Звезды должны подождать

Глава 6

На этот раз я лежал на спине, на куче сырого тряпья, и смотрел на дымно-желтый огонек толстой коричневой свечи, колеблющийся на сквозняке в окне без стекол. В центре комнаты сероватым пламенем горело несколько влажных на вид поленьев, сваленных в кучу на площадке из потрескавшейся асфальтовой плитки, окаймленной обуглившимися обломками той же плитки. Огонь поднимал тонкую струйку едкого дыма, который шевелил паутину, развешанную под потолочными балками, с которых отслаивалась деревянная облицовка, обнажая легкосплавные стропила. Это была странная сцена, но не настолько странная, чтобы я ее не узнал: это была моя собственная гостиная, выглядевшая немного иначе, чем тогда, когда я видел ее в последний раз. Запахи тоже были другие: я различал плесень, плохо выделанную кожу, влажную шерсть, фекалии, табак...

Я не без труда повернул голову. В ярде от тряпья, на котором я лежал, прислонившись спиной к стене, сидя спал седовласый мужчина, выглядевший старше фараонов. В его большой, скрюченной руке был зажат мой “Уэбли” десятого калибра [9] , голова откинута назад, веки с синими прожилками закрыты. На его волосах чернела запекшаяся кровь. Я сел, при моем движении его глаза открылись. Мгновение он лежал, расслабившись, как будто жизнь к нему возвращалась откуда-то издалека, затем он поднял руку, и я приготовился к удару, но вместо этого он неуклюже отдал мне честь. Его лицо было ввалившимся, с глубокими морщинами, седые волосы местами редели. Рубашка из грубой ткани свободно свисала с широких плеч, которые когда-то были геркулесовыми, но теперь Геркулес был старым, очень старым.... Он выжидающе посмотрел на меня.

9

Это не дефект перевода, а несоответствие у автора. Во второй главе был найден револьвер 38 калибра. Даже если учитывать, что .38 Smith & Wesson или .38 Long Colt имеют калибр пули равный .357–.358 дюйма (т.е. 9,0678 мм) то логичнее было бы написать что револьвер девятимиллимитровый. Однако настоящий револьвер Webley (британский револьвер, состоявший на вооружении стран Британского содружества с 1887 по 1963 годы) разработан под патрон .455 Webley (11,56мм) и считается самым мощным револьвером с переломной рамой, когда-либо производившимся. Что опять же дает нам несоответствие по калибру у автора.

— Кто вы такой? — спросил я его. Мой голос, которым я так долго не пользовался, превратился в хрип, и мне пришлось откашляться еще раз. — Зачем вы шли за мной? — спросил я, когда снова смог дышать. — Что случилось с домом? Где моя семья? Кто эти “хулиганы в зеленом”? Что им от меня нужно? — пока я говорил у меня заболела челюсть. Я поднял руку и осторожно ощупал ее. Мои усы были длиной в четверть дюйма. — С кем вы дрались? — добавил я для пущей убедительности.

— Ты упал, — сказал старик голосом, рокочущим, как подземный вулкан.

— Преуменьшение года, Батя, — ответил я, на этот раз не закашлявшись. Я попытался встать. Тошнота скрутила мой желудок.

— Тебе нужно отдохнуть, — озабоченно сказал старик, — прежде чем люди барона придут снова... — он помолчал, глядя на меня так, словно ожидал, что я скажу что-то глубокомысленное.

— Я хочу знать, где те люди, которые здесь жили... — мой крик был таким же слабым, как церковный пунш. — Женщина и мальчик... — снова кашель. Я решил поберечь горло для нормального дыхания.

Он покачал головой.

— Ты должен что-то предпринять, и побыстрее, — серьезно сказал он мне. — Солдаты вернутся и обыщут каждый дом...

Я сел, не обращая внимания на маленьких человечков, вонзающих шипы в мой мозг.

— Мне плевать на солдат! — сказал я Бате. — Где моя семья? Что случилось? — я потянулся и схватил его за костлявую руку. — Сколько я там пролежал? Какой сейчас год?

Он только покачал головой.

— Пойдем, сначала поешь чего-нибудь. Тогда я смогу помочь тебе с твоим планом.

Разговаривать со стариком было бесполезно, он, похоже, полагал, что я все улажу, наверное он давно впал в маразм. Я поднялся с пола, если не считать головокружения и ощущения, что мои колени сделаны из мокрого папье-маше, со мной все было в порядке. Я взял свечу ручной работы, проковылял внутрь и толкнул дверь в свой кабинет. Мой письменный стол, высокий книжный шкаф со стеклянной дверцей, серый коврик, мягкое кресло — все было на месте. Если не считать полудюймового слоя пыли и отслаивающихся обоев, все выглядело почти как обычно. Я щелкнул выключателем на стене. Ничего не произошло.

— Что это за амулет? — спросил старик у меня за спиной. Он указывал на выключатель.

— Нет электричества, — сказал я. — Просто привычка.

Он протянул руку и щелкнул выключателем вверх, затем снова вниз.

— Звучит приятно, — сказал он довольным голосом.

— Да. — я взял со стола книгу, она развалилась у меня в руках.

Я выбросил ее в мусорную корзину, вернулся в холл, подергал дверь в комнату для гостей, посмотрел на груду листьев, остатки сломанной мебели, пустую оконную раму. Я прошел в конец коридора, в свою спальню.

Холодный ночной ветер задувал сквозь баррикаду из сломанных досок. Крыша обвалилась, и двенадцатидюймовый [10] ствол дерева торчал сквозь обломки. Старик стоял позади меня и наблюдал.

— Где она, черт бы тебя побрал? — я зарычал и снова закашлялся. Я прислонился к дверному косяку, чтобы выругаться и побороть дурноту.

— Где моя жена?.. — потребовал я ответа, но старик только выглядел обеспокоенным.

— Пошли, тебе срочно нужно поесть... — сказал он.

10

Тридцатисантиметровый

— Где она? — не отставал я от него. Он был моим единственным источником информации, ему придется ответить.

— Где женщина, которая здесь жила?

Он нахмурился и молча покачал головой. Я пробрался сквозь обломки и вылез через груду битого кирпича в кусты высотой по колено и на холодный ветер. Порыв ветра задул мою свечу. В темноте я смотрел на свой задний двор, на осыпавшуюся яму, которая когда-то была грилем для барбекю, на спутанные заросли, которые когда-то были клумбами с розами, и на потрепанную погодой доску, воткнутую в землю.

— Что это, черт возьми, за...? — я нащупал спичку, зажег свечу, наклонился поближе и прочитал грубые буквы, вырезанные на крошащемся дереве:

ВИРДЖИНИЯ ЭНН ДЖЕКСОН.

РОДИЛАСЬ 8 января 1965 года.

УБИТА СОБАКАМИ, ЗИМА 1992 года.

Глава 7

В течение следующих трех дней люди Барона приходили дважды, и каждый раз старик, видя, как они приближаются, уносил меня, много ругавшегося, но слишком слабого, чтобы сопротивляться, в укрытие из веток и брезента в лесу за домом, а затем исчезал, чтобы вернуться через час или два и оттащить меня обратно на мою тряпичную постель у огня.

Три раза в день он приносил мне жестяную кастрюлю с тушенкой, которую доставал он из консервных банок, и я машинально съедал ее. Я снова и снова представлял себе, как Джинни целый год живет в медленно разрушающемся доме, а потом...

Это было уже слишком. Бывают такие потрясения, которые разум отказывается принять. Я подумал о дереве, которое упало и раздавило восточное крыло, вязу такого размера было по меньшей мере пятьдесят-шестьдесят лет, а может, и больше. А единственный вяз на том месте был двухлетним саженцем. Я очень хорошо его знал, я сам его там посадил.