Мистика

Он полностью завладел моим вниманием, сердце почти перестало биться. Я понял: сейчас прозвучит рассказ. — Наверняка тебе известно, что некоторые дела Шерлока Холмса остались нераскрытыми и потому не были описаны. — Да-да, доктор, — утратив всякое самообладание, пробормотал я. — Вы о них иногда упоминали. Вроде той истории человека с зонтиком… Он поднял руку, останавливая меня. — Я не об этом, мой мальчик. Не то чтобы у меня просто не нашлось времени описать некоторые дела и я вставлял намеки…

Илья пришёл в ярость, потому как мой ответ развеселил ухоженную белокурую девицу, некогда зацепившую брата своею красой. Лебёдушкой она изящно плыла по дороге мимо нашего дома. От негодования Илья готов был бросить ведра с водой и кинуться на меня с кулаками. Благо отец встречал водоноса у бани, а потому участи остаться поколоченным мне удалось избежать. Нахмурив брови, Илья бросил на меня гневный взгляд, и обещающе закивал, давая тем самым понять, что разберётся со мною позже. Довольный расплатой,…

Клейтон не обратил на это внимания. — Это самый странный случай в моей жизни. Вы знаете, что я никогда до этого не верил в привидения и ни во что подобное, а тут, понимаете, загнал его в угол; теперь весь материал у меня в руках. Он погрузился в еще более глубокое раздумье, достал и начал обрезать вторую сигару своей маленькой, странного вида сигарной гильотинкой. — Говорили вы с ним? — спросил Уиш. — Приблизительно около часа. — Болтливое оказалось? — заметил я, присоединяясь к группе…

На некоторое время вспыхнули пересуды о личности жителя пропавшей могилы. По той причине, что планомерный учёт записей о погребениях на кладбищенском холме — где, когда или кого хоронят — не вёлся, дискуссии об обитателе той могилы, или бывшем её обитателе, непременно порождали выбросы самого дикого бреда, если не затихали в смутной, гнетущей растерянности. Одна такая беседа протекала в подвале заброшенного здания, где мы собрались как-то вечером. Именно в тот раз джентльмен, называвший себя доктором…

Вот уже некоторое время доктор Клатт рекламировал себя в городе, как человека, обладающего выдающимся опытом в некой отдаленно научной области. Эта личность или, быть может, самозванец, не был единственным в своем роде в истории города у северной границы. Тем не менее, когда Клатт стал говорить о недавней аномалии не как о пропавшей могиле, и даже не как об отсутствующей могиле, а как о рассотворенной могиле, остальные прислушались. Вскоре имя Аскробиуса стало упоминаться чаще всего в разговорах…

На меня нашла сладостная истома, безответственное нега расслабления, глаза отяжелели. Я их больше не открываю и всё-таки всё вижу вокруг себя. Кажется, словно мои веки из стекла и оттого прозрачны. Я вижу всё словно сквозь молочную пелену, по которой разветвляются нежные, алые прожилки, но яснее и в большем размере, чем когда ещё имел тело. Язык парализовало. Тяжёлый и вялый, как глина, он лежит в полости рта. А обоняние сделалось тоньше в тысячу раз: я не только вижу вещи, я чую их носом, каждую…

Несколько человек отставили стаканы и начали аплодировать в вынужденном одобрении, другие ограничивались поднятием бокалов в немом тосте. — Это мой подарок? — спросил Джек. — А что ты мне принес? — Тебе должно понравиться, — ответил Том. — Мне бы точно понравилось. Джек раскрывает упаковку и бросает ее на землю. Женщина, разносящая напитки, вздыхает и поднимает бумагу, которую затем выбрасывает в мусорную корзину. — Спасибо, любимая, — сказал Холт. Очевидно, эта женщина была его женой. —…

Илья же нахмурился и серьезно кивнул. Снова наклонился к чаю, нахохлившийся, как больная ворона. Вернулся к разговору он ближе к полудню. — Психиатр, значит? — спросил, будто не было между фразами ста километров пути, позднего рассвета и маленькой станции с гордым названием Юность Комсомольская. — Психотерапевт, — поправил Зимин и выглянул из-за края газеты. — Должно быть, в поездках тишину любите? Достали вас разговорами? — Ну, почему же. Интересная беседа всегда лучше молчания. К тому…

Нет нужды — да и трудно — пересказывать перипетии этой прихотливой, сложно сочиненной книги, герой которой чудаковатый гравер-реставратор Атанасиус Пернат то ли живописует свои сны, то ли и вправду переживает таинственное превращение в Голема, искусственное существо, созданное по человеческому подобию неким раввином еще в конце XVI — начале XVII века и, согласно легенде, объявляющееся в городе каждые тридцать три года… Думаю, будет гораздо лучше, чтобы изобретательность и глубину мейринковской фантазии…

По едва освещенным лестницам и коридорам его препроводили в комнату без окон, в которой уже находились доктор медицины Степан Львович Трахтенберг и известный в городе специалист по всяким старинным штучкам и оккультным наукам Михаил Евграфович Рябинин. На их лицах читалось недоумение, а по растрепанному внешнему виду было ясно, что попали они сюда, как и Безухов, в спешке и в казенных каретах. Не успел Николай Иванович поприветствовать присутствующих, с которыми встречался раз или два на городских…

  Он усмехнулся, бросил ещё один взгляд на набирающие силу волны, зачерпнул из песка пару камешков, и забросив их в воду, проследил, как они бесшумно исчезают в глубине морской глади.   Чего скрывать.. За свои 33 года он добился многого. Сразу, как окончил университет, взял кредит, и купил небольшое помещение под будущую фирму. Свою, без партнеров, как было бы удобнее и выгоднее.. Хотелось по возможности самому все сделать и набивать собственные шишки в жизни. Учится на собственном…

  - Их там нет - шелестящим голосом произносит мертвец. - Лиза, меня зовут Лиза, не забудь, я жду тебя.   Я освобождаюсь от ее руки и бегу по коридору, заглядывая в каждое помещение. Везде одно и тоже: грязь, запустение, обломки мебели, а в середине стоит мертвая женщина в белом платье, и слова звучат в моем воспаленном мозгу.   - Лиза, меня зовут Лиза....Лиза....Лиза....я жду...уже скоро...   Наконец я нахожу кухню, в углу которой стоит старый холодильник…

   - Болива-а-а-р! – заорал во всю глотку Владыка тьмы, восседая на колышущемся языке пламени и наслаждаясь криками боли грешников.    - Болива-а-а-ррр! – повторил он через минуту, да так громко, что воздушным потоком снесло и размазало по стенам преисподнии несколько десятков сновавших туда-сюда крылатых тварей.    Боливар был демоном второго круга и сразу услышал хозяина. Оборвав свою беседу с душой немецкого ученого, он со всех ног бросился на зов. Петляя…

Вечер. Море. Мы.    Море. На горизонте корабль. Такой маленький отсюда. Ползет как мошка, еле-еле. Солнце склоняет к нему голову. Поджигает небо. Серебрит воду. Она слегка колышется, рябит. Шуршит галькой. Тихо-тихо. Как будто нашептывает. Ласковое, доброе, вечное.    Мы сидим вдвоем на полотенце. Я приобнял тебя. Ты положила мне голову на плечо. Твои волосы щекочат мне шею, и приятная дрожь пробегает по всему телу. Запах моря смешивается с ароматом твоей кожи.…

   В моей руке бокал. Но не с вином. Конечно же с кровью сказали бы вы и были бы правы. Что же ещё может вкушать такой прожжённый вампир как я. Не томатный же сок, в самом деле. Итак, позвольте представится: Клаус фон Бугберт. Не удивляйтесь, это моё самое настоящее имя. Так меня назвала матушка, а фамилия досталась от батюшки. Правда, после обращения мне дали новое имя, но оно мне не очень нравится. Если не сказать больше. Я его терпеть не могу. Оно скрипит на зубах, как кости старого…

Мальчик стоял на подоконнике и смотрел на кружащиеся в ночном воздухе снежинки. Луна сыпала и сыпала их из дырявой тучи. Ветер пытался защитить землю, кружа их, но явно проигрывал. Мальчик прижался лбом к стеклу. Оно оказалось гладким, влажным и холодным. Снежинка коснулась его лба с другой стороны. За ней вторая. Белые глаза заглянули мальчику в лицо. Зацепились за его серые, отдающие сталью, глаза. - Кто ты? - выдохнул мальчик. - Я это ты. - Но ты же девочка? - Хи-хи, я пошутила. …

Тень камня, имеющая форму меча, коснулась края площадки. Сознание исчезло, и похолодевший труп Селиверстова остался лежать до утра на маленькой, узкой площадке горной скалы.

                                                                                                                                               …

                                                 Друг. Снова звонок в дверь с утра пораньше. Я смотрю на часы. Полседьмого утра... И что тебе дома не сидится?  С трудом отрывая голову от подушки, я смотрю на часы... Еще звонок. Нужно открывать. Одев первое, что попалось под руку, иду к двери. Да хватит мне названивать... Этот ненавистный,…

Самому Гриву очевидно и в голову не приходило, чтобы он вел себя не так, как следует. Он был вполне весел и счастлив. Только портрет почему-то тяготил его. Когда Грив в первый раз увидел его, то слегка вскрикнул, а когда его за обедом посадили прямо напротив портрета, он замялся, с явной неохотой сел, но тотчас опять встал. — Я не могу сидеть напротив этого портрета, пробормотал он, — я сам знаю, что это ребячество, но не могу. Это один из тех портретов, глаза которых точно следят за…