1812. Год Зверя. Приключения графа Воленского
Шрифт:
Граф подбородком указал дворецкому на меня.
Мы прошли через черный ход на улицу. Я взглянул на небо и, увидев падавшую звезду, перекрестился:
— Господи, пусть все будет хорошо.
Впереди отраженным лунным светом мерцала Рыбинка. Я направился к реке. Песок и мелкие камушки скрипели под ногами. Другой берег тонул в темноте.
— Смотрите внимательней по сторонам, — попросил я.
Сзади послышались шаги. Заспанный лакей нес факел,
за ним шел Дурасов.
— Что ж, подышим свежим воздухом, — снисходительно промолвил он.
He ответив, я взял факел из рук
— Что вы ищете? — спросил полковник.
— Идите за мной, — ответил я.
След тянулся к реке. Примятая трава, полосы на песке свидетельствовали о том, что здесь недавно волоком тащили что-то тяжелое. У самого берега след свернул направо. Я приподнял факел над примятой осокой. В темноте блестело промокшее черное платье, труп наполовину оказался в воде. В убитом каким-то непостижимым образом я сразу же узнал шустрого малого, что провожал меня к черному ходу после любовной баталии с Изабель.
— Кто это? — спросил Дурасов.
— Это слуга мадам Арнье, — ответил я.
— Вот так-так, — протянул полицеймейстер и, оглядевшись по сторонам, добавил: — А сама мадам Арнье?
— Думаю, ей совсем не хочется, чтобы кто-то узнал о ее новом пристанище, — ответил я.
— Чудеса, — буркнул Егор Александрович. — Агентша Бонапарта в доме генерал-губернатора!
— Если бы вы окружили дом, когда спасали меня, то убийцу поймали бы, и человек остался бы жив, — не удержался я и попенял Егору Александровичу.
— Раз уж он служил Бонапарту, что ж жалеть-то! — хмыкнул Дурасов.
— Он служил мадам Арнье, — поправил я полицеймейстера и, вздохнув, продолжил: — Можно и не жалеть. Только главный шпион ускользнул, и мадам Арнье скрылась.
— Знаете что?! — вдруг сердито воскликнул полковник. — Если б вы не занимались самодеятельными розысками, а сразу же заявили о своих подозрениях, мы бы арестовали мадам Арнье, и все сложилось бы по-другому.
— Вы правы, — согласился я. — Конечно, если б меня не ударили по голове и не заперли бы в подвале.
Полицеймейстер перевернул убитого на спину. С левой стороны под грудью чернело пятно крови. Мертвец уставился широко раскрытыми неподвижными глазами в небо. Я содрогнулся, отчего-то не жалость, а злость охватила меня.
— Нужно проверить фельдъегерей принца Ольденбургского, — произнес Дурасов.
— Да, и подробнее расспросить будочников. Может, этот фельдъегерь рассказал, где будет квартироваться в ближайшие дни, — с сарказмом сказал я и направился к дому, бросив полковнику Парасейчуку: — Идемте, Олег Николаевич.
По пути я подумал о том, что в словах полицеймейстера есть здравое зерно. Конечно же убийца назвался фельдъегерем для отвода глаз. Но что, если его выбор связан с хорошим знанием службы у принца Ольденбургского и соответственно с готовностью ответить на любые вопросы? Кроме того, будочник упоминал фельдъегерскую тройку.
Когда мы с полковником Парасейчуком вернулись через черный вход в гостиную, граф Ростопчин все еще во дворе убеждал купцов в собственной благонадежности.
— Что? Друг мой, вы что-то нашли там? — кинулся к нам с расспросами Николай Михайлович.
— Тело слуги мадам Арнье, — ответил я.
— Тело? — упавшим голосом повторил Карамзин.
—
Его убили, — подтвердил я.— А мадам Арнье?
— Теперь я думаю, что она-то жива. Только бог весть, где теперь ее искать!
— О, господи, пойду скорее к Катеньке, — выдохнул Николай Михайлович и удалился вглубь дома.
Я проводил его тоскливым взглядом: ведь я надеялся, что прославленный историограф отправится составлять по горячим следам анналы, а не пугать страшными новостями Екатерину Андреевну и домочадцев генерал-губернатора.
— Андрей Васильевич, позвольте рассказать о событиях в Санкт-Петербурге, — попросил полковник Парасейчук.
— Конечно, Олег Николаевич, — согласился я.
— Видите ли, события значительные, из ряда вон выходящие, — преисполненным важности голосом сказал он, но, вздохнув, поправился: — хотя события московские превзошли мои новости…
— Ближе к сути, Олег Николаевич, ближе к сути.
— Да-да, я же и говорю, — засуетился Парасейчук, — в Петербурге в трактире на Невском убили заезжего поляка. Выяснилось, что это был пан Гржиновский. Трактирщик показал, что поляка навещали только два англичанина с каким-то французиком. Один англичанин был в красном мундире… Видите ли, нетрудно догадаться, кто были эти англичане… — Полковник выразительно посмотрел на меня.
— Олег Николаевич, вы теперь в каждом англичанине готовы видеть меня!
— Но сегодня я не ошибся, — назидательным тоном вымолвил он. — Однако следом за этим поляком в гостинице убили еще одного человека. Некую француженку. Мадемуазель Флон. Многим она известна как мадемуазель Мими…
— Вот как? — Новости полковника озадачили меня.
— А незадолго до смерти к ней заходил тот самый француз, что был с англичанами, — сказал полковник Парасейчук.
— Тот самый француз? — удивился я.
— Да, — кивнул Олег Николаевич. — Трактирщик уверен, что это был он, хотя и сбрил усы с бакенбардами.
Видите ли! — воскликнул я и процедил сквозь зубы: - Жан! Filthy dog ! [38]
Глава 14
Генерал-губернатор великодушно отпустил меня, а разбираться с убийством лакея поручил полицеймейстеру Дурасову. Я попросил, чтобы полковник Парасейчук также остался и принял участие в расследовании. Егор Александрович скривил губы, но возражать не посмел, вероятно, из боязни, что я могу напомнить, кому именно я обязан вызволением из плена.
38
Паршивый пес (англ.).
— Поговорите с прислугой, — напутствовал я Парасейчука. — Возможно, кто-нибудь знает, куда, по каким адресам мадам Арнье посылала своего слугу.
— Да, это превосходная мысль, — согласился полковник.
— Кстати, я даже не успел спросить, как вы устроились, — поинтересовался я. — Вам удобно в Спасском подворье?
— Видите ли, вопреки вашему совету я остановился в гостинице мадам Обер-Шальме, — ответил Парасейчук. — Совсем неподалеку от Петровки.