Звезда Гаада

— Или окатись весь, — вдруг велел Гаад, — Тинил, дай ему ведро и подсуши одежду. А, Карст, представь, что вода смывает с тебя что-то тёмное и мерзкое.

— Я его сам окачу, — проворчал Тинил.

Первым наружу вышел. И Карст потерянно пошёл следом. Они ушли за дом. И оттуда почти сразу достался громкий всплеск. Будто на несчастного бочку вылили, с размаху. Тот ойкнул. Кажется, ещё и холодной воды или даже ледяной. Чуть погодя плеск повторился, на сей раз молчаливый.

— Тинил, не смей! — вдруг проворчал Гаад из другой комнаты, за спальней, куда мне хозяин запретил входить.

Чуть погодя в дом зашлёпал Карст, грустный и насквозь мокрый. Ёжащийся от холода.

Хотя сделав пару шагов по комнате, он вдруг неожиданно ойкнул и… высох. Но, ни слова не сказал, по поводу жёсткого купания, хотя гончар явно не скупился на воду. Под предлогом протирания пыли в кладовке — сначала решила мебель протереть, а потом уже пол — на кухню заглянула.

Перед парнем уже лежали кабачки, картошка, грозди рыжей и чёрной рябины, головка лука. Миска сухого жёлтого гороха. А сам он серьёзно изучал запах баночек с небольшой полки приправ.

— Компот будет? — указала на рябину.

— Суп, — повар широко улыбнулся, — О, нашёл!

— А что за приправы? — сунулась я к нему. Прямо заинтриговал, чего он туда намешает.

Парень и мне дал понюхать. Хм, кардамон. И, чхи, чёрный перец. Странное сочетание.

— Кхм, — сказал Гаад из другой комнаты, кажется, многозначительно.

— Не пыли тут, — рыжий проворчал.

Вздохнув, ушла пылить в кладовке, дверь на кухню заслонив. Не очень удобно с освещением только из комнаты, хотя, надо признать, окна там просторные. Всё-таки что-то видно, тем более, пыль лежит клоками.

— Колодец во дворе, — проворчал Тинил, заглядывая в дом и после ушёл на крыльцо.

Почему-то зашивание атласных синих штанов он предпочитал всему, даже просьбе Гаада. Странные они. Или гончар влюбился. Вот ведь упоминали, что ихние мужики куда-то в мир людей шастают, детей делать или просто на свиданку.

Воду грязную вылила в кусты. Точнее, в их соседей, потому что Карст высунулся из окна и завопил, чтобы первую мою жертву на поливание я оставила в покое. Кажись, она съедобная. Но я же хотела полить! Земля, что ли, не из грязи? И водичка. Разве кусту не пригодится новая порция воды? Эх. Но раз нельзя, то нельзя.

С трудом справилась с колодцем. Пошла пол протирать. Разумеется, сложно было удержаться и не заглянуть за другую дверь, ведущую из спальни, тем более, что она была приоткрыта.

Заглянула и замерла потрясённо.

Гаад, закатав рукава и надев передник из сероватой ткани, сидел за гончарным кругом, вылепляя то ли вазу, то ли кувшин. Изящная уже форма получалась, круглая снизу, сверху вытянутая. И его аккуратные движения худых рук, тонких пальцев. И его умиротворённое лицо. И даже… счастливое.

Ээ… главный из чернокрылых сам умеет делать посуду? Да ещё и наслаждаясь процессом? Как-то даже не верится.

— Умеешь? — спросил он спокойно, не отрывая взгляда от своего красивого детища.

И неожиданно так спросил. Я так нервно ступила в сторону, налетела на косяк. Вода в ведре всплеснулась и местами вылилась на пол и на мои ноги.

— Что ходить нормально не умеешь, я заметил, — отозвался главный злыдень уже с очевидной издёвкой в голосе, любовно оглаживая круглые бока глины, — Но я спросил насчёт изготовления посуды.

— Нет, — качнула головой.

— Тогда не отвлекай, — ответил он невозмутимо, сделал горлышко чуть уже почти у самого верха.

Вздохнув, ушла мыть пол в спальне. Главный злыдень мира сам что-то делает руками! Немыслимо! Да ещё и ему это нравится. И, нарочно, что ли, Тинил не торопился браться за выполнение просьбы, чтобы дать Старейшине возможность самому сотворить что-то своими руками? Вот скажи кому из Нерсерии — не поверят. Засмеют. Но это правда.

Я уже почти домыла пол в кладовке, как вошёл Тинил с ворохом одежды и велел идти за ним. Я отчаянно покосилась в комнату, где был Гаад: страшно было идти куда-то с незнакомых хранителем, тем более, из прислужников Тьмы. Но мерзкий гад ни слова не сказал. И Карсту было всё равно. И мне пришлось пойти за Тинилом, который ещё кучу вещей выудил из-под кровати. Какой-то такой. Слишком опрятной. Будто ею не пользовался никто. И я вдруг поймала грустный взгляд хозяина дома на кровать. Как будто здесь был кто-то ещё, хороший, но его больше нет. И вряд ли так смотрят на место гостя. Скорее, потерянного друга.

— Идём, — резко бросил гончар мне, первым выходя, пинком открывая дверь.

И уныло поплелась за ним.

Он ничего не сказал, а я ничего не стала спрашивать.

Вот тот, вздумавший поохотиться на тигра, был жутко разодран им. И Гаад решил, что его уже не спасти. Значит, хранители тоже умирают. Хотя, видимо, регенерация у них есть, но не бесконечная и не вечная.

Но ничего такого не случилось. Мы просто молча выстирали всю одежду в реке, с приятным отваром, травяным, слегка мылящимся. И кожа после него была нежная. Потом также молча Тинил пошёл назад. Мы без разговоров развесили одежду на верёвке за домом, повязанной между ели и берёзы. Тинил странно погладил край верёвки и ствол берёзы, быстро, украдкой. И молча ушёл в дом. Вскоре оттуда вышел Гаад, вымывший руки, с двумя большими корзинами и лопатками или, хм, тяпками. Одну тяпку и корзину вручил мне — и отправился в лес. Судя по парному инвентарю и по отсутствию других кандидатов рядом, на роль напарника в данном деле он назначил меня. И я робко пошла следом. Посуду я ему испортила, два раза, раз дом расколошматила. Надо вести себя как-то потише, а то мало ли чего.

Ещё с пару часов я растерянно наблюдала за тем, как главный злыдень серьёзно копает коренья лопухов и каких-то других, незнакомых мне растений. На меня он, впрочем, порою многозначительно смотрел, что придавало мне ускоренья. Хотя я кроме лопухов и цикория — мы на него наткнулись чуть позже — и не знала ничего.

Потом, почти у дома, я поскользнулась на мине, коварно заныканной коровой на нашем пути незадолго до нашего прихода. И с воплем полетела на шедшего рядом и не ожившего такой подлости Старейшину. Устроив звездопад из кореньев, мы упали в кусты папоротника. Гаад, а сверху лопатка и я.

— А-а-а, нет, только не папоротник! — взвыла я.

— То есть, валяться на мне тебе нравится? — возмутился парень, — Но только папоротники совсем не устраивают, да?

Сначала пришёл ужас от осознания того, что он меня не так понял. Да ещё и так! Да ещё и главный злодей чужого мира! Да ещё и… ой!

Его рука вдруг выпуталась из папоротников и легла на мою талию. Нет, ладонь сдвинулась выше, к груди. Точно не так всё понял. Но, нет, я не…

— Слушай, я не…

Пальцы мужчины сжались на моём платье. Он приподнялся, упираясь в землю другой рукой. Его губы задели мочку мою уха. А губы у него нежные. А запах шалфея стал чуть тише, чуть выветрился. Приятный запах. Успокаивает… Блин, но ситуация!

Тут бы сдрапать или отскочить заизвиняться, но я от паники оцепенела.

— Что? — спросил он резко, прямо в моё ухо.

А я эдак теперь полулежала на его груди и руке. И вот сейчас, когда парень напрягся, ощутила его мускулы. Всё-таки, они у него были. Молодое, здоровое, сильное мужское тело… прямо подо мною… И этот манящий запах шалфея… И крови.

Часть 1.23

Взгляд мой скользнул в сторону, по моему плечу, по моей руке и его рядом. Ох, по моей распоротой руке. От ужаса, что он всё понял по-своему, или же завороженная им или запахом шалфея, не сразу заметила саднящую боль в руке. А руку мне порезало серьёзно, вот рукав распорот, в крови и земле. А вид моего предплечья… Брр, ненавижу на свои собственные раны смотреть, особенно, глубже царапины. Столько кровищи… Аа, точно лопатки!