50 оттенков рассвета
Шрифт:
Насколько я помню сроки, со дня на день истекает договоренность. Или уже истекла?
— Жанн, — набираю помощницу, — узнай мне данные всех ближайших более—менее пафосных приемов на… скажем, пару недель. Сделаешь?
— Как срочно?
— Вчера, Жанн, вчера.
Чем быстрее, тем лучше. Может, там какие зацепки найду.
Блин, не вовремя Север свалил. И Тимур уехал. Его бы умение анализировать на лету мне сейчас очень пригодилось. Но обстоятельства таковы, что вырваться он пока не может…
Захожу в квартиру, мечтая о душе и крепком кофе. Бросаю
Отвечаю и заверяю родителя, что уже еду. Блага цивилизации временно отменяются.
С недовольной миной завожу машину и выезжаю, вклиниваясь в поток. Ехать не хочется. Начнется очередная промывка мозгов по поводу развода. Я для себя все решил. Данных для положительного исхода предостаточно. Требования противоположной стороны удовлетворены не будут. Осталось всего-то сходить на финальное заседание и получить постановление суда. А потом забыть, как мерзкий сон.
— Сын, подожди минут двадцать в кабинете. У нас тут сложный случай.
— Кого-то тяжелого привезли?
Владелец российско-швейцарской клиники, ведущий хирург всегда сам встает к столу в экстренных и неотложных случаях. Отцом я горжусь и очень уважаю.
— Нет, скорее, особенного. Особенную.
— Ммм, важная шишка? Или звездулька укурилась?
И такое случалось в практике отца. Откачать, не придавать огласке — деньги решают многое…
— Вроде студентка, судя по возрасту. Воспаление легких, да истощение организма до кучи. Сам понимаешь: лихорадка, сознание спутанное. В себя приходит, но из-за сильной слабости засыпает.
— Давай подержу, — протягиваю руку к папке с историей болезни, видимо, пока отец переодевает халат. — Прогнозы-то нормальные, надеюсь? У… — Опускаю глаза на карту пациента, чтобы узнать имя заболевшей девушки. — У Евангелины Евгеньевны?!
28.
Артур.
Безусловно, я верю в чудеса и совпадения в разумных пределах. Но то, что вижу сейчас — это за гранью. Искать подходы, собирать информацию и вот так запросто встретить интересующую девчонку в клинике отца?
Дашка бы незабываемо высказалась по поводу таких чудес, я уверен.
— Прогнозы хорошие, — отец не замечает моего ступора, застегивая халат. — Скорее нервное истощение, а переохлаждение уже наложилось на ослабленный организм. Хотя Олег Евгеньевич склоняется, что психосоматику исключать не стоит. У девочки на запястьях синяки.
— Оху…
— Артур! Я, кажется, просил не выражаться здесь. Родственникам сообщили, естественно.
— И? — Очень интересно послушать версию так называемой родни в свете тех фактов, которые поведали подруга с бабкой.
— Ничего не предъявишь. Девочка совершеннолетняя, жених имеется. По его заверениям, всё обоюдно и по согласию. Девочка любительница жестких методов.
Если бы челюсть реально могла упасть, я бы соскребал её с нулевого этажа. Нет, всякое слышал, конечно. Но эти уроды вообще в жизни потерялись. А она-то какого хрена молчит?
Озвучиваю свои
сомнения отцу, но тот лишь пожимает плечами. За его практику повидал всего и подобным его, увы, не удивишь.— Я могу к ней зайти?
— Зачем?
Логично. Папа-то не в курсе.
— Это моя знакомая девушка. Близко знакомая. Она нуждается в помощи. — Как в двух словах объяснить родителю, не желая посвящать его во все нюансы?! — Короче, давай так: я влюблен в Еву. Не ожидал её здесь встретить. Там… сложно все, отец. Помоги попасть к ней в палату?
— Артур, Артур… С Инной из-за нее разлад? Из-за этой девчонки?
— Нет. Про Инну вы все знаете. Я тебе, кстати, бумаги скидывал на почту по делам ее бати. Смотрел?
— Не успел.
— Почти две недели, пап.
— Посмотрю, успокойся. С Каминской этой что?
— Бля. Для твоих понятий, наверное, диковато прозвучит. Ты у нас всегда стараешься играть чисто…
— Не хами, сын.
— Не начинал. Я тебе объяснить пытаюсь. Её дядька проиграл Хаузову большую сумму. Дальше цепочку сам составишь? Жених в два раза старше, синяки, истощение?
— Твою…
— Да, пап. Да. Времена меняются, люди нет. Мрази были и будет всегда. — Сжимаю кулаки, сминая карту пациентки. — Так что с палатой?
— Надевай халат.
Цепляю первый попавшийся, подходящий по размеру. У бати в шкафу всегда висят накрахмаленные. Чистоплюй, мать его.
Злюсь. Не верю я, что отец проглотил сказку про любительницу БДСМ. Скорее, не захотел связываться из-за незнакомой девочки. Пожалел мысленно, подлечил и пошел дальше. И не потому, что мудак конченый. А потому что «всем не поможешь» — отголоски воспитания советского времени. У меня же на этот счет другая теория.
Пока одеваюсь, Эскильдсен—старший находит подходящий бейдж, и цепляет на мой халат. Итак, сегодня я врач—пульмонолог высшей категории. Мне нравится.
— А сложности с переодеванием к чему, кстати?
— Охрана.
Так и думал. Что же такого таит в себе девочка—цветочек, что эти звери не оставляют её в покое не на минуту? Понятное дело, бабки колоссальные. Но… Хотя да: сам на собственный вопрос и ответил.
В коридорах клиники ожидаемо пусто: клиенты и пациенты предпочитают уединение и не любят излишнего внимания. У интересующей нас палаты сидит инородное тело: костюм, сверху одноразовый халат. Окидывает нас скучающим взглядом и утыкается в телефон. Уровень, однако. Видел бы отец Лихацкого подобное, глаз на задницу бы натянул.
Проходим в светлое помещение. Расположение палат и интерьер мне знакомы, поэтому я, не оглядываясь по сторонам, прохожу из мини—прихожки в саму палату. Ева лежит на кровати с закрытыми глазами. Часто дышит. Но я знаю её диагноз, поэтому не удивлен.
— Сегодня перевели из интенсивной, — поясняет отец, поправляя катетер. — Капельницу на ночь назначу.
Он делает пометки в своих листах, проговаривая для меня каждое действие. Не знаю, для чего. Волнуется. Скорее всего, моя фраза про влюбленность его не хило шандарахнула. Но мужественно молчит, не лезет с вопросами.