3+1=...
Шрифт:
Марина за все то время, когда пыталась забеременеть от Мити, столько раз это в деталях представляла. Как она встает на учет по беременности, что при этом происходит. Она столько всего представляла, о стольком уже прочитала. Она даже знала, что на ее сроке ребенок имеет размер ягоды. Только забыла, какой — то ли черники, то ли клубники.
Так она и скажет: «Андрей, у нас с тобой выросла черника».
Марина застонала и уткнулась лицом в ладони. Эйфория схлынула, оставив практически вопросы. Марина всегда была практичной. По мнению Мити — излишне практичной. Ладно, к черту Митю. Какой смысл вспоминать мнение человека, с которым она, как выяснилась,
Впрочем, Митя в каком-то смысле оказался ответственным за то, в каком положении она сейчас оказалась. Ведь если бы не он…
Способность логически размышлять вернулась. И теперь Марина отчетливо понимала, что причин думать о том, что бесплодна, у нее особо и не было. Ведь врачи ничего не нашли! Но Митя ей сказал: «Ты бесплодна», и она поверила. Приняла его слова, как истину в последней инстанции.
Как же сильно ты меня тогда ударил, Митя. Как сильно ранил. Своим предательством сбил с ног, вскрыл, выпотрошил, оставив, как вскрытого моллюска, без твердого панциря, с мягким и беззащитным нутром. И Митя в это мягкое и беззащитное клеймом — «Ты бесплодна. У меня будет ребенок, а у тебя — никогда». Как же она тогда была обессилена его предательством, как обескровлена и уязвима, если поверила этим словам. Даже не поверила — эти слова словно впечатались куда-то внутрь нее, без сомнений. Как установка какая-то.
Я бесплодна. У меня не может быть ребенка.
А это… это оказались всего лишь слова. Которые ничего не значат.
И теперь Марина ждет ребенка. От совершенно другого мужчины. Который уверен, что у нее не может быть детей. Потому Марина сама ему об этом сказала.
Ой, мамачки…
Она потратила еще какое-то время на вот это «Ой, мамачки»… А потом перестала скрючиваться, разогнулась, вытянула ноги, откинулась затылком на спинку скамьи и уставилась в не по-осеннему высокое светлое небо.
С ней случилось то, чего она так хотела. Да, с опозданием. Да, с другим мужчиной. Хотя… Может, мужчина тот самый?
Ага, тот самый, который не хочет детей. У которого уже есть двое своих. Марина не дала воли уколу острой боли, затолкала его поглубже. Хочет там Андрей или не хочет — его личное дело. А Марина… А Марина ему скажет: «Спасибо!». И дальше этого «Спасибо» не шло. Марина не могла представить реакцию Андрея. Даже при том, что знала о том, что он не хочет больше детей — не могла представить.
Но упорно говорила себе: «Это не имеет значения». В конце концов, это ее ребенок, он находится в ее теле, и никто не сможет этого ребенка у Марины забрать. А Андрей… Не хочешь — не надо. Но от этого заныло. В неопознаваемом месте внутри, но сильно.
Она выпрямилась, достала из кармана телефон.
Демьян: Марин, как думаешь, брекеты — это сильно зашквар?
Марина: Брекеты — это красивая улыбка, от которой девчонки будут штабелями вокруг тебя падать.
Демьян: Чем падать?
Марина: Неважно. Просто падать. А что, надумал ставить брекеты?
Демьян: Вчера были у врача, он сказал, что надо ставить.
Марина: Что отец говорит?
Демьян: Ну, типа если надо — то надо. Но решать типа мне. Это дорого, Марин?
Марина прикрыла глаза. Как вот я уйду из твоей жизни… Как ты уйдешь из моей жизни… Если я обсуждаю
брекеты с твоим старшим сыном?!Марина: Твоему отцу это по карману.
Потому что Андрей сделает для своих сыновей все.
Она переключилась на чат с Касей. А там были жалобы на то, что в школе задали учить стих про осень, и просьба сегодня послушать юного декламатора. Разве могла Марина отказаться? Если это зависит от нее — она мальчиков ни за что не бросит. Уже не сможет. Хотя Марина ступает на опасную дорожку, очень опасную. Где риски — не только ее душевное благополучие, но и судьбы двух мальчишек, к которым жизнь и так была не очень справедлива в первые годы. Они к ней тоже привязались, Марина это чувствовала. И как она их сможет оставить? Как они это переживут?!
Марина снова легла на спинку скамейки, прикрыла глаза. И перед внутренним взглядом вдруг появилась совершенно отчетливая картинка.
Дом. Тот самый дом, который построит Андрей. Который он ей тогда нарисовал. А рядом — сам Андрей, Демьян и Касьян. Но и не только. А еще там она, Марина. И коляска с кем-то маленьким, новорожденным. И все туда заглядывают, в эту коляску, и счастливо улыбаются. А потом фантазия, уже ничем не сдерживаемая, понеслась дальше. Откуда-то появляется собака — хаски, как мечтает Кася. Андрей обнимает Марину, целует в щеку и шепчет: «Спасибо за дочь, любимая». И мальчишки тоже обнимают ее с двух сторон и называют мамой.
Какой ужас. Какой кошмар. Все такое настолько ненастоящее — как в телевизионной рекламе майонеза. В реальной жизни не бывает такого. Реальная жизнь — это то, что произойдет сегодня вечером. Что бы это ни было и как это ни произойдет — это и есть реальная жизнь.
Марина открыла глаза и встала со скамейки. Ну, здравствуй, реальная жизнь. Я ненадолго отходила.
— С тобой Татарников полностью рассчитался?
— Да.
— Ну и отлично, — Андрей выкладывал продукты на стол. — А то он немного не в адеквате. Утверждал, что собирается жениться на тебе — в таком он восторге.
Марина смотрела на гору продуктов на столе.
— Я лично не собираюсь за него замуж.
— Разумеется, — Андрей выставил на стол последнее оставшееся — бутылку молока. — Кто же ему разрешит. Но ты у меня умница. Сам себе завидую.
Будто не с ней это происходит. Не ее обнимает и прижимает к себе Андрей. Не ее целует он в макушку, а потом в висок.
Если бы не то, что случилось, сейчас бы они уже смаковали детали этого дела по земле. А потом бы обсуждали, что делать с брекетами Демьяна, и где лучше ставить, и какие где специалисты, какие предпочтительнее клиники, и что там вообще за нюансы. Марина носила брекеты практически все студенчество, но за это время технологии, скорее всего, значительно ушли вперед.
А потом бы пришел Кася — может быть, даже не один, а с братом. И Марина бы стала проверять, как выучено стихотворение про осень. А Андрей и Демьян бы…
Хватит фантазировать. Это все было бы, если бы не… Хреновая формула. Будто Марина жалеет о том, что произошло. Нет. Ни в коем случае нет. Не жалеет.
— Андрей, нам надо поговорить.
— Ага, давай. Демка говорил, что ты в брекетах шаришь? В мое время за брекеты в школе чморили. Я поэтому ему и сказал, чтоб сам решал. Я заставлять не буду. Правда, врач говорит, что надо обязательно ставить, иначе зубы все сгниют на хрен. Ну, Демка вроде согласен. А ты что думаешь? Гранат тебе почистить?