Ужасы и мистика

— Так! — раздражённо вскричала Белинда, поднимаясь из кресла, — только этого мне не доставало. Утопленница! Клотильда, не стой ты столбом, принеси хоть что-нибудь вытереть эту дурочку! Девочка без звука опустилась на пол и прижалась к стене, озираясь исподлобья, точно дикий зверёныш. Появилась Клотильда с покрывалом в руках. — Встань, — приказала девушке Белинда. Та с трудом поднялась, глядя на неё, как ягнёнок, брошенный в клетку со львами. — Сними платье. Девочка покорно скинула платье, обнажив…

И вот, наконец, из-за поворота показалась карета. Ничего подобного Анабель в своей жизни не видела. Карета была из чёрного дерева, на огромных колёсах, которые скользили по ухабистой дороге, как по льду. Несли карету два вороных коня. А козлы — козлы были пустые. Карета ехала без кучера. Анабель прижала руку к горлу, не в силах даже дышать от волнения. Карета подъехала ближе… ближе… и вдруг остановилась — почти прямо возле Анабель. Дверца отворилась. Из кареты вышла молодая дама. В первую секунду…

У толстяков (и просто пухлых людей, к коим Гришу, собственно, и нужно было отнести) был, конечно, один существенный недостаток (или наоборот, достоинство — смотря с чьей точки зрения взглянуть) — бегали они медленно. Так что в случае неравной уличной драки от них можно было легко ретироваться. Но вот в замкнутом пространстве, которое, к тому же, является твоей собственной квартирой, как-то особо не побегаешь… В общем, тогда, два года назад, этот комод, размером полтора на полтора доставил ему пару…

Об авторе АЛЕКСЕЙ НИКОЛАЕВИЧ АПУХТИН 1840–1893 Известный русский поэт. Автор ряда популярных романсов. Из старинного дворянского рода. В детстве получил прекрасное домашнее образование. Стихи начал писать с десяти лет. Всю жизнь преклонялся перед поэзией А. С. Пушкина. В 1852 году поступил в Императорское Училище правоведения. Учился блестяще. В печати начал выступать с 1854 года, то есть с 14 лет. После окончания Училища служил сначала в Министерстве юстиции, а затем в Министерстве внутренних…

В этом павильоне, у темно-красного каменного сердца, еще не имевшего тогда никакой надписи, стояли в день Рождества Богородицы, в тысяча восемьсот... году высокий, представительный старик и пожилая дама, оба очень богато и красиво одетые по моде тысяча семьсот шестидесятого года. — Как, мой милый советник,— обратилась к своему спутнику пожилая дама,— пришла вам в голову странная, чтобы не сказать — ужасная, мысль сделать в этом павильоне надгробный памятник своему сердцу, которое должно покоиться…

Вошел профессор, я напомнил ему о моем приятеле и тут же получил от господина Вальтера любезное приглашение воспользоваться его гостеприимством на время моей вынужденной остановки в Г. Профессор оказался совершенно таким, каким его описывал мой приятель: остроумным собеседником, светски воспитанным человеком; короче говоря, он был законченный образчик духовной особы высокого сана; благодаря ученой образованности, кругозор его не ограничивался одним только молитвенником, он достаточно повидал свет,…

Все это, разумеется, представляло собой подобие крепостных стен и бастионов для защиты от вторжения сверхъестественных сил. О соседстве с ними этому семейству, жившему в совершенном одиночестве, постоянно напоминали очертания Лиснаворы, уединенного холма, издавна считавшегося обиталищем «доброго народа», как осторожно называют фэйри крестьяне, зловещего холма, странная куполообразная вершина которого возвышалась менее чем в полумиле, словно форпост длинной горной гряды, берущей начало поблизости.…

Особняк стоял на каменистом морском берегу метрах в пятидесяти от крутого отвесного обрыва. Внизу по камням шуршали волны, ветер дул почти постоянно. Вокруг раскинулся пейзаж в сдержанных зеленовато-серых тонах, суровый, даже немного мрачный. Но Стивену такая природа нравилась. Было в ней что-то особенное, притягательное. Море, ветер, огромные тёмно-серые камни, поросшие бурым лишайником — всё было таким простым, строгим и монументальным. Ничего лишнего, что раздражало бы глаз. После квартиры в доме-муравейнике…

В окно снова потянуло зеленью, прибитой дождем пылью, и кто-то шепнул – правильно, приезжай к нам, мы ждем. По позвоночнику прошла мохнатая лапа. Не ври себе, сказал Саша. Много раз собирался, но так и не съездил – боишься. Выбивать клин клином – хорошо, но теням из твоих кошмаров эта идея нравится еще больше. Сны могут обернуться правдой – и что ты тогда будешь делать? Саша потер лицо. Закипающий чайник и вязкий рассвет за окном – на работу собираться рано, ложиться досыпать – поздно. Неловко…

Первой к истошно орущей, изо всех сил упирающейся ладошками в мертвое холодное лицо Маше подбежала тетя Люда, схватила железными руками под мышки, оторвала, зло, с досадой шлепнула по заду. Заткнись, кричала она, заткнись, маленькая дрянь! но Маша не слышала и все визжала – нет, бабушка, не оживай, пожалуйста, я больше не буду, пожалуйста, не оживай… А вечером она лежала в своей кроватке и слушала, как тетя Люда наседает на маму. Резкий, металлический голос разносился по квартире, и некуда было…

НОВЕЛЛА Перевод с немецкого В. КРЮКОВА Недвижим в своем готическом кресле, майстер Леонгард широко открытыми, немигающими глазами смотрит прямо перед собой. Потрескивая, горят в небольшом очаге толстые сучья, отблески пламени пляшут по грубой власянице майстера Леонгарда, но, как ни стараются суетные, неверные блики расшевелить суровые, словно окаменевшие складки аскетического одеяния, тщетны их усилия, и, устрашенные этим неприступным бесстрастием, соскальзывают они, охваченные трепетом, с…

Все знала, про всех. Кроме себя. Ни имени, ни возраста, ни места жительства. Ни близких, родных — ни одного образа, ни одного движения души, мысли. Ничего. Будто не было ее, будто только народилась. В избу ввалился Федор, скинул дрова у печи, стянул с головы шапку. Откинул на лавку и к ней с улыбкой: — Ну чего, не забоялась? Ей ответить, а рот-то нем, губы — неслухи, язык — чужой. — Уу… му… у-у… — Накась, глянь, что нашел. Потеха тебе какая — никакая будет! — и шишку ей подает. Обычную кедровую…

Як я вже сказав, випадок допоміг нам познайомитися. В той вечір всі були надзвичайно пригнічені – звістка про загибель Отамана немов зразу довела те, що кожний розумів, але сподівався, що помиляється, – повернення тих часів неможливе. Ми всі немов стали мудрими і сумними старцями. Ми зрозуміли, хто ми є – чомусь врятовані, поступово розсіяні по світу, ми вже ніколи не будемо йти в кінній атаці на бронепотяги, ніколи не будемо, надіславши останній гарматний снаряд в наступаючу кавалерію, хапатися…

Итак, бумаги графа свидетельствуют о том, что путешествие протекало вполне спокойно, до тех пор, пока не появилась Книга. Этот древний документ представлял собой рукопись пятнадцатого века, сделанную, по-видимому, каким-то монахом на неизвестном графу, по-видимому, венгерском языке. Что удивительно, так это то, что, судя по всему, ребёнок прекрасно понимал написанное, хотя никогда не изучал венгерского. Откуда взялся этот древний манускрипт, неизвестно, ибо граф ничего не упоминал в дневнике о том,…

Словно отвечая на его мысли, на соседней плите тоже стала появляться надпись: Джеймс Кей Феррузо Рожденный, чтобы умереть от нелепого рикошета Затем раздалась длинная автоматная очередь, и очень скоро Хэш доставал сигарету, изучая третью надпись: Бэйли Разбиватель Стекол Рожденный, чтобы умереть, не успев спрятать свою пустую башку Туда ему и дорога. Каким же идиотом надо быть, чтоб самого себя так называть? Хэш поежился – ему вспомнилась одна могилка, расположенная где-то дальше. Там была…

— Я иду к профессору Мортону. — Где его кабинет? Мама машет рукой в сторону колледжа искусств. Папа кладет ей руку на плечо, легонько, позволяя ей указывать путь. — Что это? У тебя в волосах жук? — вдруг говорит он, дернув за что-то, похожее на насекомое. — Это стрекоза, а не жук. — Она вынимает из волос медную заколку в виде стрекозы и протягивает ему. Отец качает головой, улыбается и говорит: — Стой спокойно. Он осторожно пропускает прядь ее волос сквозь заколку и аккуратно застегивает украшение…

20 июля Пора переезжать. Он присмотрел небольшой меблированный домик на Силмар-стрит. В субботу утром он въехал туда и отправился знакомиться с соседями. — Доброе утро, — сказал он пожилому мужчине, который подстригал плющ у соседнего дома. — Меня зовут Теодор Гордон. Я только что переехал. Пожилой мужчина распрямился и пожал Теодору руку. — Приятно познакомиться, — произнес он. Его звали Джозеф Альстон. С крыльца сбежала собака и принялась обнюхивать брюки Теодора. — Хочет составить…

— За одну ночь? Он почувствовал себя глупо. Но теперь он не мог повернуть назад, хотя и понимал, что подобное предложение вызвано исключительно ностальгией. Ни одна комната не стоит двадцати долларов за ночь. Он одернул себя. К чему отговорки? Встреча с молодостью стоила того. Двадцать долларов для него давно уже пустяк. А вот прошлое… — С радостью заплачу, — сказал он. — Вполне справедливая цена. Он неловкими пальцами достал банкноты из бумажника и протянул их женщине. Когда они шли по…

— Мистер Джейсон ожидает Вас в своем кабинете, — сказал он, приглашая Беннета в дом. Пройдя холл, они поднялись по лестнице на второй этаж. Там, за широкой дверью, которая была сейчас чуть приоткрыта, и располагался рабочий кабинет хозяина дома. В комнате было человек десять — всех Беннет знал в лицо. Они собрались у письменного стола и что-то вполголоса обсуждали. За столом сидел Теодор Джейсон. Когда Беннет вошел, говорил Алан Спенсер, вице-президент. Заметив гостя, он тут же замолчал. Джейсон…

В обществе, однако, он выказал себя воспитанным светским человеком и настоящим джентльменом. Ему чужда была шумная бесцеремонность, нередко отличающая морских волков; напротив, манеры его отличались изысканностью и непринужденностью. Человек среднего роста, он обладал крепким телосложением. Лицо его, изборожденное глубокими морщинами, хранило серьезное, немного грустное выражение. Будучи, как я уже сказал, идеально воспитанным, происходя из хорошей семьи и не нуждаясь в средствах, он был охотно допущен…