Исторические любовные романы

Тогда он сделал шаг вперед, попав в то ограниченное пространство, куда падал свет из окна. Теперь Кейт, наконец, могла рассмотреть его. Прищурившись, она медленно впитывала каждую деталь. Нет, она не знала этого человека. Но, кто бы он ни был, нельзя было не заметить, что он, несомненно, очень красив. Ошеломляюще красив. На вид ему было лет тридцать с небольшим. Темно-каштановые волосы, совершенной формы нос, резко очерченные скулы. Но его глаза… его глаза завораживали. Можно было бы сказать, что…

…из тетиной спальни вырывается рой синих бабочек. Отшатываюсь, инстинктивно прикрывая глаза, силюсь захлопнуть дверь, но слишком поздно. Бабочки кружат вокруг меня, задевая крыльями лицо, размазывая пыльцу по коже, путаясь в моих волосах. Сотни бабочек с острыми, как иглы, хоботками. Сотни болезненных уколов. От боли я захожусь беззвучным воплем. Птица в последний раз бьет крыльями и сжимает лапками воздух, а потом затихает. И я затихаю вместе с ней. Падаю навзничь, погружаясь в колодец многослойной…

Вытираясь полотенцем, Марвелл вспоминал, как Нэнси прильнула к нему, как сладко пахло от нее розами да имбирными пряниками, которые она специально для него напекла перед утренним свиданием, и как с блестящими от слез глазами она заставила его дать клятву верности. «Отправляйся в Лондон, Уильям. Только смотри – вернись к празднику сбора урожая. Дольше двух лет я ждать не буду, так и знай». Вернуться следовало к осени 1717 года. Нэнси щедро отмерила срок. Двух лет вполне достаточно, чтобы сколотить…

– Вы снова пойдете в поход, мой падишах? Ради какого-то мертвого купца-иноверца? – Он был моим другом. – Кажется, он был еще большим другом Ибрагима. – Грити убит, когда он исполнял нашу высокую волю. Это преступление не может оставаться безнаказанным. – Снова наказания и снова кровь? Мой повелитель, мне страшно. Не падет ли когда-нибудь эта кровь на наших детей? – Это кровь неверных. – Но все равно она красная. Людская кровь. Сколько ее уже пролито на земле! Целые моря. А все мало? Только…

– А что ж ты делал? – Ничего. Сидел и ждал – когда явятся меня убивать. Кажется, даже пытался молиться. Когда пришли солдаты, я был рад. И после – никакой жалости к тем трем, которых повесили, и к тем, которые на каторгу пошли и которых выпороли… Наверное, тут все дело во времени и дистанции. Слишком вплотную и слишком уж в чувствительном возрасте я с этим столкнулся… – А что же теперь? – спросил Максимилиан. Ему явно хотелось отвлечь друга от ужасных воспоминаний. – Теперь ты достиг совершеннолетия,…

Подчиняясь властной матери, Джорджия выбралась из-под одеяла и слезла с высокой кровати, продолжая бормотать: – Мертв? Но как он может быть мертв? Дуэль… нет, нет! Он же самый добродушный человек на всем свете! – Мейберри дрался с сэром Чарнли Вансом рано поутру – и умер со шпагой от удара в сердце. – В сердце? – чуть слышно прошептала Джорджия, прижимая руки к груди, словно шпага пронзила и ее сердце. Она покачала головой: – Нет, тут какая-то ошибка… Или это шутка? Он обожает шутить. – Полагаешь,…

От автора На этих страницах, которые рождаются под моим пером, я храню верность своим героям и не хочу покидать их на половине пути. Мне случалось гостить в Квебеке, и я неизменно заезжала в Валь-Жальбер. Это место, напоенное поэзией и историей, завладело моим сердцем. Я ощущаю там биение прошлого, все еще богатого преданиями и воспоминаниями. Выбранное мною время — зима 1939-го и лето 1940-го — было суровой порой. Весь мир постепенно втягивался в войну, еще полностью не осознавая многочисленных…

Получив письмо Хлои, Нелл принялась горячо доказывать, что в Галифаксе она сумеет заработать денег и сможет посылать какую-то часть матери и сестренке Аннели. (Из шестерых детей Клементины в живых остались только две девочки, старшая и младшая, которой недавно исполнилось семь.) Конечно, это была не вся правда. Больше всего воображение Нелл поразило сообщение Хлои о том, что та регулярно посещает танцы (сама Нелл еще не танцевала ни разу в жизни, поскольку бог весть почему это считалось неприличным…

– Где моя дочь, Юлия?! – голос за спиной заставил её вздрогнуть. Особенно жутко он прозвучал вкупе со звуком взводимого курка. Это слегка отрезвило загнанную в угол беглянку и она, недолго думая, бросилась в ближайшую комнату, ведомая собственным страхом и желанием выжить. Это была их спальня. Её и её мужа, милого Вани. Как символично! Здесь когда-то всё началось, здесь же всё и закончится. Закрыв дверь на замок, она подбежала к прикроватному столику и достала из ящика маленькую тетрадь в кожаном…

Черт бы их всех побрал! Почему они не отправили ее куда-нибудь подальше?! Ей было бы безопаснее даже в джунглях Индии, чем с ублюдком, за которого она вышла замуж. Но каким образом муж смог заставить ее вернуться? Еще одно сломанное ребро? Обещание, которое он сдержит… пока снова не напьется? Что ж, если сестра не может держаться от мужа подальше, то он, Беннет, позаботится о том, чтобы держать его подальше от нее. Тут огромная черная карета остановилась прямо перед ним, и дверца тотчас же…

Ничего особенно удивительного она там не увидела. Чаинки сложились в сердечко, через которое пролегла трещина. Сама по себе такая картина вряд ли могла вызвать эту боль в груди. Однако Сэди стало не по себе. Джек! Его образ вдруг настолько явственно возник перед ее мысленным взором, что Сэди была готова поклясться, что он здесь, в шатре. Она даже почувствовала себя чуть ли не разочарованной, сообразив, что сидит одна-одинешенька. Может, с ним что-нибудь случилось? Может, наклонная дорожка в…

Мысли, менее всего уместные в этот миг торжества, окончательно вернули его к действительности. Он стал оглядываться по сторонам, отыскивая ответ в стенах храма за спиной и одеждах окружающих, в украшениях богачей и в лохмотьях нищих – всех тех, кто присоединился к нему сегодня, дабы объединить свои силы в воззвании к высшим силам. Но ответа не находил: богачи были разряжены в пестрые шелка, руки их украшали и уродовали перстни с тяжкими самоцветами… Лохмотья нищих были простыми тряпками… …

При воспоминании об утренних событиях Кристину опять охватил ужас. У нее в ушах все еще звучал голос домовладелицы, громкий и пронзительный, эхом отдававшийся от стен комнаты и разносившийся по лестничной клетке. Остальные жильцы наверняка все слышали. Вряд ли это их удивило или расстроило – они давно привыкли к подобным вещам. «Кто я, по-твоему? Филантропическое общество, благотворительная организация? А? Я не желаю бесконечно держать в своем доме жильцов, которые не могут платить. Ты, мисс, ловко…

— И чему же вас учили в Париже, мисс? — он более внимательно вгляделся в эти точёные черты лица, пытаясь понять, что из себя представляет его партнёрша. — Всему, — непринуждённо ответила Карина, но взгляд из-под густых ресниц и какие-то новые нотки в голосе придали её ответу двусмысленность. — О, — протянул с усмешкой Уолтон. Он терялся в догадках: с одной стороны, Карина ни на сантиметр не отсту-пала за рамки приличия — за исключением корсета, — ведя себя, как юная леди, впервые вышедшая в…

— Готово, миледи… Выдернув из рук горничной саквояж, Эрин положила на самое дно увесистый мешочек с деньгами и захлопнула его. Схватив со столика шляпу, девушка надела её, и набросив на плечи чёрный бархатный плащ, подошла к двери. — Но… но что я скажу милорду?.. — растерялась Аньес. — Скажи, что твоя беспутная госпожа сбежала, — Эрин нажала на завиток лепнины — в стене открылся узкий проход. — А ты не смогла её остановить. Счастливо оставаться, Аньес! Рассмеявшись, девушка исчезла в тёмном…

— Мы должны быть снисходительны, — отвечала на мои реплики Мег Марлоу. — Она — человек искусства. Искусство каждый вечер, а иногда и днем увлекало ее в театр. Случались у нее и периоды «отдыха». Вот они-то и пугали меня больше всего. Следует отметить, что мы опасались не столько ее гнева, сколько уныния. К счастью, все ее настроения бывали скоротечны. — Я не позволю вам забыть о том, что она — великая актриса, — неизменно провозглашала Мег, если кто-либо из нас не демонстрировал должного восхищения.…

Обе женщины замерли. Элайза предположила, что именно такой звук издадут ее нервы, если наконец разлетятся на кусочки. В наступившем молчании дождь с силой забарабанил по окнам, словно желая предупредить ее: уходи, уходи, уходи, пока не поздно. Ох, если бы у нее был выбор! Миссис Уинтроп откашлялась: – Скорее всего он никогда не станет целиться в вас. Но все равно, видите, с одной рукой у него все в порядке, так что если вам покажется, что он в настроении кинуть что-нибудь, лучше уйти с его…

Это оказалась уловка. Андреас, вернувшийся домой, обнаружил, что отец совершенно здоров, и в итоге родитель с сыном поругались. — Отец, — возмущённо воскликнул сын, — чтобы приехать, я оставил в Афинах хорошую должность, на которую меня снова уже не возьмут! Я оборвал многие связи! Я оставил друзей и тех, кто близок мне по духу! И для чего? Для того чтобы обнаружить, что ты мне лгал? — Ах, ты, неблагодарный! — сетовал родитель. — Для того ли я воспитывал тебя? Для того ли позволил тебе учиться,…

Юный шевалье де Сорель мечтательно вздохнул и его синие глаза затуманились. Но тут же он тряхнул густыми белокурыми волосами. - Чертовски жаль, что у меня только один шанс из десяти, чтоб понравиться г-же де ла Шпоро! - вздохнул он. - Мне негде быть представленным столь высокородной даме! Г-жа маркиза не наносит визиты нашему капитану, как графиня дю Трамбле. - Эка хватил! - фыркнул де Дромоль, продолжая внимательно обшаривать глазами набережную, как умный кот обшаривает крынки со сметаной в…

Но вот Файзулла Ходжаев открыл траурный митинг, посвященный «нашему верному товарищу, погибшему за правое дело, Сайду Пахлавану». Сняв шапку, вышел вперед Хайдаркул и, словно обращаясь к покойному, стал говорить. Голос его звучал хрипло, как у старика, бесконечно устало. — Брат мой, мой богатырь, герой наш, дорогой Сайд! — сказал он. — Разве мог я подумать, что я, старый, убитый горем человек, старший твой брат, останусь жив, а ты раньше меня закроешь глаза? При этих словах Мирак, его мать…