Звездная роль Владика Козьмичева
Шрифт:
Наступил день, когда он вышел на сцену. Живо вспомнилось, как последний раз он выходил на нее в далеком семидесятом в роли матроса из "Любви Яровой". Но была большая разница между тем и этим выходами. Если тогда он был рядовым артистом про-винциального сибирского театра, то теперь он стоял на сцене в роли автора, которому предстояло увлечь и покорить своими мыслями и словами артистов одного из ведущих театров страны.
Он читал пьесу и внимательно вглядывался в лица присутствующих в зале. Многих узнавал. Вот сидит знаменитая "старуха", народная артистка Грушевская. Рассказы о ее остроумии и злословии ходили еще во время его учебы в театральном. Рядом с ней моло-дая красавица. Вроде бы она училась на третьем, когда он еще только был на первом. Вот народный артист республики Самарский, хорошо знакомый
– Нет, вы посмотрите на них! Роман Станиславович, не давайте им ничего, кроме роли статистов в этой пьесе
Леонидов почему-то сидел на отшибе, и лица его в полутемном зале Владик раз-глядеть не мог. Салмин расположился на сцене, у него за спиной.
– Боже, помоги мне им понравиться!
– думал Владик. И помог-таки. С каждым словом в нем оживал артист, все глубже погружавшийся в образы персонажей. Особенно в роль Дорожкина, что не требовало никаких усилий - ведь это был он сам, правда, мо-ложе. Наконец, последняя реплика. Почувствовал, что устал. Сел на стул и оглянулся на Салмина. Тот сидел в кресле, вытянув свои длинные ноги и опустив голову. В зале было тихо.
– Все!
– пронеслось в его голове.
– Салмин спит. Труппа молчит. Провалился! Но ведь Салмину и Худсовету понравилось...
И в этот момент труппа разразилась аплодисментами. Хлопали до тех пор, пока Салмин не выдержал.
– Други мои! Пожалейте эмоции! Завтра спектакль.
– Кашлянул в кулак.
– Значит, так! Я свое отсмеялся раньше. Теперь понятно, что и вам пьеса понравилась. Скажу чест-но, мне это приятно. Значит, не ошибся. Полагаю, что ее можно ставить в план следую-щего года. Где-нибудь на осень. Времени на репетиции хватит. Поздравляю всех с тем, что мы открыли для себя нового, молодого и талантливого автора.
– Повернулся к Влади-ку.
– Это я о Вас, Владлен Константинович. Надеюсь, что сотрудничество наше будет долгим и успешным.
– Сделал шаг навстречу и пожал ему руку.
– Теперь отдаю автора на ваше растерзание и удаляюсь.
Из театра Владик вернулся нескоро. Долго общался с артистами. Конечно, оста-лись не все из присутствовавших на читке. Но тех, кто захотел с ним поговорить, было достаточно. Оказалось, что не для всех он инкогнито. Кто-то знал его по публикациям в "Литературном мире", некоторые читали его книги и статьи в "Социалистическом тру-женике". А когда окружающие узнали, что он не только закончил Литинститут, но еще и учился в Театральном, работал на сцене, то общение сразу же приобрело профессиональ-ный характер. Вопросы и высказывания касались не только пьесы, а в целом его творче-ства. Это было приятно. Особенно тронуло то, что подошла Грушевская. Протянула ла-дошку и грубоватым голосом произнесла.
– Молодой человек, можете меня поздравить! Я познакомилась с неглупым драма-тургом.
– И сокрушенно добавила.
– В наше время это так редко случается...
Молодых артистов больше интересовало, кто он такой, что закончил, откуда взял идею пьесы... Затем подошел директор театра и увел его к себе заключать договор на оплату работы. От него Владик позвонил домой и сообщил Лене, что все прошло превос-ходно. В театре он пробыл почти до конца рабочего дня. Это был его первый договор с театром. Через несколько дней получил весьма приличную сумму, выплаченную ему как аванс. Такого он не ожидал! Неужели я становлюсь настоящим писателем?
– подумал он и сам себе ответил. "Скорее всего, так!"
– С возвращением в театр!
– поздравила его Лена.
– Ну, как ты себя чувствовал на сцене? Наверное, волновался? Еще бы - на сцене такого театра!
– Удивительно, но нет! Только в первый момент. А потом так увлекся... Не поду-май, что это бахвальство. Временами мне казалось, что я не читаю, а играю своих героев. Если Салмин предложит, не откажусь.
– Все это, конечно, здорово! Я так за тебя рада, так рада... Но ты свою роль в пьесе уже сыграл. Пора браться
за следующую. Ту, которую тебе Леонидов предлагал написать. Вот и пиши под него.– Не просто это... Надо думать...
– О чем тут думать? Ему такой артист себя в главные герои предлагает, а он - "надо думать".
Первое время думать об этом мешала газета. Он продолжал мотаться по городам и весям. А вот Лена еще долго жила ощущением того большого, что произошло с мужем. Но не только. Уже прошло больше двух лет после ее ухода от Москвина, но забыть о нем, чего она искренне хотела, никак не получалось. Испытание, которому она себя, а заодно Владика, подвергла, временами казалось ей проделкой Мефистофеля. Еще долго после ухода от этого она боялась приходить на свой семинар. Вдруг ему придет в голову туда явиться? И до сих пор, когда у нее появлялась необходимость проехать троллейбусом, ко-торый шел со стороны дома Москвина, она прибегала ко всяким пересадкам, а, в крайнем случае, пользовалась такси. Стала бояться ходить в театр. Она страдала от этих страхов и никак не могла избавиться от ощущения вины перед мужем, и сыном.
Конечно, время делало свое дело. Но не известно, как долго бы жили в ней эти фо-бии, если бы однажды в метро она не столкнулась со знакомым ей коллегой Москвина. Лена даже испугалась и попыталась улизнуть, поскольку меньше всего хотела любого напоминания о нем. Но им оказалось по пути, и тот рассказал, что Москвин-таки добился своего и эмигрировал в США. Она почувствовала такое облегчение! Судьба закрыла нена-вистную страницу ее биографии. Можно было начинать поистине новую жизнь. С этим настроением она жила несколько дней. Владик как раз был в Москве и никак не мог по-нять, что с ней случилось. Вся она лучилась счастьем и добротой. По квартире не ходила, а летала. Даже, вопреки обыкновению, постоянно что-то напевала. А в один из вечеров она решилась и сказала ему, что хочет второго ребенка. Владик посмотрел на нее каким-то особенным взглядом и обнял.
– Я об этом много думал и тоже хочу. Только на этот раз девочку...
Когда она сообщила, что беременна, он предложил назвать девочку в честь своей покойной матери - Верой. Все время беременности их ни на минуту не покидала уверен-ность, что будет девочка. За пару месяцев перед родами из Находки приехала Анна Семе-новна.
К тому времени в театре он уже стал совсем своим. Далось это из-за характера Салмина, жесткого и не терпящего компромиссов, нелегко. Если в отношении к нему, ав-тору, эти его качества как-то сдерживались, то по отношению к актерам - напротив. Пер-вые стычки с Салминым у него начались еще в период утверждения артистов на роли. Владик хотел, чтобы Дорожкина, играл Зеленов. Салмин же настаивал на Колокольцеве, известном своими ролями в фильмах о революции и гражданской войне. Но тот, по мне-нию Владика, никак не вписывался в образ роли. Да и был много старше Дорожкина. Од-нажды дошло до того, что, взбешенный неуступчивостью Козьмичева, Салмин заявил.
– Тебе платят не как главному, а как автору! И попрошу мне не указывать. Глав-ный в этом театре - я!
– Раз так, не буду переписывать роль! И вообще, воспользуюсь авторским правом, - отреагировал Владик.
– Пьеса театру пока не продана. Она моя собственность!
– Ну, раз собственность, то иди ты ... к другому режиссеру!
– И вышел из кабинета.
Оставаться в этот день в театре было ни к чему. Расстроенный и оскорбленный то-ном Салмина, он уехал в редакцию. Вечером позвонил Салмин. И, как будто между ними ничего не произошло, упрекнул его.
– Что ж ты меня не дождался? Я тут подумал и решил, что Дорожкина будет иг-рать Зеленов. Завтра соберу труппу, оглашу распределение ролей и начну репетировать. Ты подъедь, посмотри разнарядку. Может, что-нибудь подскажешь.
– Он, видите ли, решил, - ревниво подумал Владик, но подыграл.
– Да нет, Роман Станиславович. Я Вам доверяю. А на первую репетицию приеду.
Еще до начала регулярных репетиций ему позвонил Леонидов и предложил встре-титься в театре перед спектаклем. Другого времени у него не было. Владик сидел в его уборной. Смотрел, как Леонидов гримируется. Делал он это весело, напевая арию мисте-ра Икса из "Принцессы цирка" Кальмана. "Всегда быть в маске - судьба моя...". При этом он так фальшивил, что Владик ужаснулся.