Полицейские детективы

«Я вот лишь сержант, а не прочь бы сейчас получить комиссара», – хотел сказать Версавел, но промолчал. – Да вот еще беда, если я хочу жениться на ней, я должен сначала купить дом. – Она делает все, как говорит ей отец, – чистое золотце, – раздраженно сказал Версавел и украдкой взглянул на часы. Благодарение Богу, осталось лишь три тысячи девятьсот секунд их смены. Обычно ночные смены по выходным были особенно тяжелыми, но из-за проблем напарника, этого несчастного «Ромео», время шло как-то быстрее.…

Ему было нечего делать, некуда смотреть – не было даже зеркала, ничего, чтобы скоротать время! Это ему-то, человеку, который провел столько минут, пялясь на собственное отражение, восхищаясь совершенством своей красоты. В те времена ему стоило только улыбнуться, чтобы получить желаемое. Но здесь было некому улыбаться. Только один крохотный шанс улыбнуться – вот все, что ему было нужно! Улыбка вывела бы его отсюда – никто никогда – никогда! – не мог устоять перед его улыбкой! Улыбка добыла бы ему…

Знакомый щелчок замка, знакомый, заполненный книгами салон и лампа с зеленым абажуром. Не хватало только знакомого запаха сигар и знакомого хозяина этого дома. Вот вместо него смущенный ксендз Купайуоло повесил возле входной двери промокший плащ и шляпу Анвальдта, неуклюже стряхивая с зонтика липкую мокроту снега. Вместо запаха кубинских сигар ноздри Анвальдта затянули острая вонь медикаментов, печальный смрад клоаки, пронизывающий запах смерти. — Ваш друг умирает, — заявил ксендз. Анвальдт…

«Господи, помоги Грейди… Спаси и сохрани его от бед, дай ему сил и здоровья, не покидай его на жизненном пути… Будь рядом с ним, Господи, прошу тебя, не дай ему погибнуть…» Двух оглушительных выстрелов над своей головой она даже не услышала… …………………………………………………………………………………. Больше всего на свете хотелось пить… Не есть, не спать, а именно пить. Ему казалось, достаточно одного-единственного глотка, малейшей капли – и всё будет хорошо. Он сразу же сможет встать…Как по волшебству перестанет…

Сейчас эти злые глаза, не мигая, уставились на Тимофеева. – Что случилось? – отрывисто спросил Деев. Охранник развел руками. – Позвонил какой-то хрен, – виновато сказал он. – Сообщил, что у нас здесь бомба, Савельич. – Ни фига себе! – ошарашенно выдохнул Бакланов. – Может, шутка? – Отставить базар! – рявкнул на него Деев и дернул подбородком. – Докладывай толком, Тимофеев, кто звонил? – А я знаю? – обиделся охранник. – Мужик какой-то. Голос незнакомый. Сказал – в здании взрывное устройство.…

— Гадаю, ви — містер Ховлі? — з переможним виглядом запитав він. Харрі Холе второпав не відразу. Він уже налаштувався перший час в Австралії поправляти тих, хто читатиме його прізвище як «Ховл» — «дірка». Але варіанта «містер Ховлі» — «пан Святоха» — він аж ніяк не чекав. — Ендрю Кенсинґтон, — з усмішкою назвався чоловік і немов кліщами стиснув долоню Харрі своїм ручиськом. — Ласкаво просимо у Сідней, сподіваюся, вам сподобався політ. — Його казенно-привітний голос звучав відлунням слів, двадцять…

Девушка, я из милиции, — прошептали на ухо Галине. Та испуганно обернулась. — Только тихо! — попросил не то самозванец, не то и взаправду милиционер. На вид, так самый заурядный дядька, с не по возрасту морщинистым лицом и с обильной сединой в волосах. Вместо ожидаемого форменного кителя — потертая, не первой свежести холщовая куртка. Вместо фуражки с красным околышем — потрюханная пролетарская кепочка. Его можно было представить кем угодно, но лишь в меньшей степени милиционером. — У вас сумка расстегнута, —…

Через минуту няня и Марк снова шли по площади. В сумочке у девушки лежал флакончин духов, а малыш крепко сжимал в руке пистолет. Они уносили с собой "любовь и "смелость", подаренные щедрой Ягг. Однако эти приятные сами по себе дары не гарантировали (к нашему огромному сожалению) им счатья до конца дней. Народ все прибывал и прибывал на ярмарочную площадь. Один за другим Грета внимала с полок свои подарки. Денег с покупателей она, как любая уважающая себя волшебница, не брала, чем вызывала у одних…

— Я… Я слегка и в плечо, кажется. — Не будем скромничать и разбираться, от чьего удара он испустил дух, времени в обрез, а нам надо сделать выбор, и он у нас не ахти какой богатый. Лишь бы никто не заметил. Этого, — последовал кивок в сторону лежавшего на полу тела, — затолкаем в багажник, ну а его дружка донесешь на плечах, и последи, чтобы рот оставался скотчем заклеен. Затем вернешься, закроешь черный ход и выйдешь через главный, чтобы дежурный видел, а впрочем, специально можешь не рисоваться…

Брат жены Богомолова, мелкий бизнесмен Вадим Дмитриевич Вавилов, крепенький и плешивенький, совершенно не похожий на свою красавицу сестру, явно переживал и за нее, и за деверя и очень хотел быть полезным, старательно вспоминал все, что когда-либо за время знакомства слышал от Богомолова, но пока во всех этих воспоминаниях не было ничего, проливающего свет на причины преступления или хотя бы позволяющего выстроить очередную версию. И Зарубин решился. Идея осенила его примерно полчаса назад, и он,…

– Эля, вы сами-то поели? – спросил он. – Не беспокойтесь, я ужинала вместе с детьми. – Так это когда было! Сядьте, хотя бы чайку выпейте, что вы там все возитесь? – Хочу вам на завтрак пшенную кашу с тыквой оставить, а тыква очень долго варится, я с утра не успею приготовить. Антон, вы не сердитесь на Васю, она вам подарок готовит, поэтому и с уроками задержалась. – Подарок? – удивился Сташис. – Какой? По какому случаю? – К Новому году. – Так ведь еще не скоро… – Ну, у нее сложный…

За день Антону удалось опросить несколько человек, и к вечеру сложилась очередная история о Болтенкове, которая могла бы показаться чрезвычайно любопытной, если бы не закончилась трагически. Много лет назад в группе у Михаила Валентиновича Болтенкова тренировался мальчик по имени Евгений Зеленов. Хороший был мальчик, старательный, обладавший изумительным скольжением, в «школе», то есть в обязательных фигурах, ему не было равных. Он был одним из немногих, если не единственным, кто мог повторить фигуры…

– Вам понравился обед? – послышался чей-то вкрадчивый голос у него за плечом. Обернувшись, Маллет увидел чье-то худое морщинистое лицо с ввалившимися серыми глазами, смотревшими вопросительно, даже с отчаянием, что никак не вязалось с тривиальностью произнесенных слов. Инспектор распознавал подобных людей с первого взгляда. Они любой ценой стремились прицепиться к кому-нибудь, чтобы поговорить – не важно о чем, главное, чтобы собеседник их слушал. В следующее мгновение Маллет с огорчением осознал,…

Очередной выпуск новостей был посвящен убийству женщины, которое было совершено прошлой ночью в районе Пассейика. Это был уже третий случай за последние три недели. Убийца затеял игру с полицией, выходя на связь через репортера местной газеты Дэниела Куммингза, и таким образом создал невообразимую шумиху в средствах массовой информации. Женщина, которая только что выбежала из комнаты, была не единственной жертвой паники. Страх, похоже, охватил всех и вся. — Им удалось что-нибудь раскопать? — спросил…

Пережитки прошлого живучи. Они коренятся в быту и в сознании людей еще долго после того, как исчезает породивший их строй. В.И.Ленин указывал, что борьба с ними будет упорной и нелегкой, что «это — начало переворота, более трудного, более существенного, более коренного, более решающего, чем свержение буржуазии, ибо это — победа над собственной косностью, распущенностью, мелкобуржуазным эгоизмом, над этими привычками, которые проклятый капитализм оставил в наследство рабочему и крестьянину» [1] …

Продолжая писать, Шкляревский подумывает о переезде в Петербург. Преподавать ему было трудно — мешал порок сердца, да и успех у читателей сулил надежду на литературные гонорары. В Петербург к тому времени перебралось немало воронежцев (и среди них — А. С. Суворин), которые могли составить протекцию в столичных газетах и журналах. В 1869 г. Шкляревский наконец переезжает в Петербург и становится профессиональным литератором. Правда, известный юрист А. Ф. Кони, обратив внимание на его произведения…

— Ладно, ладно. — Чэпмен произнес волшебное слово, и я рывком села на кровати. Не знаю, дрожала я от холодного воздуха из открытого окна или от страха, что мне предстоит снова окунуться в кровавый кошмар, заполоненный насильниками и убийцами, с которыми я, в силу профессии, постоянно имела дело вот уже почти десять лет. — Значит, согласна, блондиночка? Будешь работать с нами? — Обещаю проявить больше энтузиазма сразу после того, как выпью кофе, Майк. Да, я буду работать с вами. — Его радость в…

Он слышал Генкины шаги у себя за спиной. Он бежал все скорей и скорей, но уже ясно понимал, что долго так не пробежит, потому что начал задыхаться. Он обернулся и увидел Генку совсем рядом. Тот бежал легко и, конечно, мог бы легко его обогнать. Копытов остановился и долго дышал носом, чтобы восстановить дыхание. Потом сказал: — Вот штука какая… А ты, понимаешь, спорил со мной. — Я не спорил. — Упрямый ты. — Я понарошку курю, пап… — Она как зараза. Сначала понарошку, а потом не вылезешь. А ведь…

– Прости, значит, мне показалось, – смиренно ответил Гуров и с поклоном подал жене не попавшую в цель щетку. – Ты сказала «ночей не спит», вот я и подумал… – Ничего страшного! – отрезала Мария, опять поворачиваясь к зеркалу. – Выспишься во время представления. Большего я от тебя, кстати, не ожидаю и не требую. По крайней мере, тогда я смогу с чистой совестью отвечать недоброжелателям, что муж вовсе не равнодушен к моему творчеству и хотя бы тело его на спектаклях присутствует. – Да, это будет…

– А вот и наши охотнички. Заводи, Юрец, – сибиряк с грохотом хлопнул дверью машины. – А что, начальник твой не поедет? – Угланов-то? А зачем он нам нужен? Он в картишки сейчас режется. Получает удовольствие, так сказать. Это мы – отморозки. В такую погоду… – Все-все. Я понял. Трогай давай. – Машину повело в сторону, затем, выровнявшись, джип мерно покатил по просеке, оставляя за собой глубокий след протекторов. Темнело. Проехав через лес километров десять-пятнадцать, машина выехала на пустынный…