бычок «Бонда».

– Возьми его себе на память, – произнес он с пренебрежением. – «Бонд» на Клюшке куришь только Макс, ты. Зачем ты убил мою Стюардессу, – на глазах у Никитона показались слезы. – Ты же знал, как я ее люблю, и ты ее убил. Ты после этого хуже врага.

– Никитон, надень слюнявчик, – хорохорился Щука. – У тебя совсем крыша поехала? Какая-то старая собака для тебя важнее друга? – словно надеясь на что-то, крикнул Щука. – Никитон, ты же мне как брат! – с надрывом произнес он.

– Макс, – безжалостно произнес Смирнов и на его лице застыло выражение брезгливости. – От таких друзей, как ты, надо спасаться. Ты ненасытная утроба!

Первую минуту Щука, выпучив глаза, смотрел на друга, потом до него дошел смысл сказанных слов, и с перекошенным от бешенства лицом он набросился на Никиту.

– Предатель, – в неистовстве кричал он. – Я тебя зачморю…

– Тебя уже зачморили, – и Никита, утирая рукавом рубашки кровь с разбитой губы, захохотал. – Командор оботравш, – кричал он громко на весь спортзал. – Оботравш… оботравш-ш-ш…

– Закрой варежку… – в исступлении заорал Щука и со всей силы стукнул кулаком Никиту по лицу.

– Пошел ты, – Никита презрительно, отхаркнул, сплевывая кровь на пол.

Щука, увидев кровавый харчок, оторопел и внутренне изменился.

– Никитон… – с отчаянием крикнул он, подбегая к Никитону. – Прости меня!!! Не хотел я трогать твою Стюардессу, она сама вцепилась в меня, когда я тащил этот проклятый комбикорм для Трехдюймовочки. Я ее просто пнул и она сдохла.

– Поздно оправдываться, Макс, я с оботравшем не разговариваю.

Щука исподлобья, хмуро посмотрел на друга и недовольно пробурчал:

– Не думал, что из-за какой-то собаки, ты пожертвуешь другом!

Никита ничего не сказал, молча вышел из раздевалки.

Нить, связывающая их, была окончательно разорвана. Щука бросился на стенку, и в бешенстве стал бить ее ногами.

– Падла… падла, – кричал он, на его лице застыло злобное выражение.

Клюшка жаждала крови. Много крови…

В классе негромко разговаривали, ждали Пенелопу. Ее все не было и не было. Ушла, как за смертью. Щука на шухере поставил Каблука, тот стоял, спрятавшись за стеклянными дверьми лестницы.

– Идет, – предупредил он всех.

В классе мгновенно установилась мертвая, напряженная тишина. Через минуту вошла Пенелопа.

– Чувствуется, она с астралом сегодня в полном разладе, – съязвил Комар.

Пенелопа села за стол, резко придвинула к себе журнал, и только собралась его открыть, как его взгляд уставился на рядом лежащую сумку. Она медленно подняла голову и металлическим голосом, от которого у половины класса мурашки побежали по спине, вскрикнула:

– Кто рылся в моей сумке? – ее глаза забегали по классу.