Звездная роль Владика Козьмичева

Перелом в обсуждение внес известный писатель Георгий Разин, автор нашумев-ших исторических произведений.

– Молодость, как известно, явление преходящее. А членство в Союзе не только по-четно, но и обязывает. Вот и давайте обяжем Владлена Константиновича не снижать ка-чества своих произведений. Рычаги для этого у нас, у Союза, есть. А в партию, если со-чтем достойным, примем.

Спустя немного времени, Владлен уволился из "Социалистического труженика" и стал профессиональным писателем. Первым его произведением в новом статусе стала пьеса, написанная по рассказу "Воспитание по деду Трофиму", в свое время понравивше-гося Леонидову. И для него.

Глава 26

Воленс-ноленс и Салмин

Ежиков, хотя и грозился успеть на последний премьерный спектакль, приехал много позже. В течение тех несколько дней, что он прожил у Козьмичевых, были долгие разговоры о пьесе, о жизни, о Касинском театре и о Касинске. Владика удивило и обрадовало, что суждения Ежикова о пьесе были очень близки тем, что довелось слышать от Салмина и Альбины Ивановны. Пользуясь своим положением в театре, он сводил друга еще на два спектакля, которые ставил Салмин. Ежиков был в восторге. Тогда-то у Влада и родилась идея познакомить Василия с Салминым. Это было нелегко и случилось лишь перед самым отъездом Ежикова, когда Салмин, уступив настойчивым просьбам Козьмичева, разрешил привести "интересного сибирского режиссера" на утреннюю репетицию. Встреча состоялась перед самым ее началом.

В театр Владик с Ежиковым приехали вовремя, но Салмина не застали. Репетицию про-водил другой режиссер. Ничего другого не оставалось - только ждать. Ждали долго и уже начали склоняться к уходу, когда в зрительный зал, где проходила репетиция, вошел Салмин и сразу предупредил.

– Мужики, у меня времени в обрез! Поэтому сразу к делу!

– Роман Станиславович, Вы не волнуйтесь. Я хотел только, чтобы Василий Арнольдович посмотрел на то, как Вы ведете репетицию. Жаль - не получилось...

– Роман Станиславович, я и есть тот самый Воленс-ноленс. Но это шутка. Познакомиться с Вами - это уже много. Если позволите, то скажу, что от "Театральных страстей" я в востор-ге! Тем более, что во многих событиях, воспроизведенных на сцене, я непосредственно участвовал. А то, что в них добавил наш друг, очень органично и достоверно. Я уж умолчу о режиссуре... От всей души Вас поздравляю! Жалко только, что не удалось мне ее поставить у себя.

– И не ставь, - прервал его Салмин.
– Время еще не пришло. У Вас там все живо... А что еще видел у нас?

– "Соловьиные трели" и "Зрелость". Удовольствия - море. Если позволите, я на следую-щий год поставлю "Зрелость". У меня есть, кому в ней играть.

– А что? Ставь! Ее, кстати, в вашем краевом театре уже репетируют. Просили меня подъ-ехать, посмотреть. Так что, если поставишь, попробую к тебе подскочить. От вашего города это сколько?

– Если на самолете, то минут двадцать-тридцать. Поездом - часов пять...

– Ну, это возможно! Ставь и жди меня! Лады?

– Слов нет! Об этом только мечтать можно... Спасибо Вам, Роман Станиславович!

В таком, прямо скажем, приподнятом настроением Ежиков уехал к себе.

Спустя какое-то время после этого разговора, Владик поинтересовался, в самом ли деле Салмин хочет помочь Ежикову. Это ведь время, а оно дорого. Недолго думая, Салмин ответил.

– Ты знаешь, ведь Сечинов скоро уходит. Ему место второго предлагают. Стало быть, тре-тий режиссер скоро понадобится. Вот я и присматриваюсь. "Зрелость", по моей наводке, будут ставить в трех местах. Может быть, кто-нибудь понравится. Да и кровь новая полезна. Режис-серы в провинции меньше подвержены моде и влиянию. А иногда такое выдают, что нам, столичным, и не снилось!

Работа над пьесой шла полным ходом. Это было радостное время. Главным стало сотруд-ничество с Анатолием Федоровичем. Тот не только давал советы, но в некоторых случаях ненавязчиво предлагал свое видение сюжета, а иногда и свою редакцию текста ролей. Владик, вначале еще сомневавшийся в необходимости такого сотрудничества, вскоре начал восприни-мать его как подарок судьбы. Конечно, он понимал, что перед ним гениальный артист, но Леонидов раскрылся перед ним с такой стороны, о наличии которой Владик и не подозревал, Тонкий и глубоко чувствующий человек, он оказался потрясающим эрудитом не только в искусстве, но и в живописи, в литературе. Их общение зачастую превращалось в размышления Анатолия Федоровича об этих сферах.

Вот что значит личность!
– Думал о нем Владик.
– Вроде бы я кое-что уже знаю и пони-маю в драматургии. Пусть немного, но пожил на сцене. Даже опыт в написании пьесы есть. Но ведь только сейчас до меня по-настоящему дошло, что такое превращение прозаического текста в сценарий. И какого труда стоит перемещение его из реальности, в которой мысли, слова и поступки героя не выходят за границы сознания читателя, в ту, где они начинают жить в движении, голосе, слове, жесте и мимике артиста.

Было очень жаль, когда по причине занятости Анатолия Федоровича их встречи отклады-вались. Однажды Владик спросил.

– Анатолий Федорович, почему Вы не преподаете? Честно скажу, что все, о чем я услы-шал от Вас по теории театра, актерскому мастерству и режиссуре, на голову выше того, что я знаю. Честное слово! Вас бы студенты на руках носили...

– Предлагали мне не раз. Но если в это дело впрячься, не останется времени ни на театр, ни на кино... А я такой - ничего в полруки делать не могу. Актер я, Влад! Актер и скоморох! Играть хочу. Пусть уж студенты смотрят и учатся... Это судьба...

Иногда разговор выходил за пределы искусства. Тот год был богат на полеты космонав-тов. Как-то Леонидов вдруг заговорил об этом.

– Завидую я иногда ребятам...Я ведь вполне мог стать конструктором этой техники... Не веришь?

– Не знаю, что и сказать... Вы же артист. Театральное закончили...

– Так. Но до этого я еще и институт закончил. И диплом у меня с отличием.

– Ничего себе! А как в артистах оказались?

– Помнишь, Салмин тогда сказал о тебе, что в тебе победило рациональное начало. Не то - был бы ты артистом. Так у меня ровно наоборот. В школе круглым пятерочником был. В школьном театре всяких колобков, волков и зайцев играл, но о театре даже не думал. Все друзья в технические вузы подались, и я с ними. В институте сначала самодеятельностью увлекся, потом студенческий театр. Уже хотел бросать и в театральное поступать... Родители костьми легли. Диплом получил. Год в КБ отработал. Днем на работе, вечером - в студии, театре... Отпускать не хотели. Еле отбился. До министерства дошел... Потом училище. Так что мы с тобой в чем-то похожи.

В период совместной работы над пьесой они стали друзьями. Это была дружба старшего и младшего. Дружба, которой Владик очень дорожил. Влад не мог не видеть того, как общение с Леонидовым расширило его кругозор после окончания Литинститута, как глубоко перед ним теперь раскрылась природа человеческого поведения и актерского мастерства. Разумеется, это не могло не сказаться на качестве его пьес и прозы. Вклад Анатолия Федоровича в сценарий был так велик, что когда пришло время отдавать пьесу Салмину, он предложил поставить его фамилию рядом со своей. Но был категорически не понят.