Научная фантастика

Настроение... Почему-то исчезла легкость в душе. И сияние золотого леса уже не казалось чудом, а лишь последним усилием умирающей природы, безнадежным и, словно бы, лживым. Перемена в настроении была неожиданной и неприятной. Все предыдущее уже начало казаться пустой фантазией, самовнушением, простой припиской к действительности, которая на самом деле обыденна и примитивна. Петр Иванович пытался вернуть прежнее настроение, что ему и удалось, но лишь на секунду, не более. И тем оглушительнее…

— Сильнее! — крикнула девушка. Я дернул изо всех сил, протиснулся вместе с клубами мгновенно образовавшегося пара внутрь киоска — там и на одного-то человека места было мало — и остановился в нерешительности, изогнувшись как вопросительный знак. — Садитесь, — девушка указала на кипу газет. Я сел и сразу же придвинул ноги к двум электрическим батареям. Внутри киоска было светло, тепло и сухо. И еще — очень чисто и уютно. — Щеки почернеют, девушки любить не будут, — сказала она и засмеялась. —…

Он хорошо знал устройство своего корабля и потому не мог понять, отчего мог быть грохот. Дверь открылась и в рубку вбежали дети. Оза, серьезная, сосредоточенная, знающая, что сейчас ей покажут что-то интересное и поучительное. Сандро, решительный, настроенный воинственно и готовый по малейшему знаку броситься из корабля вниз, чтобы первому достичь поверхности планеты. Вина, вся сгорающая от нетерпения, возбужденно ожидающая, когда же ей дадут поиграть этой интересной игрушкой, которая называется…

Рядом с покосившейся избой начинался лес, непролазный, нетронутый. Ни тропинки, ни просеки. — Куда пойдем? — спросил Андрюха. — Хорошо бы по компасу. — Ха! По компасу, — усмехнулся Микола. — Компас того, может и будет когда. — Прямо, что ли, пойдем? — Пойдем прямо, — согласился Микола. С деревьев на них сразу же хлынули потоки воды. Идти было трудно. А тут еще рогатины мешали. Как с этим оружием можно добыть зверя, они понятия не имели. Но что-то нужно было делать. За полчаса…

— Каждый сверчок знай свой шесток, — глубокомысленно изрек Карминский. — Все расписано и утверждено. Изменений не будет. В это время в лаборатории зазвонил телефон. Инга подняла трубку, послушала и сказала, кивнув мне: — Саша! Тебя к телефону. Марина хочет с тобой говорить. Я вопросительно посмотрел на Карминского. — А, — безвольно махнул он рукой. — Говори. Чего уж тут поделаешь. Сорвем эксперимент. Ей-богу, сорвем... Я взял трубку: — Марина? — Я, Саша. Слышишь? Я люблю…

— Послушайте! Хотите, я приглашу вас в ресторан? Ей-богу, ничего плохого в этом нет. Женщина удивленно посмотрела на меня, и я узнал свою жену. Это было так неожиданно, что я на несколько секунд онемел. Но отступать было поздно, и я решил доиграть свою роль до конца. Тем более что изменитель внешности сделал меня неузнаваемым. — Или, может быть, вас дома муж ждет? — спросил я немного язвительно. — Нет, — спокойно сказала она. — Никто меня не ждет. Моему мужу все равно. — Тогда я вас…

- Да вы что, ослепли, что ли? - возмутился я и сунул ему под нос билет в пластмассовой обложке. И тут я увидел, что билета в обложке нет. Что за черт! Вчера вечером он, как всегда, лежал здесь. - Выронил, что ли?.. - пробормотал я. Исчез не только сезонный билет, но и все визитные карточки и билеты метро. Вернуться к Номуре? Но уж очень хочется спать. Поеду домой, а там видно будет, - решил я. Кассу еще не открыли. Я подошел к билетному автомату. И тут мне показалось, что станция как-то изменилась.…

- Да на кой он сдался, прогресс этот самый? - Что?.. И этого не понимаешь?! И с таким олухом я связался! Да пойми, дурья башка, без прогресса не выдержишь конкуренции! - Какая еще конкуренция? - Между фирмами, понимаешь? Потерпела фирма поражение - и все, хана. Лопнула, как мыльный пузырь. А уж если все фирмы лопаться начнут, это тебе пострашней цунами - такое трясение по всей земле пойдет! Дошло? - Дошло-то дошло... Только зачем им конкуренция? Прикрыли бы эту лавочку, и дело с концом...…

Из-под трепещущего белого шелка на монахов смотрела женщина. Юная, лет двадцати, не старше. Холод расписал нежно-розовыми красками ее по-девичьи гладкие щеки. Глаза были ясные, как у ребенка. Они смотрели на женщину разинув рты. — Наш путь был долог и труден. Ближайшую дорогу завалило обвалом, и нам пришлось идти в обход, по бездорожью. Здешних мест мы не знаем. Не скажешь ли ты, сестра, есть ли где-нибудь поблизости селение или хотя бы одинокая хижина, чтобы нам укрыться на ночь от непогоды?.. —…

- Когда вы собираетесь к нам в гости? - спросили ученые. - Земля ждет вас!.. Прошло еще шесть лет. Что поделаешь - космос все-таки. Послать сообщение в другую галактику и получить ответ - это ведь не то же самое, что обменяться телеграммами между Токио и Нью-Йорком! На этот раз голос неведомого существа звучал устало: - Очень уж далеко до вас. Загляну года через четыре, когда буду делать очередной обход. Пришлите данные о вашей планете. Что тут началось на Земле! Разговорам и волнениям не было…

– Дорогой мой юный друг, не думайте, что я придираюсь, отнюдь. Но, будучи окружен задиристыми и безмозглыми коллегами, человек, оказывается, вынужден защищаться. Вы знаете, мой друг, самоутверждение чуждо моей натуре, но мне приходится отстаивать свои принципы перед бездарными оппонентами. А теперь проходите! Садитесь! Что же привело вас ко мне в этот час? Мне следовало приступать к делу крайне осмотрительно, поскольку я знал, что малейшая неосторожность – и лев снова зарычит. Я развернул письмо…

Давайте построим свою теорию. Веня Ерофеев - младший ребенок в бедной семье работника железной дороги. Надо понимать, что такое была станция Апатиты (или станция Имандра, или станция Хибины) в конце тридцатых, чтобы представить себе всю возможную бедность этой семьи. Там и сейчас-то от грусти помереть можно, не то что шестьдесят лет назад. Отца посадили, мать работать в силу разных причин не могла и жила на деньги, которые выделялись детям. Не в силах так обременять детей, она оставляет их и уезжает.…

И вроде выпил еще, а результата нет. Не всходит, как ни поливай. Хожу по вокзалу этому, на пассажиров смотрю, на Ленина, ноги ее разверстые представляю. Длинные такие ноги, беспомощные и раскоряченные. И плюю на Борхеса. Сяду на лавку в поезде метрополитеновом, напротив - что-нибудь эдакое тонкое, глаза - серые. Смотрю на нее и представляю, как она завтрак мне готовит. А потом выхожу. Или она выходит. Или еще чего. Еще чего-нибудь выпить. Немедленно. Да, что же было - она на Комсомольской упорхнула…

Последний вечер, когда он вместе с женой. Завтра путь в далекую Сибирь. И где-то там, среди отрогов Саян, лагерь космонавтов и стартовая площадка ракетопланов. Галочка хлопочет у стола. На ней серебристо-серое платье и на плечах такая же накидка, почти скрывающая располневшую фигуру. Галочка скоро станет матерью, и в ее круглых глазах светятся и тревога и затаенное изумление. Павел не делится с ней ни своими планами, ни мыслями и, наверно, был бы очень удивлен, если бы его спросили: …

- Да, я был рад, - убежденно повторил он. - Вы наверно этому удивитесь, но ведь вы не прошли через то, что я от нее выстрадал. Поверьте, такое не забывается. Я, правда, дешево отделался, как видите. Но она из кожи вон лезла, чтобы скрутить меня в бараний рог. Такого молодца чуть не довела до сумасшедшего дома. Что вы на это скажете, а? На монументальном лице мистера Стонора и веко не дрогнуло. Памятник, и все тут. Говоривший заглянул в глаза мне. - Я, бывало, как подумаю, что она все еще гуляет…

Экспедиционный лагерь был невелик: несколько домиков-лабораторий, несколько жилых домиков, домик врача, он же одновременно и постоянно пустующий госпиталь, и, наконец, столовая, которая служила и кают-компанией. Стрелков быстро миновал территорию лагеря. Двое ассистентов, близнецы Серафим и Валентин, возились с Установкой, проверяя, все ли в порядке после транспортировки с Земли. Здесь Стрелков задержался. Серафим, специалист по энергетике, снимал панели отсека питания. Валентин, забравшись в кабину,…

Откуда-то из лабиринта переулков примчался порыв сырого, пронизывающего буквально до костей ветра, и Патрульный поплотнее закутался в свой плащ. Он не удивлялся тоскливой тишине, которая таилась по обоим берегам канала. Вот уже несколько дней в Венеции хозяйничала дождливая и капризная весна, и город по этой причине укладывался спать пораньше. Лодка вдруг резко повернула к берегу, остановилась. - Это здесь, синьор, - сказал гондольер и выжидательно посмотрел на своего пассажира. Тот бросил…

И в таком виде он медленно и важно едет на своем великолепном-пятиколесном-велосипеде по улицам, а на поклоны нормальных ангелов отвечает легким кивком. И это настоящая правда. Печальный Мышонок ничего общего с мышами никогда не имел. Это его так зовут. А имя у него вот какое: Веселый Скунс. А фамилия у него попроще: Задумчивый Бруцеллез. А прозвище у него: Неунывающий Трепанг. А дразнят его Безногой Миногой . А в справке о прививке против коклюша у него записано: Минтай Малоспинный.…

То, что происходило с отцом, можно было объяснить простыми причинами, и, будучи врачом, Юра легко находил нужный диагноз, но все же это странное впадение в детство родного ему человека совпало по времени с началом действия Договора. Того самого Договора, который изменил жизнь Оленева, превратив ее в запутанный лабиринт с бесчисленными кривыми зеркалами. Мать Оленева умерла, когда ему было двенадцать лет, и он смутно помнил ее лицо, голос, прикосновения рук. Юру воспитывал отец, один, без женской…

Давным-давно, еще в студенческие годы, Вадим жил в общежитии, Алла - у родителей. Он приходил к ней каждый вечер, пил чай с вареньем, потом они уходили в комнату, сплошь забитую книгами ее отца, чтобы готовиться к занятиям, но сами сидели, разговаривали, ссорились и целовались и, наверное, были влюблены друг в друга. Они и в СНО ходили вместе со второго курса. После окончания института Аллу сразу же оставили на кафедре, а Вадим поехал по направлению в район, работать врачом, где и застрял на три…