Звонок на рассвете

— Скорей всего из местной шпаны. Уж очень быстро скрылся. Муж пробежал всю улицу из конца в конец — никого... Все произошло в одно мгновение. Я даже наверх не поднималась, только крикнула: «Ваня, спустись!» Вернулась, а сын бежит навстречу и живот руками зажал. У меня и в мыслях не было, что он ранен, думала — просто ударил тот негодяй... Муж выскочил, я ему кричу: «Ваня, беги скорей, задержи парня в светлом плаще!»

— Сколько это заняло времени?

— Минуту, от силы полторы... Потом я бросилась к Мишеньке, смотрю — он лежит весь в крови. Я крикнула невестке: «Останови машину! Любую!» На счастье, шла мимо «Скорая», она и увезла Мишеньку... Потом прибыла ваша машина. Участковый Волков попросил меня подъехать со следователем в райотдел, чтобы записать мои показания, а сам остался здесь. Они вместе с мужем искали следы преступника, нож. Потом к ним присоединился Фонарев, вы его сегодня видели...

Я понимаю, как трудно дается матери Михаила этот разговор, и спешу закончить его.

— Последний вопрос. Был ли в такси пассажир?

— Вроде нет. Я подходила к машине, разговаривала с Мишей... Нет, никого в салоне не было.

— Спасибо, вы нам очень помогли. Возможно, придется еще кое-что уточнить, так что...

— Ну конечно, в любое время... Лишь бы мой Мишенька...

Не договорила. Отвернула сразу увядшее, осунувшееся лицо и пошла усталой старческой походкой. А ведь ей, пожалуй, и сорока пяти нет...

В ожидании участковых я пытаюсь разрешить мудреную задачу — по какой дороге бежал парень с баками? Случайность ли, что скрылся так стремительно? Преступник, хорошо ориентирующийся на местности, выбирает, как правило, кратчайший путь для бегства. Если определить точное направление, это сузит круг поиска. Куда же он побежал?..

Вот наконец и наш «газик». Первым из машины выскакивает Леша Волков — худющий, длиннющий, но франт и щеголь потрясающий. Недавний выпускник школы милиции, он нежно холит свой новенький лейтенантский мундир, поминутно сдувает с него малейшие пушинки. Всем хорош Леша — исполнителен, аккуратист, а вот чувством юмора обделен: и другого вышутить не умеет, и над собой насмешек не терпит. А нашим ребяткам только попадись на зуб — обгложут до косточки.

Вслед за Волковым из машины показывается капитан Рябчун — плотно сбитый здоровяк, в годах весьма значительных. По крайней мере, по сравнению с моими. Особые приметы: роскошные усы под «песняров» и узкая рубленая полоска на щеке — след бандитского ножа. Первое время я никак не мог привыкнуть к непонятной милицейской иерархии. Мне казалось, что старший по званию обязательно должен быть выше и по должности. Ничего похожего! Звание можно выслужить, должность надо заслужить, показать, на что пригоден. Обидно, наверно, старому, заслуженному капитану Рябчуну подчиняться свежеиспеченному лейтенанту Агееву, но что поделаешь — с некоторых пор служба участковых инспекторов перешла в ведение угрозыска. Впрочем, Рябчун меня уважает за мое университетское образование. Хотя, если говорить откровенно, мне еще ни разу не удалось применить на практике свои глубокие познания в римском праве. Кощунство, конечно, но я охотно обменял бы их на кой-какие практические навыки, полученные Лешей Волковым в школе милиции...

«Газик» уезжает, участковые выжидательно смотрят на меня.

— Вот что, друзья, хоть сегодня и воскресенье, придется поработать. Есть основание предполагать, что преступник и девчонка, с которой он ссорился, живут где-то в этом районе...

Я ставлю перед участковыми задачу: надо немедленно начать поквартирный обход окрестных домов, поспрашивать у жильцов, кто что видел, кто что знает...

К концу дня мы снова собираемся вместе. Результаты неутешительны: никто не смог подсказать ничего существенного.

— По горячим следам не нашли, — бурчит Рябчун, — теперь побегаем.

3

У нас с Бурцевым один кабинет на двоих. Два стола впритык, два сейфа, стулья, вешалка — вот, пожалуй, и вся обстановка. Ну и телефон, конечно, который мы тягаем по столам то к себе, то от себя. Хотя мы с Бурцевым на «ты», дружбы между нами особой нет. Какая, к черту, дружба, когда он по всем статьям старший: я лейтенант, он старший лейтенант, мне двадцать пять, ему сорок. Кроме того, я холостяк, он отец семейства. Все это дает Бурцеву повод относиться ко мне с этакой ехидной снисходительностью.

В понедельник я пришел пораньше, однако у Бурцева уже сидел «клиент». По внешнему виду — солидному, респектабельному — его вполне можно было принять за крупного хозяйственника. И только шустро зыркающие из-под полуприкрытых век зрачки выдавали дельца — хитрого, ловкого, нахрапистого. Терять ему, видно, было нечего, и он распинался перед Бурцевым вовсю.

— ...Признаю, гражданин инспектор, ваша взяла. Да, брал какие-то суммы у перечисленных вами лиц, да, обещал достать дефицитные товары. Но я прошу учесть некоторые смягчающие обстоятельства. Вот у вас в протоколе эти граждане числятся потерпевшими. Спорная формулировка. А может, это я потерпевший? Может, именно эти тряпичники сбили меня с честного трудового пути! Ну, скажите, инспектор, как откажешься от денег, которые чуть не насильно суют тебе в руки?..

В разгар этого монолога селектор на столе неожиданно кашлянул и выдал из своего чрева голос начальника отделения уголовного розыска Бундулиса:

— Лейтенант Агеев! Зайдите с материалами по субботнему происшествию.

Я подхватил со стола жиденькую папочку с начатым делом и вышел.

Внешность моего непосредственного начальника никак не соответствует общепринятым представлениям об облике сыщика. Ни поджарости, ни острого, проницательного взора из-под насупленных бровей. Вид у Ивара Яновича сугубо штатский: небольшого роста, толстенький, кругленький. И характер под стать внешности: добродушный, уступчивый, незлобивый. В веселую минуту Бундулис объяснял это так: толстякам и догонять обидчика тяжело, и убегать непросто. Вот они сами про себя и сочинили легенду о кротости и всепрощенчестве. А на самом деле... А на самом деле за уютно-домашней внешностью Бундулиса скрывался умный, опытный оперативный работник, начавший свою деятельность в органах милиции еще в то время, когда меня и в проекте не было.

Я уже доложил все, что стало известно по делу, и теперь выжидательно посматривал на Бундулиса, торопливо мерившего кабинет коротенькими шажками.

— Ошибок в твоих действиях я пока не усмотрел, — сказал начальник, остановившись передо мной, — ты их еще просто не успел натворить. Но и достижений, прямо скажем, не густо...

— Откуда им быть, Ивар Янович? На второй-то день...

— Ты эту школьную арифметику забудь! В нашем деле счет не на сутки, а на часы, на минуты. Версия о личности преступника сложилась?

— Думаю, преступление совершил человек с уголовным прошлым.

Бундулис удивленно хмыкнул:

— И как ты это вычислил?

— Нож был применен после того, как таксист крикнул матери: «Зови отца, надо этого типа в милицию!» Преступник явно избегал встречи с нами.

Бундулис сел за стол, набил трубку табаком.

— Хм, логично... Что ж, примем это за рабочую гипотезу. Пока нет ничего лучшего, будем разрабатывать твою версию.

— Вы в нее не верите?

— Нет, почему же. Как одна из многих, она вполне... — Бундулис открыл папку, бегло просмотрел собранные мной материалы. — Мне кажется, Дима, мы упускаем из виду характер таксиста. Даже по тем немногим штрихам, которые ты сообщил, мне он видится человеком порывистым, импульсивным, непримиримым в борьбе со злом. Кто ему эта девчонка? А он, не раздумывая, бросился ей на помощь. Возможно, так же Носков поступал и в тех случаях, о которых мы пока не знаем. Носков — активный автодружинник, это деталь немаловажная. Надо тщательно проверить всех, с кем он когда-либо сталкивался.

— Есть проверить, товарищ майор! Разрешите идти?

— Постой, торопыга! Звонил прокурор района,справлялся об успехах. Дело это квалифицировано как покушение на убийство, и его поручено вести следователю Сушко. Слыхал такую фамилию?

Я молча пожал плечами.

— Ладно, иди! И держи меня в курсе.

Я уже был у двери, когда Бундулис меня окликнул:

— Кстати, какие волосы у предполагаемого преступника?

— Русые... длинные...

— Насколько я знаю, с такими из колонии не выпускают.