6:0 в пользу жизни

Получилось неплохо — не банально, да и причина веская. Кому из политработников могло придти в голову сомневаться в искренности порыва молодого офицера встать в общий коммунистический строй в дни трудовой вахты в честь юбилея генсека? Придти, в голову такие мысли, конечно, могли, но кто мог бы сказал такое вслух? За такие сомнения можно было заработать много неприятностей: молодой офицер в порыве энтузиазма рвется в первые ряды строителей нового общества, а кое-кто сомневается.

Поэтому меня никто о причине вступления в партию не спросил, и я стал кандидатом в члены КПСС. Одновременно со мной в партию приняли пять человек. Коллективно отметить это событие предложил Игорь Мишулин, инженер нашего отдела.

Игоря часто спрашивали не является ли он родственником знаменитого Карлсона — Спартака Мишулина. Игорь подтверждал: да, племянник, но — двоюродный. Любопытствующий сравнивал семитскую внешность Игоря с отнюдь не славянской внешностью Спартака и верил, что видит живого племянника великого Мишулина. Если к этому добавить природный артистический талант старшего лейтенанта Мишулина, то всякие сомнения в родстве с артистом исчезали.

Игорь предложил собраться у него дома и считать, что мы отмечаем его день рождения. Так мол, для конспирации.

— Правда, — добавил он, — за прошедшие две недели мы уже два раза отмечали мой день рождения, но ничего — еще раз отметим.

По такому поводу я переделал Роберта Бернса и написал длинное поздравление, в котором были такие строки:

Спасибо Игорь, друг сердечный,

Что позволяешь ты беспечно,

Свой день рожденья бесконечно

Нам отмечать.

Гулянка по случаю нашего вступления в коммунисты получилась веселая, а расставание с Сары-Шаганом — грустным.

В истории моего перевода в Ленинград родственные и дружеские связи моих родителей сыграли определяющую роль.

В феврале 1949 года, когда папа учился на третьем курсе военно-медицинской академии, состоялась его свадьба с двадцатидвухлетней мамой, студенткой зубоврачебной школы. Познакомил молодых Вениамин Клебанов, папин дальний родственник, который тогда ухаживал за своей будущей женой Сильвой, учившейся с моей мамой в одной группе.

Свидетелями на свадьбе родителей были, естественно, Сильва и Вениамин. Когда же папа закончил военно-медицинскую академию, а Вениамин Самуилович — академию тыла и транспорта, молодые офицеры и их жёны, расставшись, не потеряли, однако, привычки переписываться, а позже, — созваниваться друг с другом.

По истечении двадцати с лишним лет супруги Клебановы осели в Москве. Вениамин Самуилович получил звание генерал-майора и занимал хлебную должность в министерстве обороны, возглавляя снабжение строительных войск Советского Союза. Его жена, Сильвия Александровна, к этому времени стала настоящей генеральшей, что означает уметь польстить и, если потребуется — лизнуть того, кто выше, а от тех, кто ниже, — ожидать и, если надо, то потребовать лести и лизания. Ведь настоящий советский генерал половиной своих служебных успехов должен быть обязан своей жене.

Мой отец к тому времени уже уволился из армии, так и не получив звания полковника. Но, имея в лице Вени Клебанова влиятельного родственника, мои родители задумали с его помощью вытащить меня из Казахстана. И, скорее, даже не с помощью Вени, а посредством его жены, способности которой превосходили возможности её сановного мужа.

Сильва Клебанова, не сделала карьеру в стоматологии. Вместо бесконечного сверления и пломбирования чужих зубов Сильва стала первоклассной, по советским понятиям, портнихой. Но мало было стать хорошей портнихой, важно, чтобы у портнихи были хорошие клиенты. Сильва умела подбирать для себя клиентов, используя служебные возможности своего супруга.

Её муж, Вениамин Клебанов, служил на благо родного отечества с полной отдачей, не чураясь дальних гарнизонов и тяжелой работы. В начале семидесятых годов он уже был полковником и заместителем начальника тыла Дальневосточного военного округа. Во время визита в округ министра обороны маршала Гречко, полковник Клебанов, заменяя своего отсутствующего начальника, грамотно доложил специальный вопрос маршалу и произвел на него хорошее впечатление. Через небольшое время Клебанов стал начальником тыла — заместителем командующего войсками округа, которым был будущий маршал ракетных войск Владимир Федорович Толубко.

И вот, когда Клебанов стал заместителем генерал-полковника Толубко, то основным клиентом Сильвы Клебановой стала жена командующего округом.

Сильва обшивала жену начальника своего мужа и, попутно, решала мужнины и свои дела, не забывая, впрочем, отдельно благодарить за каждую просьбу, делая ценные подарки и выдерживая требуемую дистанцию. Подарки от Сильвы и Вениамина всегда принимались с благодарностью.

Когда же Толубко уезжал в Москву, чтобы возглавить ракетные войска стратегического назначения, то он пообещал генералу Клебанову, что тот последует за ним. Клебанов, действительно, вскоре оказался в Москве, и дружба-служба жены Клебанова и жены Толубко продолжилась.

Мои родители об этом знали, поэтому решили позвонить в Москву Клебановым несмотря не то, что много лет уже они не общались. Позвонив, они попросили Сильву и Веню помочь их сыночку выбраться из далекого Казахстана, «где он пропадает уже почти пять лет». Просьба родителей встретила понимание.

Вскоре мне довелось побывать в московской квартире генерала Клебанова. Квартира оказалась необычной.

Во-первых, хозяева квартиры категорически возражали против того, чтобы гость снял обувь, и я своими армейскими ботинками два часа топтал вошедший в моду у обитателей генеральских домов ворсистый ковролин, которым от стены до стены была застелена гостиная. Мне тогда не пришло в голову, что чистоту в этой квартире поддерживает уборщица.

Во-вторых, квартира генерала имела огромные нежилые помещения: холл, коридор, кухню — столовую. Такие квартиры в советское время для начальства строили намеренно. Поскольку нормы обеспечения были установлены только в отношении жилой площади, то комнаты в генеральской квартире составляли меньшую часть её обширного пространства.

Поскольку, ни я, ни мои родители не верили, что маршал Толубко, чьи портреты висели в каждой казарме, снизойдет до судьбы какого-то старшего лейтенанта, то я позволил себе высказать все свои самые фантастические желания.

Я не хотел ехать под Москву, поскольку меня не прельщала перспектива остаться навсегда в военном городке. Я хотел в Ленинград, в научный институт, где сапоги офицеры одевают два-три раза в год, или, в крайнем случае, в академию Можайского, которую закончил пять лет назад.

Но, благодаря уверенному тону генерала Клебанова, я каким-то странным образом поверил в то, что ещё вчера казалось мне невероятным.

Я не мог предположить, что маршал Толубко не всесилен, и что есть вещи, которые маршал не будет делать, если это не касается непосредственного его.