Звезда Аделаида - 2
Шрифт:
У меня же есть постельный, верный только мне друг…
Глава 25.
– Итак, что пишет миссис Элоиза Скуонк из Манчестера? Так-с: «живём в маглесе», «не боюсь, что укусят меня, я же - простая домо…», «Ваша статья произвела на меня неизгла…впечатлен...».
– А по делу-то что-нибудь есть, курица?– со злостью, устав читать бедные лингвистически дифирамбы себе, подумал Ремус.
«Недавно у нас поблизости, в магической части города, укусили мистера…», «И он, бедняжка, наш добрый друг, должен страдать так тяжело? За что?»
– О, вот это уже ближе к теме.
«Министр Скримджер обманул всех вервольфов, явившихся, как выполняющие свои обязанности граждане нашей димократической страны,
Спасибо, миссис Скуонк. Да, я - «человек» незаурядный, смелый, отважный и тэ пэ, но глубоко несчастный. Без Сева в Хогвартсе можно вообще подохнуть от сентябрьских, ранних хлябей небесных за окном и пьянства - он ведь всегда, останавливал меня, бывалоча, говоря: «Рем, друг мой милый, окстись, тебе уже хва. Пора на горшок и баиньки».
А как мы с Севом языки-то начёсывали! Аж чуть ли не до дыр чесали! Эх, Северус, ну что ты там где-то... там так надолго-то? Не иначе, как во времени запутался! Взял, небось, у МакГонагалл Хроноворот и давай по временам всеразличным шляться в поисках той сладкой парочки?! И как тебе на месте-то не сидитя, а всё на свою жопу приключений ищешь по ночам.
Забыл, что ли, что ждут тебя и здесь,в Хогвартсе, и в замке твоём тёплом домашние эльфы совсем уж заждались. А какие они у тебя трудолюби… Нет, не могу больше вспоминать, как Сев прошлым летом пригласил меня в Гоустл-Холл погостить на месячишко, как мы купались голышом, и неоднократно, в чистой, прохладной реке, а я чуть было не признался ему в… своих чувствах, столь непритязательных, сколь и многообещающих, если бы была ответная воля, твоя, Северуса на мои страдания и желания звериные, нелюдские, ведь я - нелюдь грязный, хоть хорошо, что в лапу дали и из списков первокурсников за чистоту… бывшую, крови не вычеркнули.
Всё, Ремус срочно продолжает читать дальше: «Мы все - наша полукровная семья и ещё несколько смешанных семей волшебников и магглов, готовы подписаться за отставку этого высокопаставлинаво чиновнека», «…готовы к опублекаванию нашего письма…», «не боимся произвола властей! У нас есть родня на Континенте…».
А-а, а Рем-то думал, что миссис Скуонк, действительно такая храбрая, что не боится «произвола властей». Но Вам просто есть, куда сбежать при случае. Но, всё равно, письмо интересное, внизу - множество подписей, вон, есть даже сделанные детскими ручонками.
Нет, выдавать Вас, всё же, уважаемая и благородная мать пятерых сыновей, Люпин, конечно, не будет, но ответит, а письмо, пожалуй, стоит опубликовать, как и ту стопочку, сделав из них выборки и изменив фамилии до неузнаваемости.
Пусть доблестные Ауроры Министерства свяжутся с этими двумя мешками писем! А Люпин посмотрит на этих Ауроришек потом... если захочет вообще обратить на нах своё высочайшее профессорское внимание.
Ведь все корреспонденты, как один, упоминают о запрете оборотням, даже не так давно укушенным и цивилизованным, творить магию. Да, среди написавших в редакцию, есть и злые на них, оборотней, не поддерживающие идею статьи, написавшие что-то, вроде : «Так им и надо, этой нелюди!». Но и они пишут о недопустимости отнимания волшебства у «нелюди». А профессор Люпин -репотртёр Пупкинс - и представить себе не может, что будет, когда схлынет волна возмущения против притеснения части прав граждан магической Британии, и орденцы опубликуют в той же газете такие уёбищные отчёты Тонкс… Нет, право, иначе и не скажешь о тех зверствах оголтелых, дорвавшихся до вседозволенности министерских Ауроров. Такие садисты, что старинная маггловская Инквизиция не пожалела бы о таких кадрах. (Люпин плохо разбирался в современной истории, не то обязательно вспомнил бы про Гестапо, но Ремус совершенно запамятовал о нём)
Если, конечно, газету не прикроют раньше…
…Северус полулежал, откинувшись в объятиях Квотриуса, и, замерзая, чувствовал, как струится в раздавшейся, не таковой сухой, каковой была, плоти того горячая кровь по венам. Видел он в странном зерцале, кое словно бы укрепили у него пред глазами, на отдалении некоем, как она приливает к восковому лицу, делая
его белее и живее на вид, не таким устрашающим и мертвецким. А Северус же заледенел совсем и на Оживляющее Слово, произнесённое не обученным профессионалом из св. Мунго, а самоучкой - лишь только начинающим стихийным магом - не реагирует никак, и дыхание у него столь слабое, что, кажется, вот-вот грудь его перестанет подыматься вовсе. И всё это с ним от невероятного холода, идущего откуда-то изнутри и сковавшего члены его. А отчего происходит хлад сей? Только ли из-за излечения его, Квотриуса? Да похоже на то, что именно излечение Квотриуса послужило причиною настолько близкого к пересечению вечного Стикса состояния возлюбленного брата.Остаётся одно - рискнуть и снова вызвать Их. Нет больше оружия против хлада, идущего из некоторого цетрума хлада внутри, видимо, души Северуса. Только на этот раз маг Стихий решил вызвать Стихию Земли, ибо в ней - истинная основа основ и твердь, и цветы многоцветные, и травы ароматнейшие до опьянения хапахом их, и злаки питательные, колосящиеся, и дерева твёрдые и высочайшие, узловатые и ещё гибкие - всё произрастает из земли. На ней же откармливаются животные и даже птицы многие, коих потом поедают люди вместе со хлебами и вином. Даже виноград, единственный источник вина и изюма, и тот тоже произрастает из тверди земли! Стихия Земли придаст сил Северусу бороться с внутренним хладом его. Что же, не как Она, поможет возлюбленному брату и Господину несчастливого Квотриуса! Ибо не восхощет один из братьев повергнуть брата своего к смерти никоим образом никогда и ни за что! Что бы не случилось меж ними! Даже если бы братья и разругались бы вовсе, до смнртоубийства никто из них другого не доведёт. Именно, что не то, что не убьёт собственноручно, но и не позволит умереть по своей вине.
В это правило Квотриус свято уверовал и продолжал верить. Значит, его задача - спасти самого любимого человека на земле.
И Квотриус решился - он подумал о земле, как о шаре - центре мироздания, вокруг которого вращаются и дневное, и ночное светила, и планиды, и, наверняка, звёзды. Ведь, если взглянуть на знакомое созвездие, как только появилось оно над землёй, и после, ранним утром, когда поют вторые петухи, рисунок его меняется.
Он бережно положил закоченевшего возлюбленного на покрывало, накрыв овчиной, хоть и знал, что не согреет она брата старшего и Господина дома, такового далёкого, за три итер педестер от места сего, а то и больше, в небесах вышних, в Эмпиреях, где его душа покуда пребывает судя по несколько закоченевшей, но явственной улыбке на его прекрасном лице. В тех самых Эмпиреях, куда не долетают никоии же птицы.
Попросту Квотриус никогда не видел умирающих от холода и не знал, что засыпают они, чтобы больше никогда не проснуться на этом свете, с блаженной улыбкой на замёрзшем, заиндевевшем лице.
Всё же, опасаясь из-за странной улыбки брата, сам на всякий случай лёг он на землю рядом с Северусом и положил обе ладони, как прежде, на сердце.
– На этот раз ничего заметного не произошло, вот только почувствовал я на себе тягу земную. Иначе как объяснить, что меня буквально вдавливает, расплющивает, размазывает по земле, но не даю я себе потерять сознание, а говорю, то вопрошая, то соделывая сие, повелевающе:
– О Северус, северный ветер мой, основа основ моих, корень моего естества, лампада разума моего, свеча, освещающая душу мою, биение крови в сердце моём живом, ответь - слышишь ли ты меня?
Отвечай! Да отвечай же!!!
Говорить трудно, как и дышать, ведь грудную клетку словно бы смяли, усевшись на доску, положенную на неё, вдесятером, но не сдаюсь я и повторяю словеса сии многократно, покуда не услышал в ответ вздох, кашель и хриплый, изменённый, но несомненно принадлежащий Северусу, голос:
– Зве… Звезда моя, Квотриус, уже здрав я. Отзови Стихию, не то давит уж очень Стихия Земли на меня, не выдерживаю я. Просто разомкни руки… если ты, конечно, сумеешь соделать сие без трудностей особливых. Знай, оcтанешься ты жить независимо о того, разомкнёшь ты ладони сейчас или же не удастся тебе сего.
– А ты?!
– спрашиваю деревянным голосом, тоже неживым, не своим.
– А что я? Кто тут у нас... стихийный маг?
– закашливается Северус а потом отшучивается по своему обыкновению.