Зверь

Подруга тяжело вздохнула и ответила:

— Спокойно. Я перезвоню, если получится.

Когда Вадим, наконец, вышел из квартиры, мне он показался совершенно другим человеком. Во-первых, красноватый кончик носа и немного мутный взгляд сразу намекнули на «обдолбанность» Фила. Во-вторых, он уже так не морщился от боли и почти не хромал.

— Принял обезболивающее? — съязвила я, глядя на него жестко.

Филатов скользнул по мне отрешенным взором, кивнул.

— И что? — поинтересовался, улыбаясь. — Накажешь меня? — прищурился. — Ты-то можешь.

Я решила промолчать, хотя очень хотелось послать его подальше. Но все в том же напряжении мы покинули это место.

***

Находясь наедине с наркоманом, ты невольно окунаешься в его безумие. Этот сюрреалистический сон превращается в борьбу между разумом и чувствами. Осязание. Обоняние. Все смешивается, и ты смотришь на человека, казавшегося до этого кем-то не совсем нормальным, и у тебя на глазах он вдруг превращается в самого нормального, потому что тебе уже не ясно, кто из вас двоих на самом деле адекватен. Ты, сидящая на полу у стены с граненным стаканом водки, или он, взлохмаченный, с расстегнутой рубашкой, лежащий на диване и орущий своим потрясающим баритоном: «Черные птицы слетают с луны. Черные птицы — кошмарные сны. Кружатся-кружатся всю ночь. Ищут повсюду мою дочь…».

Надрывно так пел, что я могла видеть напряженные связки на его шее, Фил кричал, остекленело глядя в потолок, удручая мое состояние текстом несменного Бутусова. Чертовщина какая-то! Пусть бы Вадим и не умел петь вовсе, но его энергия — темная, жгучая, как те глаза, что за несколько суток не раз мечтали стереть в порошок вся и всех — просто не могла оставить равнодушной меня — ту, которая на протяжении жизни мечтала о приключениях. И вот они, получи.

— Дерьмово… — вдруг проговорил Филатов, прижав ладонью струны.

Мы закрылись в его квартире. Я не понимала, как мне уйти. Завтра ведь на работу. Но почему-то рядом с этим «монахом» в черной одежде все житейские, простые бытовые вопросы растворялись сами собой. Не хотелось думать о завтрашнем дне и о своем существовании в целом. Вадим ломал мои приоритеты, принципы и мировоззрение. Ну было в нем что-то такое, от чего мне совсем не хотелось отводить глаз. То есть смотришь на него и понимаешь: «Полная задница. Он козел. Придурок. Но… я не уйду. А нужно. Но не могу. А нужно!».

И так до бесконечности.

Я разочаровалась в себе. Как оказалось, от меня не осталось ни крупицы. Здравомыслие упорхнуло. Но… вдруг вспомнилось…

— Твоя мама, Вадим. Она приходила к Косте. Тебя родители ищут, Вадим.

Филатов резко сел. Гитара звякнула струнами, от того как внезапно Фил поставил ее на пол. Он упер в меня свой пристальный взгляд и проговорил:

— Молчи. Никогда не говори мне этого. Плевать… — а потом неожиданно и не по теме: — Ты не знаешь, почему Бог отвернулся от людей?

Я сглотнула. Прямо во рту пересохло. Моргнула, зажмурилась и сделала большой глоток из стакана. Закашлялась. Едва не вырвало.

Фил рассмеялся, красиво так и хрипло. Я гневно сверкнула глазами в его сторону и ответила:

— Не знаю. По-моему, люди это заслужили.

Смех оборвался.

— Тогда почему от меня отвернулся? Я тоже заслужил? — тихий, болезненный голос с хрипотцой, но в то же время сильный, решительный тембр бунтаря.

А какой у бунтаря тембр? Черт. Какой, в самом-то деле. Пьяные мысли…

— Все просто, — вдруг тоскливо ответила я и посмотрела на застывшего на диване Фила. — Ты сам от Него отвернулся. Теперь не обижайся.

Губы Вадима задрожали, он мягко улыбнулся, сказав:

— Чертовка… маленькая святоша, но чертовка… Я же говорю, что ты можешь меня наказать.

Подмигнул.

Я отвернулась. В колене пульсировала боль.

«Он еще крепко спал, когда утро взошло. Он еще крепко спал, когда утро взошло…».

Комментарий к Глава четвертая

В этой истории будет много отсылок к песням. Вплоть до того, что в самих диалогах героев могут проскакивать цитаты известных хитов отечественной рок-музыки.

Это все ее темное влияние )))

========== Глава пятая ==========

Я проснулась от того, что нечто мягкое и пушистое щекотало ноздри — коврик. Дернувшись и вскинув голову, приложилась затылком о стену и вновь опустилась на пол.

Приоткрыв один глаз, потерла ушибленное место, и застонала от жуткого самочувствия. Казалось, куролесила всю ночь.

В комнате я была одна. Определила это сразу, как присела. Не без труда, кстати. Тело ужасно ломило, а левую ногу почти невозможно было разогнуть. Чудовищное падение с мотоцикла сказалось и на Филатове, если судить по тем звукам, что доносились из туалета. Парня нехило рвало.

Я вдруг подумала о Мишке. Где он сейчас? Что делает? Жив ли?

Взгляд невольно скользнул по часам, висящим на стене. Несколько секунд я переваривала информацию, а потом вскрикнула:

— Работа! Мне нужно на работу!

Но сделать ничего не смогла, поскольку удручающее физическое состояние оставляло желать лучшего. Обессиленно прикрыв глаза, притихла и стала дожидаться Вадима. Вскоре он возник на пороге и опустился на пол рядом со мной. Когда я перевела на него свой сонный взгляд, то ужаснулась. Выглядел Фил просто отвратительно. Пахло от него ментолом — почистил зубы, — но всклокоченные волосы, ярче проступившая щетина, красноватые белки глаз и серый оттенок лица превращали парня в зомби.

Он, уловив в моем взоре смятение, хмыкнул, отвернулся и привалился спиной к стене.

— Я тебе чаю заварил.

— Эм… Вадим, я должна уйти, — ответила, покосившись на угрюмого парня.

Он закурил и повернулся ко мне, прищурившись:

— Останься.

Ну уж нет. И нечего на меня смотреть так, словно умрешь от моего отказа.

— Я серьезно. Мне на работу нужно.

Моргнула и сглотнула, растерявшись от того, как Филатов улыбнулся. Его бледное лицо преобразилось, став каким-то невинным и мальчишески-искренним.

— У тебя нога отекла. Куда ты пойдешь? — спросил, кивнув в мою сторону. — А если к врачу — придется сочинить целую историю, чтобы там ментов не вызвали. Так что… будешь тут.

— А ты не боишься, что они к тебе заявятся? — ухватилась за протянутую Филом руку, которую он предложил, поднявшись.

— Если ночью не нагрянули, значит пронесло.

Я изумленно захлопала ресницами, глядя на Вадима с некоторой злостью. Неужели ему на все плевать? Что за человек? У него есть хотя бы какие-то моральные принципы?