Звезда Аделаида - 2

… Гарри не понимал ни своего сна - почему… там его поцеловал благородный хозяин, ни яви - почему они - братья принялись вдруг - Гарри подсмотрел… так неистово целоваться, а потом Кх`э-вот-ри-у-у-с-с прошептал что-то. Они бросили лизаться, а стали лежать в обнимку, почти голые - Гарри даже видел жопу Кх`э-вот-ри-у-у-с-сэ - красивая задница, ничего тут и не скажешь. Но Истинный Человек с большим носом всё равно не нравился Гарри отчего-то. И начали они разговаривать, причём говорил Сх`э-вэ-ру-у-с-с, а брат его внимательно так слушал. И от голоса благородного хозяина вновь встала писька, но Гарри теперь знал, что не нужно дрочить, как Рангы, довольно только слушать этот голос, тихий, обволакивающий, погружающий в очень много пальцев раз что-то приятное, как во сне, когда благородный рим-ла-нх`ын-ин водил руками по Гарри, и он кончит. А этот конец, это так хорошо, ну просто замечательно, никогда не было так легко в теле!

Вдруг заговорил Кх`э-вот-ри-у-у-с-с, и Гарри в неистовстве, пока тот-кто-делает-навыворот тешутся друг с другом разговорами и не видят его, выскочил, скинув плащ, голый, разгорячённый сном и голосом Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ на холод ночи конца месяца девятого, а, скорее, даже начала месяца десятого, показавшийся ему свежеповатой отдушиной вместо спёртого, горячего воздуха в х`нарых`, где пахло спермой, и побежал в какие-то густые заросли, с хрустом ломая ветви, оказавшиеся стеблями ревеня. Там, на обломанных трубках густой, высокой, сочной травы, Гарри и кончил, подрочив вволю, несколько пальцев раз - он не считал даже, ему просто понравилось это делать. Очень, ещё с первого, такого неуклюжего раза. Но в х`нарых`-х`э особо не подрочишь - тот-кто-делает-навыворот словно сговорились сидеть внутри почти безвылазно и выходить с ним, Гарри, только на овраг, где он видел, внимательно наблюдал за их жопами и письками.. Нет ли чего странного в их сранье или сиканьи? Но нет, ничего особливого в этих делах у них обоих не было. Мужики как мужики, всё при них, как даже у рабов х`васынскх`по утрам и на ночь, а когда приспичит, то и днём, отбежав в сторону ближайшего лесочка во время кочёвки. А в землянке никто не срал и не ссал, это зимой-то, а выбегали из неё на морозец да подальше, чтоб не воняло и не вляпаться.

Гарри выполз из таких гостеприимных, но колющих ноги высокими обломками трав, зарослей, обошёл их так, чтобы не попасться на глаза дозорным, которые преспокойно возлежали на холодной земле, а двое даже еблись, судя по стонам и рычанию. Но Гарри решил не смотреть на тот-кто-делает-навыворот снова, чтобы опять не пришлось дрочить, а то писька уже болит - натёр уж больно. Он отошёл подальше от зарослей ревеня и преспокойно заснул… на земле племени Х`ынгу, где сильно брюхатые бабы, спасённые от насилия накануне Квотриусом, и нашли его поутру, когда в лагере прозвучал рог. Звук его, чистый и громогласный, тут же разносился по всей округе, проникая и в х`нарых` Истинных Людей, последнее, что у них осталось.

Бабоньки оттащили втроём Х`аррэ, беглого раба своего племени, в разгромленный, но устоявший - крепко рабы сделали - х`нарых`, прибежали их товарки, и все вместе принялись избивать Х`аррэ ногами и, щипля его за тело и, что особо больно, так лупя его по яйцам, что выдёргивание волос из его нечёсаных, вшивых и гнидастых патл казалось шуточным занятием, не заслуживающим особенного внимания.

Гарри кричал громко, зовя на помощь Сх`э-вэ-ру-у-с-сэ, но, конечно, из-за шкур, которыми был обтянут х`нарых`, его вопли не были услышаны благородному рим-ла-нх`ын-ин-у. Женщины позвали на подмогу подростков - уродов всяческих, малолеток, лет два раза по руке. Ну, может, два раза по руке и один - два пальца. Те притащили трут и кремень явно, чтобы поджарить на костерке избитого женщинами до полусмерти раба - предателя своих прежних благородных хозяев. И подумать только, кем избитым - сильно брюхатыми бабами, так велика была их ненависть к беглому рабу, приведшему в их стойбище завоевателей!

Гарри положили плечами и жопой на два здоровенных камня. А под спиной мальцы развели костерок. Один из подростков, сильно хромой парнишка постарше остальных на один палец лет, не больше, ещё необрезанный, выступил вперёд и громко и пафосно объявил самому Гарри и всем собравшимся подросткам и брюхатым бабам:

– Х`аррэ, мерзкий, ничтожный, беглый раб! Мы замучаем тебя до смерти, ты будешь умирать очень, очень много пальцев раз времени долго. За то, что это ты, я уверен да и матери наши, оставшиеся в живых, хоть и немного их, привёл на наше несчастье неведомых воинов!

Это сделал ты, ничтожный ублюдок, недоносок, мать твоя еблась с волком нечистым!

И хоть ты странно изменился, но этот цвет глаз - только твой! Ты, Котёнок! Сейчас мы из тебя сделаем жареного кота, ведь стал ты почти, что стариком для раба!

Верно, ты - колдун, а вот где твоя деревяшка, которой смешил наших мужчин и женщин, да даже детей? Даже детей наших, убитых или угнанных в плен из-за тебя одного, и тех смешил, пока они росли при матерях, таких же счастливых, как и их дети. Да как всё наше родное племя «Блестящего» - вождя нашего непобедимого, всегда выигрывавшего в любых битвах с супротивниками - жило счастливо! Без потерь, без этих страшных жертв, даже те-кто-не-умер-вовремя! И им жилось припеваючи у нас в племени, никто не отводил их в лес на верную погибель, как делают многие и многие другие, невежественные роды со своими теми-кто-…

Гарри едва ли понимал треть сказанного - так убог был его язык, язык всего лишь раба Истинных Людей.

– Нету деревяшки? С собой взять забыл потому, как стыд потерял и голым теперь у завоевателей-сокрушителей наших расхаживаешь?! По их глупому и непристойному обычаю обнажать тела свои уродливые, негожие, хоть и схожие с телами наших погибших мужчин?

… Это мальчик насмотрелся на то, как легионеры сушились от пота, заработанного во время битвы и последующих насилий. Они расхаживали по лагерю без туник, голыми, подсушивая тела, время от времени согреваясь в наступившей холодной ночи у костра. Даже раненые, которых, к слову, было только пятеро, сидели или развалились в повязках, наложенных Формеусом Верокцием на их немытые тела...

Тут костерок лизнул спину Гарри, и он закричал громко и истошно, таким непростым образом попросту развлекая всех присутствующих мучителей пронзительными воплями. Через некоторое, весьма неприятное и болезнетворное для него время в х`нарых` вбежали несколько пальцев - Гарри было не до счёта - на-х`э-м-ни-ков. Они быстро разогнали всех остальных, глядящих на пытку Гарри инвалидов, уродов, брюхатых пинками, в том числе и Гарри, которого просто скинули с самодельной, быстровозводимой «жаровни» в сторону. Из разговора двух пальцев на-х`э-м-ни-ков, ведущихся на более-менее понятном Гарри языке, выяснилось, что они и явились-то только случайно так вовремя, придя порыскать по х`нарых`хэ в поисках воды жизни. Может, не нашли чего в поспешном повальном вчерашнем грабеже, занимаясь больше пытками и насилиями, которым мешали эти двое сумасшедших братца Снепиусов, разгоняя наёмников на самом интересном для них, конечно же, месте или Распиная прямо на бабе.

Костёр же развели побольше, плеснув в него для интереса сначала немного добытой из потайного места ышке бяха - подумать только, она - вода жизни - ещё и горит! Кроме того, что обжигает рот, щёки и глотку и то-что-внутри, ударяя потом в голову так, что хочется петь и плясать под собственное воинственное пение, а после иметь баб и молодняк из парней.

Да ещё как горит!

В огонь побросали выломанные из х`нарых` доски и палки. А потом, разойдясь, начали, под горестный вопль сильно брюхатых женщин и неистовые крики калек (а что им оставалось делать, кроме как кричать!), обрывать шкуры со стен дома-шатра Истинных Людей. И куда подевались все молодые воины? Они б такого не потерпели. Куда подевались опытнейшие воины и сам Х`ынгу, достойные преклонения воины и как они все были перебиты рим-ланх`ы-ни-на-ми, Гарри хорошо помнил. Уж что-что, а на память он не жаловался. Помнил же он всё, от начала битвы, когда древнего старика начал теснить Х`ынгу до того мига, когда прежде грозного вождя ткнули в сердце каким-то широким кинжалом. А после… После началось нечто невиданное, о чём лучше не вспоминать. Для сохранения в целости и сохранности своих же собственных мозгов. Но Гарри не помнил ничего, он же банально проспал после бега наперегонки с квадригой штурм собственного становища.

Но дым от пожара проник в лёгкие Гарри, и он чуть не задохнулся от запаха палёной, хоть и старой, дублёной кожи. Он собрался с силами и выскочил из уже рушащегося х`нарых`хэ потому, что пламя лизало уже его потолок, обваливающийся кусками прогоревших шкур внутрь. И в точку. Как только Гарри оказался снаружи горящего дома-шатра, тот тут же, с грохотом обрушился да прямо сразу и весь, и пламя вознеслось ввысь, к богам, живущим и в священных рощах, и высоко на небе в своих роскошных, нерукотворных х`нарых`хэ…

Никогда никто их живых, кроме друида, как он рассказывал громко и нараспев о своих славословиях богам и полученным от них повелениях, так, что слышно было даже рабам, не видывал этих богов. Но Х`ынгу не прислушивался к этим повелеваниям, а делал всё по-своему, не жил в мире с соседями, за что и пришло огромное несчастье в его, прежде такое гордое и жестокое, племя. И вовсе Гарри не виновен в пришествии воев в блистающих доспехах, это всё Х`ынгу дела небогоугодные! И вовсе не за что было пытать Гарри столь жестоко - до сих пор обожжённая спина болит. Только Х`ынгу своим небрежением к богам призвал такое громадное, не сказать, последнее потому, что оставались ещё живые, горе-несчастие на своё племя!