Научная фантастика

Войдя внутрь, мокрая и увешанная сумками, я, кажется, даже застонала от радости, увидев, что мой любимый столик свободен. Я метнулась к нему, словно усталая малиновка в свое гнездо. Герр Риттер подошел ко мне, выглядя в черном костюме с галстуком-бабочкой элегантно и совсем как джентльмен из прошлого века; через руку, как и всегда, было аккуратно переброшено белое полотенце. – Вы сегодня выглядите очень усталой. Трудный день? – Пустой день, герр Риттер. Он предложил мне кусок сметанного пирога,…

Колени Вовочки подогнулись, и он по стенке сполз на пол… – Да что же это такое?! – с тревогой в голосе кричала Эльвира. – Что там у тебя? Случилось что-нибудь? Почему ты молчишь? Я сейчас… – Ничего, – хотел сказать Вовочка, но «ничего» у него не получилось, а получилось что-то вроде «чав!» – Посмотри-ка сходи, – велела Эльвира кому-то из своих кухонных компаньонов. Раздались шаги, шаги вышли в коридор – вышли сами по себе, никого при них не состояло, ни тела, ни ног, – постояли, подошли совсем…

– Дщерю, – сказал я. – Что по старорусски значит – дочь-. В конце концов, не на машине ли времени мы странствуем? А значит, надо соблюдать условности. Но если тебе это обидно – Дщерь, – сказала она. – Дверь и щепа. Дверь в щепки. Или: дверь и щель. Склонность к незаметному исчезновению. – Это точно, – сказал я. – Они такие. Только отвернись, а их уж нет Я распаковал аптечку. Вот: настоящие хлопковые бинты, обваленные в настоящем гипсе. Надо сложить из них что-то вроде полотенца, потом смочить…

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА Помню, как в восемьдесят четвертом из Москвы приезжал работник Министерства культуры – закрывать наш КЛФ. Этому предшествовало выселение клуба из комнаты в библиотеке, которую он занимал: помещение потребовалось для хранилища запрещенных к выдаче книг. Но на встречу с высоким гостем нас все-таки собрали. И гость под большим секретом поведал, помимо всего прочего, что Стругацкие то ли уже запрещены, то ли вот-вот будут. – Но как же так? Ведь они написали столько коммунистических…

- Ничего, вроде... Локтем вмазал куда-то со всей дури, да под ребром тянет. Ерунда. Что с Машкой? - Не знаю... - Жека приложился ухом к груди девушки. - Сердце бьется! В этот момент она зашевелилась, приоткрыла глаза. - Машка! Родная! Ты как? - Голова болит... - почти беззвучно пробормотала она. - Что случилось? Землетрясение, да? Ой, у тебя кровь! Действительно. В суматохе Жека и не заметил - из раны на плече сочится красная струйка, а боли нет... так бы и ходил, если б Машка не…

- Там есть подвал? Значит, там вы и спасались от огня? Ах ты господи, в землю ушел! Надо же! А я знал я знал, что отыщу вас здесь,- Борд засмеялся какимто полубезумным смехом и взял Гуннара за руку.Пойдемте. Ради бога, пойдемте отсюда. Уже светает. Астроном неохотно пошел за ним, глядя не на светлеющую полоску на востоке, а в щель купола, где все еще виднелось несколько ярких звезд. Борд буквально вытащил его из обсерватории, заставил сесть в седло, а потом, взяв коня под уздцы, быстро стал спускаться…

Первые шесть из восьми рассказов в этом сборнике имеют местом действия миры Экумены, моей якобы-связной вселенной с дырками на рукавах. Мой роман 1969 года «Левая рука тьмы» начинался с отчета Мобиля Экумены — путешественника — Стабилям, которые сидят безвылазно на Хайне. Слова приходили на ум вместе с лицом рассказчика. Он заявил, что его зовут Дженли Аи, и начал свою повесть, а я записывала. Постепенно, и не без труда, мы с ним поняли, где находимся. Он-то раньше не попадал на Гетен, а вот…

- Я и сама не понимаю. Просто я чувствую перед ней особую ответственность. Даже большую, чем если бы я была ее родной матерью. - Понимаю, но мне кажется, что она в полном порядке. Крис - чудесная девочка. Прелестная, здоровая, умная, и все это благодаря тебе. - И тебе тоже. - Ну что за прекрасные мы с тобой родители! - А уж скромные-то какие! Мы рассмеялись, поцеловались, и я наконец успокоилась. Вплоть до следующего утра. Солнечные лучи все так же игриво плескались на нашей маленькой…

Гальт. Кто вас впустил? Кухарка? Высокий. Нет, сам профессор. Гальт. Не чинил препятствий? Высокий. Нет, господин инспектор. Сказал, чтобы мы делали все, что нам угодно. Гальт. Так прямо и сказал? И что? Высокий. Как вы приказали, мы пробили отверстия в бетоне во всех подвалах. В гараже тоже. Низкий. Всего семьдесят дыр, господин инспектор. Чуть руки не отвалились. Гальт. Это к делу не относится. Нашли что-нибудь? Останки, кости? Низкий. Только куриные. Крылышко и кусочек…

– Привез, – ответил он и остался доволен тем, как сказано: с бесстрастием человека, сумевшего избежать опасности. – Да не туда, куда надо, – усмехнулся низенький, Госсе. Пилот не понял, шутка это или нет. – Как не туда?.. Ведь вы приняли меня. Приказали сесть, – уточнил он. – Пришлось. – Не понял. – Вы должны были сесть в Граале. – Тогда почему вы заставили меня сменить курс? Ему сделалось жарко. Распоряжение о посадке звучало категорично. Правда, гася скорость, он принял по радио…

Неожиданно с узкой полосы проезжей части съехала огромная, блестящая тень и с тихим шуршанием покрышек остановилась около меня. Это был гигантский «бьюик». Опустилось правое переднее стекло и изнутри послышалось: — Что у вас за газета? Одновременно рука в тяжелой шоферской перчатке указала на белый краешек бумаги, торчащий у меня из-за рукава. Тон, каким был задан вопрос, и его содержание показались мне, разумеется, очень странными, но жизнь научила меня ничему не удивляться, особенно…

Через пару месяцев полки ушли, оставив после себя загаженные дома, опустевшие овины и растерявших женихов брюхатых девушек. Следующей весной одни за другими проходили в эльбахской церкви нерадостные крестины детей войны. И тогда же, во время бесплодной, никому ничего не принесшей распри, погиб отец Марии. Был праздник, и один из перепившихся ландскнехтов вздумал показывать удаль на стае уток, мирно плескавшихся в луже. Ландскнехт похабно ругался, бестолково размахивая алебардой, утки вопили, спасаясь…

- Как видишь, не вполне отошел. - Мне очень жаль, если это так. - Не думал я, что хозяин Рэндол-замка столь негостеприимен… И без того мрачное лицо лорда потемнело еще больше. - Я думаю, у тебя нет причин для недовольства. Ты просил в свое распоряжение башню - ты ее получил. Ты живешь в замке уже полгода, занимаешься чем хочешь и распоряжаешься как хозяин. Я ни разу не упрекнул тебя, хотя твоим требованиям нет конца. Но сейчас я говорю: «Нет!». - Не упрекнул? А кто секунду назад ставил мне…

ЛОГИНОВ Святослав Единая пядь - Ну, давай, милая, ну... ты же можешь, ну... Чёлка скосила блестящий глаз, отороченный густой щёткой коротких ресниц, переступила с ноги на ногу, но не двинулась с места. - Ну что ты, родная, нам немножко осталось, там и отдохнёшь... Ну! Постромками Микола ободряюще похлопал лошадь по потному боку, на миг выпустив рукоять плуга. Оно, впрочем, и не страшно, нрав у кобылки не вздорный, это жеребец может рвануть дуриком, завалив плужок на сторону и заставив…

Глаза придвинулись вплотную, детеныш ощутил чужое дыхание и прикосновение волосков, ощупывающих его. Улитка могла хотя бы прятаться в хрупкую раковину, он же не мог ничего. Ночная прохлада сковала крошечное тельце и не давала пошевелиться. Детеныша коснулся мокрый нос, но в это мгновение от болота, откуда прежде доносился лишь нескончаемый лягушачий концерт, прилетел низкий рокочущий рев, и кто-то двинулся к берегу, тяжело ступая и поднимая при движении волну. Ночной хищник замер, отпрыгнул в сторону…

Матфеев хутор казался невелик - два дома, глядящие в утоптанный переулок, амбар да общий крытый двор. В двух домах жили давно уже седобородые матфеевы сыновья. Петер и Томас сами имели и детей, и внуков, но, послушные родительской воле, делиться не смели и жили хотя и в разных домах, но одним хозяйством. Перед домами бугрился обведенный плетнем огород, а со стороны двора лежал широкий загон, сейчас отворенный, поскольку скотину угнали на пастбище. Стадо у Матфея было немаленькое, и земли нарезано…

Пятый этаж четырёхэтажного дома – звучит красиво. Видится в этом некая загадка, изящный оксюморон. Если сказать одним словом – мансарда – парадокс исчезает, но взамен приходит невнятное романтическое настроение: веет стихами серебряного века, непризнанной богемной живописью, упаднической драматургией, которой вовек не видать иной сцены, нежели мансардная. Изящное изобретение французского архитектора Жюля Гардуэна Мансара – кокетливый деревенский домик, посаженный на крышу многоэтажной каменной…

Почти минуту Тимолев, словно не узнавая, вглядывался в лицо посетителя. Потом произнёс: – Здравствуйте, господин министр. – Здравствуй, Сергей, – откликнулся министр и уселся на стул, на котором недавно маялся сдающий коллоквиум студент. – Чем могу быть полезен? – дипломатично поинтересовался Тимолев. – Инна заболела. Полезла куда не надо, и вот… лейкемия. На этот раз действительно пришлось сделать усилие, чтобы понять, кто такая Инна. Лишь потом дошло – да это же его дочь! Первый ребёнок…

Блондинка вздохнула. -Вы угадали... -Так что это за компания? -Я не могу сказать, - японка раскрыла свою сумочку и вытащила тонкий рекламный буклет. - Возьмите. Битти кивком её поблагодарил и сунул буклет в карман. Блондинка смущённо переступила с ноги на ногу. -А... можно спросить? -Конечно. -Что вы думаете о нашей рекламе? Мэнахем смерил девушку внимательным взглядом. -Вы знаете её автора? -Честно говоря, я и есть автор. - она вздохнула. - Опыта в этой работе у меня…

* * * Коридор уперся в бархатную портьеру. Плотный тяжкий занавес у входа… – Подождите здесь, – попросила фрейлина и исчезла, всколыхнув складки бархата. – Государыня! – услышал он ее мелодичный, слегка приглушенный портьерой голос. – Пришел некий чужестранец. У него странная одежда и странные манеры. Но он говорит, что вы назначили ему встречу. Пауза. Так… Государыня почуяла опасность. Никаким чужестранцам она, конечно, сегодня встреч не назначала и теперь лихорадочно соображает, не вызвать…