Звезда Гаада

— Уходите, — сказал Гаад сердито.

И мы пошли. Тон у парня был многообещающий.

— Кария, останься, — он вздохнул, языком задумчиво цокнул, потом приказал, не глядя в мою сторону, — Сядь здесь и смотри.

Я осторожно придвинула кресло, стараясь не шуметь им, пристроилась неподалёку от кровати, но чтоб и от хозяина Чёрной земли на некотором расстоянии.

Стемнело как-то мучительно быстро. А Гаад всё так же сидел возле несчастного Карста. Правда, теперь уже пальцем спираль не накручивал, а просто держал ладонь у того над животом. Чернокрылый даже позы не поменял. Я вот временами вставала, прохаживалась, тело разминала. А Старейшина местный как будто вовсе не нуждался в этом. Пару раз посмотрел на меня, когда я шла, вопросительно — и я в ответ грустно качала головой, мол, так и не понимаю ничего, помочь не могу — и он отворачивался и будто уходил в себя. Будто мира и меня больше не существовало, только он и этот глупый и несчастный парень. Вот, тут комары к вечеру залетали. Я штук семь передавила, в окно выкидывая или на пол. И как минимум двенадцать кровопийц кормящихся на главном злыдне мира приметила. Тот даже не дёрнулся, будто не чувствовал вообще. Или не чувствовал в действительности.

Мне было тяжело думать о Карсте. Никак не могла успокоиться. Ведь если бы не я — он, может, так бы и жил спокойно, кормя главного злыдня. Ну, насколько мог спокойно, с его-то воспоминаниями о гибели близких. Судя по его реакции на мои слова, моё видение могло быть настоящим его воспоминанием. Или я как-то со стороны подсмотрела за событиями, случившимися несколько лет назад. Это вроде бы и способности, но толку-то с них? Карсту помочь я не могу никак.

— Может, сходишь, посидишь в другой комнате? — резко сказал Гаад.

Грустно спросила:

— Мешаю?

— Ты сейчас волнуешься сильно — и пространство сотрясается.

Растерянно выдохнула:

— Но ты же на меня не смотришь вообще! Откуда ты знаешь, что…

— Я слышу, — сухо ответил главный злыдень.

— Разве можно слышать чьи-то чувства и эмоции?!

— Значит, ты ничего пока не понимаешь, — он вздохнул, — Ладно, тогда просто приятное повспоминай что-нибудь.

— Да чем это Карсту-то поможет?!

— В спокойном пространстве больной скорее поправится.

Больше хранитель ничего не объяснял. Ну, если мыслить логически, то если болеющему человеку нервы не трепать, то ему и правда сколько-то легче поправится. Но рыжий вообще без сознания лежит, так что вроде ему разницы особой нету.

— Тогда вязкой займись, — приказал вдруг Гаад, не оборачиваясь.

Понятно, достала уже главного злыдня маячить за его спиной и топать.

Вздохнув, вытащила всё своё рукоделье и вязала до темноты. И меня сколько-то этот монотонный процесс отвлекал. Хотя мысли тяжёлые тоже были. Но когда пальцы раз за разом подхватывают нить, а голова сколько-то включена в мысли о создании нового узора, то удаётся хотя бы отчасти отрешиться от проблем. Они не уходят, я о них по-прежнему помню, переживаю, но как-то не так.

А потом стемнело — и вязать в темноте стало сложно. И я чуть погодя вообще уснула, почему-то очень крепко.

Очнулась на заре. Тело жутко затекло. Клубок скатился с колен, крючок выпал, а вязка, отчасти распустившаяся, оказавшись вне моего внимания, всё же дожидалась моего пробуждения поверх моих колен. А вот Гаад… Он как будто вообще с места не сдвинулся за ночь, ни на сантиметр.

С опозданием вспомнился его с рыжим разговор в моём видении, что главный злыдень несколько дней возле меня просидел, когда я могла погибнуть, а потом сама видела, как больно ему было двигаться. Так… и это на самом деле было?! Ну, ладно-то его личный повар — тот хорошо готовит, несмотря на свой юный возраст и пол — а вот я… Но ради меня зачем было мучиться?!

И совесть меня запоздало пнула. Стало стыдно. Ведь если главный злыдень мира готов сидеть, не разгибаясь, ради страдающего слуги и даже ради меня, то, кажется, не такой уж он и злыдень. По крайней мере, кажется, ему противно, когда люди страдают. Или мы с рыжим просто очень ценные, вот он с нами и возится? И… выходит также, что глава местных служителей Тьмы сам способен как-то лечить людей?! Это что ж за зло такое? Вот что я про них читала, так они обычно только разрушать могут. А тут — сидит и лечит. Одним наложением рук. Это ж магия выходит лечебная или он сам… целитель?..

— Сходи, поешь, — сказал вдруг этот загадочный мужчина.

А кушать, кстати, хотелось. Но…

Робко спросила:

— А ты?

— Я боюсь его отпускать, — отозвался хранитель чуть погодя, когда я уже перестала надеяться услышать ответ, — Карст в тяжёлом состоянии, ему сложно будет выйти из него без поддержки.

Всё-таки заботится. Даже при том, что у них с белокрылыми вроде война, а Карст — новый белокрылый. Вот, сидит. С того времени, как я проснулась — он по-прежнему не сменил позы. И, наверное, опять потом мучиться будет от боли в затёкшем теле, но его это как будто не заботит. Странный он.

Вздохнув, отправилась на кухню. Там много возилась, растапливая потухшую печь. Долго, долго тёрла сухими ветками друг об друга, чтоб выбить искру. Если на уроках ОБЖ это казалось вроде бы понятным, то на практике занимало до жути времени. Да и не знала, сколько веток и поленьев туда положить. Печь местная на наши не была похожа, на русские. Небольшая — сверху не належишься — и по виду больше как плита, правда, прямоугольная и просторная. Снизу из камней сложено отделение для дров, дверкой закрывается металлической с узорами. Сверху металлическая плита.

Потом ещё воды разогрела, в ковшике металлическом. Это вроде было просто. Нашла остатки старого супа — Карст большой горшок наварил или, хм, натушил. И подогрела в посудине поменьше — вроде сковороды, только почему-то с двумя ручками длинными, расположенными параллельно друг другу. Из баночки глиняной зачерпнула мяты — прежде видела, как повар доставал оттуда, с той полки продуктового шкафа.

Где-то на последней трети супа в моей тарелке, я запоздало вспомнила, что Гаад там до сих пор сидит и, похоже, с места вообще не сдвинулся. И, наверняка, сам голодный. Хотя о том и не заикнулся. Поэтому спешно дожевала, ополоснула чистую миску, супа туда налила с верхом. Отрезала ломоть позавчерашнего хлеба. Подсыхающий, но вроде сойдёт, пряный, с тмином. Подносик нашла. Водрузила всё туда. Чашку с водой. А, нет, с мятным отваром. Ложку. Вилку. Но ножик добавлять почему-то побоялась.

Уже переступила порог комнаты чернокрылого на втором этаже, как тот, не оборачиваясь, произнёс:

— Бульона принеси.

Вначале обиделась — и пошла вообще вниз, подальше от него. Но уже на лестнице вспомнила, что он там сидит и одну руку держит на животе пострадавшего, правую. А я, блин, ему и поднос, и миску с ложкой, и чашку. Как он есть из неё будет? Особенно, для спасения Карста важно, чтобы не прерывалось телесного контакта целителя с рыжим.

Вздохнув, спустилась вниз. На кухне вооружилась новой чистой миской, толстой и просторной, но чтоб можно было удержать в руке. И, придерживая гущу ложкой, бульон отдельно вылила, много. И долила из горшка с супом. И уже так к Гааду подошла. Тот принял, не глядя, миску левой рукой, правой продолжая касаться живота рыжего, быстро выпил, не распробовав — и мне пустую посуду обратно протянул.

— Воды?

— Не надо.

Спасибо так и не сказал. Вредина.

Вернулась и поела. Хлеб доела, только кусок этому злыдню оставила. Краюшки последней. Вдруг захочет. Посуду помыла. Прогулялась в кусты. Потом вернулась на кухню. Руки ополоснула над ведром для грязной воды. Задумчиво посудой погремела. И кулинарных каких-то порывов не ощутив, вернулась за вязкой. Гаад будто меня не видел и не слышал, сидя в той же позе.

Так прошло три дня. Карст как был без сознания, так и остался. Гаад сидел рядом, почти не двигаясь и руки от его тела не отрывая. С голодухи я уже сама что-то готовила, используя мясо из окороков вяленых из погреба, да запасы корнеплодов, которые имелись у повара в корзинах. Чуть приправ добавляла. Которые знала. Тмин, чёрный перец, кориандр. Соль. Вообще, трав всяких в пучках на втором этаже подвешенных, да в шкафу кухонном в баночках и горшочках хранящихся, у Карста было великое множество. И я, вроде женщина, вроде немного знала, наблюдая в основном за мамой и бабушкой, но тут мне самой стало стыдно. Карст столько всего знал! А если то виденье было правдой, то он жил-то у Гаада всего немного, от трёх лет до шести. А я, увы…