Прочее

«Весь разговор о жизни прежней…» Весь разговор о жизни прежней Прошёл как старое кино… А ночка, гостьей неизбежной, Луной уставилась в окно. И телескоп – ума палата, — Как филин, спящий только днём, Воскликнул радостно: «Ребята! Какая ночка за окном! Земное… да… оно, конечно, И нужно, и на злобу дня… Но там – Вселенная, что вечна… Она важнее для меня! В ночном небесном океане, Где мириады ярких звёзд, Ищу свою звезду в тумане… Ночное небо – мой форпост! Искать и открывать планеты…

«Заметался пожар голубой…» Заметался пожар голубой, Позабылись родимые дали. В первый раз я запел про любовь, В первый раз отрекаюсь скандалить. Был я весь – как запущенный сад, Был на женщин и зелие падкий. Разонравилось пить и плясать И терять свою жизнь без оглядки. Мне бы только смотреть на тебя, Видеть глаз златокарий омут, И чтоб, прошлое не любя, Ты уйти не смогла к другому. Поступь нежная, легкий стан, Если б знала ты сердцем упорным, Как умеет любить хулиган, Как…

Несмотря на то что эта книга основана на принципах терапии принятия и ответственности (ACT) и представляет ряд подкрепленных доказательствами научных идей, она не говорит с читателем свысока. Подростки узнают, как жить в моменте, относиться к себе с большим состраданием. Они научатся определять свои цели и планировать шаги по их реализации. С таким набором ценных советов наверняка найдется что-то полезное для каждого борющегося с тревогой подростка. Бен Седли , психолог, автор книги Stuff That…

Мы могли бы сказать, что так она и жила до самой смерти. И это не было бы ошибкой. Руфь Танненбаум не добралась до Индии, а точнее, до Польши. Она исчезла где-то в дороге, представляя себе влажный коровий язык, который лижет ее правую ступню. Как же все-таки высокомерна была эта принцесса! Посмотри на то платье, может, она все еще в нем. Где же спряталась правая ступня Руфи? I Год 1920-й, Соломон Танненбаум сидит в ресторане «К императору австрийскому » , который уже целых два года…

А этажом ниже, в жалком подобии театра, меня ждут студенты. «Где вообще мисс Фитч?» «Она вроде уже должна была прийти, разве нет?» «У нас же репетиция через… Да вот прямо сейчас». «Может, заболела?» «Или напилась? Или колес своих наглоталась?» «Или сошла с ума?» Так и представляю себе своих студентов. Вот они, сидят на краю сцены, болтая своими длинными стройными ногами. Юные лица их светятся здоровьем, словно они – порождение самого солнца. Они сидят там и ждут, когда я, согнувшись…

В практически невидимой из-за вечернего освещения нижней губе сверкали холодным металлическим блеском лабреты, увенчанные шипами. В ушах парня, иногда выбравшихся из тонны волос, слегка давали знать о своем существовании плаги, небольшого диаметра. Эмо кид тряс головой в такт играющей в наушниках песни и совершенно никого не замечая шел вперед, не отклоняясь от маршрута. – Наш клиент. – холодно процедил Макс, и продолжая пускать изо рта клубы серого дыма, молча повернулся к Алексу. – Хей,…

10:35. В дверь стучатся. – Кто там? – спрашивает Альберт. – Лена. – А, Лена, – отпирает дверь, – здрасьте. – Здравствуйте. – Доброго дня, – говорит Альберт. Он курит вторую сигарету, смотрит на женщину и, когда ему становится тоскливо от её молчания, он спрашивает: – Вы чего-то хотели? – Сегодня первая среда июня, братья должны навестить, но их нет, – говорит Лена, следя за тем, как парень подносит к губам сигарету и затягивается. Молчит. Уставилась в пол, на жёлто-серый коврик у двери.…

Наоборот, вся фигура его гостя так и привлекала внимание. Это был крепкий, немного выше среднего роста, тридцатипятилетний брюнет, гладко выбритый, красивый, статный, с орлиным взором, дышавшим непреодолимой волей и отвагой. Лишь только гость переступил порог комнаты, хозяин протянул ему руку. – Ну, здравствуйте. Иван Александрович! – проговорил он, пожимая гостю руку. – Удивительный вы человек! Я никак не могу понять, зачем вам понадобилась такая таинственность?! – Так надо. Впрочем, вы…

Отказаться от солнца, От неба, от моря! На потеху лжецам Захотеть к праотцам. Бросить любящих в ад, Поседевших от горя. Нет другого пути? Надо выход найти! Снова жизнь обретая В надломленной вере. Руку дай! Я держу! Жизнью я дорожу И твоей, и своей. Не нужны нам потери… Пробую снова Пробую пропасть прыжками измерить. Пробую снова и снова поверить. Знаю, спасут меня белые крылья. Ангелов помощь, летит эскадрилья. Град испытаний вцепился клещами. Силы…

Элиман ушел в Ночь. Легкость, с какой он простился с солнцем, завораживает меня. Исчезновение его тени завораживает меня. Его цель в жизни – тайна, которую я мучительно пытаюсь разгадать. Я не знаю, почему он умолк, когда ему еще так много оставалось сказать. Но больше всего я страдаю от того, что не могу подражать ему. Всякий раз, когда встречаешься с молчальником, настоящим молчальником, возникает вопрос: в чем смысл – и в чем необходимость – твоего собственного слова, и пронзает мысль: а вдруг…

– Помогите, пожалуйста, мне нужно наверх, подвезете меня? Мужчина склонил набок голову, и выражение его лица смягчилось. Подавшись вперед, он глянул на ее балетки. – I t da Auto dein ? [1] – Что? Анна вцепилась пальцами в стекло. Зубы стучали от холода. Мужчина, не отвечая, изучал ее. Потом, неопределенно мотнув головой, наконец разблокировал двери. Анна забралась в машину с пассажирской стороны и, осторожно устроившись на сиденье, поблагодарила. Мужчина включил заднюю передачу и, прищурившись,…

Мы с этим категорически не согласны. Вокруг фигуры режиссера и того, чем он занимается, много мифов, которые давно пора развеять и заменить осмыслением, анализом. Для одних это сакральная фигура, воплощение власти над сотнями работников на площадке и умами миллионов зрителей. Для других – наемный сотрудник в продюсерском проекте, такой же, как все остальные. Кто-то сравнивает режиссера с дирижером, который сам вроде бы ничего не делает, но сводит воедино игру всех инструментов, элементов фильма.…

Девушка успокаивала себя тем, что не каждому человеку дано любить и принимать любовь обратно, а потому благодарила судьбу за своё сердце, что умело горячо любить того, кого она ещё не видела, но каждой клеточкой души уже ощущала. Она считала, что уже есть человек, который её любит и не могла больше некому отвечать взаимностью. Было приятно получать комплименты в свою сторону, льстило и признание других в любви к ней – вот только девушка не могла ответить взаимностью, она знала, кто её половина, и…

Всякая стабильность в умонастроении, устоявшейся ракурс мироощущения, может превратиться в догматический сон и не очерствевшая душа, как правило, созревает себя для пробуждения от нависшей возможности застывшего, ведущего к узости ригоризма. Преображение прорывается в душе постепенно, но наступает внезапно, как бы вне времени. Зарождается она в начале от не совсем понятного несогласия с привычной правильностью, от ощущения дискомфорта, неудовлетворенности от того, что воспринималось как правильное…

Этот образ пробудил во мне самые яркие и благостные воспоминания о купании в ласково-тёплом море, о душевных перекусах в густой тени прибрежного сада, где запечённую на углях рыбу, сочные смоквы и молодой козий сыр нам в изобилии подавала прекрасная хозяйка. И бухта, где мы купались, и сад, где сидели, и хозяйка, а ещё и самая добротная на Сиросе рыбацкая лодка принадлежали, бесспорно, этому человеку – вот только имя его я никак не мог вспомнить… В конце концов я вспомнил и его: – Аргирис Зомас!…

– Ирассяимасэ! [3] Доброе утро! – приветствую я и беру банку из его рук. – Ах да! Ещё пачку сигарет. Номер пять… – Слушаюсь! Достаю пачку лёгких «Мальборо» с ментолом, сканирую штрих-код. – Для подтверждения возраста, пожалуйста, коснитесь экрана. Он прижимает палец к монитору, но тут его взгляд падает на витрину с горячим фаст-фудом, и моя рука застывает над клавишами кассы. Я, конечно, могла бы спросить его: «Что-нибудь ещё?» – но решаю подождать, пока он сам не определится с выбором.…

Либо и вообще ничего уже не решать. Понимая, что эта резина все равно будет тянуться, и тянуться, и тянуться. И этот сериал не кончится и вообще никогда. А сериал – это идеальный способ накапать человеку на мозги. Потому что – каждый божий день. И герои нам уже – как близкие родственники. И все это окончательно уже начинает походить на подлинную жизнь. Только это – не подлинная вообще-то жизнь! Это все придумано, от начала и до конца. Ещё и, скорей всего, просто – за деньги. Хотя и сама…

– Да, дядя Дима, ты сам несколько дней назад парня из гипса вытаскивал!!! – и для убедительности ткнул его в грудь. – Он у тебя поломанный играл! И забивал, и выигрывал! И мы сейчас не хотим продуть турнир, только потому что нам не хватает Сашки!.. – Саша больше не хочет играть в хоккей, – спокойно отозвался тот. – Кто не хочет?! Сашка не хочет?! – рассмеялся он. – Не смеши мои краги! – и похлопал перчатками друг об друга. – Не устраивай истерику! – наконец, догнал его тренер. – Сергеич, ну,…

– Во-во, сам об этом же думаю, потому и улыбаюсь. – Хорошо, если так, а то просидим всю войну в тылу, девчатам рассказать нечего будет. – У тебя есть девушка? – Нет. Но будет, обязательно будет. Вот прогоним немца, познакомлюсь, женюсь. Как Вы думаете, товарищ лейтенант? – Сенцов как-то неуверенно посмотрел на командира, словно искал поддержки у него, словно сомневался в том, что говорит. – Обязательно познакомишься и женишься. Разобьем немцев и будем жить как прежде, в мирное время, в нашей…

«Сто братьев» говорят за всех нас потому, что все мы неизбежно чувствуем себя особым центром личных мирков. Это и смешной роман, и грустный, потому что в нем наш совершенно естественный солипсизм показывается одновременно смехотворным и трагическим, обнажая наши узы любви и родства с мирками, в которых мы уже вовсе не обязательно находимся в центре. На уровне исполнения это не книга, а чудо; и ей приходится быть чудом, ведь без непревзойденного авторского владения композицией, словом и деталями…