Семейный роман

«Я – прошлое, – подумала она. – Роберт – будущее. Когда-нибудь мой правнук станет во главе „Крюгер-Брент лимитед“!» Мальчик наконец добрался до кресла Кейт; она подвинулась, давая ему место. – Тебе весело, бабуля? – Да, Роберт, спасибо! – Потрясающий оркестр. Дирижер ужасно плох. Кейт непонимающе взглянула на правнука, но морщинки на ее лбу тут же разгладились. – А, поняла. Хочешь сказать, что он на самом деле очень хорош? – Точно! – расплылся в улыбке Роберт. – Тебе и вправду не дашь…

Гораздо позже, став литератором, я убедился, что сия ситуация бессмертна. Вот так же некоторые критики, услышав, что гремят тарелками (не скажу где) бросаются отгонять сфальсифицированную опасность. Но я слишком отвлекся. Мой немецкий переводчик Саша Кемпфе, прочитав «Сандро», вдруг спросил у меня: – Эндурцы – это евреи? Начинается, решил я, но потом оказалось, что этот вопрос возбуждает любопытство разных народов. Эндурцев и кенгурцев я придумал еще в детском саду. Мой любимый дядя хохотал…

— С ума сойти! — воскликнул он. — Черт меня подери, Иззи! Да это… — Ребенок! Боже милостивый! Господи, Том! Том! Дай же его скорее сюда! Том передал ей сверток и осмотрел мужчину — пульса у него не было, — после чего перевел взгляд на Изабель, которая рассматривала крошечное создание. — Он умер, Изз. Что с ребенком? — Похоже, с ним все в порядке. Ни царапин, ни ушибов. Какой же он хорошенький! — сказала она, прижимая его к себе. — Ну же, ну, теперь все хорошо, малыш, теперь все позади. Какая…

Еремей Николаевич говорил: «Сибиряк не тот, кто мороза не боится, а кто умеет мороза хорониться». Одежда была теплой и при этом легкой, не стеснявшей движения; она защищала от ветра, от попадания снега за ворот и не вызывала усиленного потоотделения. На всякую погоду: от стужева (мороза с туманом) до непроглядной метели, от буса (мелкого дождя с порошей) до сорокаградусного мороза в солнечный день – имелась одежда. Кафтаны, шубы, полушубки, тулупы были нагольные и «крытые», то есть с холстом, дабой…

Он кинул в ясли заледенелые, звякнувшие, как стекло, бодылья, затоптал костер, взвалил на спину крест и побрел к темнеющему в сугробах дому. Большой приземистый дом с покосившейся террасой и заколоченными до половины окнами стоял на краю парка, далеко от конюшни. К дому не вела ни одна тропинка, и старик, сгибаясь под тяжестью дубового креста, медленно брел по глубокому снегу и хрипло бормотал: — Маются люди, лучшего ищут, а конец у всех один… Вот наш барин… Разве ж он думал, что его хозяйство…

На мне был костюм, который слишком туго сжимал мое юное тело, и я старался не обращать внимания на то, что прямо внутри моя мать с округлившимся животом расхаживала вокруг своих партнеров по бизнесу. Даже будучи беременной, она командовала каждым человеком в этой комнате со сдержанностью и стоицизмом, которым я мог легко подражать. — Я знаю, кто я, — сказал я ему. Я был Коннором Кобальтом. Мальчиком, который всегда поступал правильно. Мальчиком, который всегда знал, когда заткнуться, а когда…

Еще до вступления в лигу Советское правительство предложило всем странам мира всеобщее полное и немедленное разоружение. Навсегда распустить сухопутные, морские и воздушные вооруженные силы, уничтожить пушки, пулеметы, танки, бомбы, мины, снаряды, все средства массового убийства людей; не обучать военному делу молодежь всей земли, а предоставить ей возможность мирно трудиться, отменить военную службу; разрушить крепости, морские и воздушные базы; ликвидировать военные заводы и не отпускать денег…

В Вдин промозглый февральский день с севера, с ущелья горы Мургуз, прибыл груженный нехитрым скарбом обоз – восемнадцать больших телег. Просить пристанища приехали четыре тавушских рода – Мелкумяны, Меликяны, Атояны и Меликбекяны. Из ста пятидесяти человек до места добрались восемьдесят семь, остальные погибли от холода, голода и болезней – переход через ледяной перевал оказался долгим и мучительным. На протяжении двух веков Карабах был их пристанищем – до той поры, пока войска Российской империи…

— Понимаю, Сергей Васильевич, — покорно сказал Денис. — Будешь смотреть бытовые условия — а ты обязательно посмотри, и не только там. где тебя поселят, — смотри, в столовке не засиживайся. А то еще бывают такие… любимцы тети Маши. — Какой еще тети Маши? — ошеломленно спросил Денис. — Такой… с уполовником, — ответил Сергей Васильевич и пожевал губами, явно припоминая какой-то крайне неприятный случай. — Тоже, приедут на объект и засядут. В столовке. Имей в виду… Денис пошуршал бумажкой. Ему…

Сергей Стукало и Наталья Уланова задались весьма амбициозной целью — написать роман, действие которого происходит на фоне последнего из российских геополитических катаклизмов. Авторы описывают события на протяжении жизни двух поколений, но создают при этом не многотомную эпопею, а весьма динамичное повествование, в котором история подается, если можно так выразиться, в концентрированном виде. Достигается это определенным стилистическим приемом: текст разбивается на короткие фрагменты-сцены, а промежутки…

Сидели ждали. Разглядывали двор военкомата, по которому бегали туда-сюда офицеры, прапорщики, сержанты – «покупатели», как называли их на местном жаргоне. Шум, гам и всегдашняя русская ругань. В общем, бестолковщина. Наконец раздалась команда на построение. Вышел молодой усатый красивый лейтенант в голубом берете: – В две шеренги становись! Кого назову – два шага вперед. Началась перекличка: – Алпатов! – Я. – Два шага вперед! – Бубкин! – Я. – Виноградов! – (Чуть слышно)…

Дебют большого мастера. Vanity Fair Потрясающий дебютный роман... Правдивая и очень личная история семьи берет за душу... невероятно жизненный главный герой... пристальный взгляд автора при богатом событиями сюжете и метко очерченных образах персонажей-ирландцев с их страхами, мужеством и несокрушимым апломбом... Удивительно ярко и притом на редкость достоверно мистер Томас раскрывает в мельчайших подробностях самый страшный кошмар любого нейробиолога... Прочтя сотню насыщенных стремительным…

Поднять команду спасателей было делом минутным, но к тому времени, как они под яростными порывами ветра вышли со своим снаряжением на низкие скалы, охраняющие вход в бухту Сола, судно уже разбилось. Его увидел мальчишка по имени Коуд. Оно подпрыгивало и тряслось на волнах, как конь, окружённый терьерами, и вдруг неожиданно замерло и накренилось, как будто вот-вот опрокинется. Раскачиваясь, корабль встал почти ровно, и волны, огромные, но неспособные его сдвинуть, ударили в незащищённый борт, вздымая…

Ребенок был мир. Оса тоже была мир. Блестящие, широко раскрытые зрачки мальчика с интересом смотрели на нее. Затем ребенок протянул руку и взял летающего тигра пальчиками. Два мира встретились. Оса повернула голову. Обидчиво поджала хоботок. Предупреждающе, как бы примериваясь, выпустила и снова втянула в брюшко зазубренное жало. Ребенок в ответ крепче сжал пальцы на плотном полосатом панцире. Тогда оса, резко подгибая брюшко, ударила черным стилетом в розовый пальчик. Крик боли…

Часть первая Омская область, 1923 год Анфиса Степан ужинал затемно. Домашние три часа назад встали из-за стола. Работники ушли отдыхать в свою каморку. В горенке находились мать с отцом, брат с женой да младшая сестренка. Степану прощались и опоздания, и неучастие в хозяйственных работах. Степан – власть, председатель сельсовета. Хлебной корочкой Степан подобрал остатки еды в тарелке. Мать терпеть не могла эту его привычку босяцкую, приобретенную то ли когда со старателями в тайге…

Я не мог контролировать этот гнев. Он просто поглощал меня, словно гребаный лесной пожар. — Мы можем уже закончить? — спросил я. — Мне, черт возьми, нужно еще кое-куда. Подошел официант и наполнил стакан отца на четверть. Тот приказал не останавливаться, и вот стакан был полон уже почти до краев. — И ему тоже налей, — сказал мой отец. Джонатан Хэйл плавал в миллиардах долларов, заработанных Hale Co., компанией детских товаров. Он платил за молчание персонала загородного клуба, чтобы те закрывали…

Направляясь к карете, Джевдет-бей снова вспомнил свой сон: «Да, я не такой, как все, — но никто меня не наказывает!» От сердца немного было отлегло, но тут он увидел кучера — и настроение снова, испортилось, поскольку тот, подобно всем кучерам хорошо осведомленный о подробностях частной жизни своего клиента, смотрел на него с таким выражением, будто говорил про себя: «Ах ты такой-сякой, я про тебя все знаю — куда ездишь, что делаешь, о чем думаешь!» Джевдет-бей весело ему улыбнулся, справился…

Я стою, прислонившись к старому вязу у ворот, и смотрю вверх: лучи вечернего солнца играют в листве и золотым дождем падают на землю. Наш дом на холме, выкрашенный в светло-серый цвет, кажется похожим на тучку, которая зачем-то спустилась на землю. Даже ручеек, бегущий у моих ног, выглядит волшебным: камешки под водой похожи на серебряные доллары. Как жаль, что это не настоящие монетки! Я бы собрала их и принесла маме, чтобы она купила себе все, что захочет. У нее была бы красивая посуда, мягкие…

- Ох… уж этот… Мися… - торопливо снимая с медвежьей меховой морды свои очки, Анна укоризненно прицокнула языком, но, взглянув не девочку, невольно улыбнулась. Надев очки, она присела тут же на диван и положила листок на подлокотник. Продолжая начатый телефонный разговор, вновь обратилась к собеседнику. – Простите… да, я готова, диктуйте… Записав надиктованный текст, женщина закончила разговор и, нажав на отбой, ещё раз прочитала написанное. По её лицу можно было догадаться, что полученное известие…

Девочка снова засмеялась: корабль рассекал воду, точно гигантский кит Моби Дик из истории, которую часто читал отец. Мама не любила такие сказки. Она считала их слишком страшными и говорила, что в головке дочери не должно быть места подобным мыслям. Папа неизменно целовал маму в лоб, соглашался с ней и обещал в будущем быть осторожнее, но продолжал читать девочке об огромном ките. Были и другие любимые истории из книги волшебных сказок. Они рассказывали о сиротках и слепых старухах, о долгих путешествиях…