6:0 в пользу жизни

Руслан был добрый, но бестолковый. Рулить умел, но из автомобильных внутренностей знал только о существовании свечей. Поэтому во всём, что случалось с автомобилем, виноваты были свечи.

— Дмытрыч, — заглядывал ко мне в служебный закуток Руслан, — свэчи надо менять, машина плоха заводится.

Тогда у меня была семилетняя «шестёрка» со своим нелёгким характером.

— Что значит «плохо заводится»? — спрашивал я.

— Я её завожу, а она нэ заводится, — исчерпывающим образом объяснял Руслан.

— А ты на педаль газа нажимал, когда заводил машину? — не унимался я.

— Канэчно, два раза нажимал. Или три, — уверенно отвечал Руслан.

— Руслан, я же тебе много раз говорил, что на горячем двигателе нельзя жать на газ и заливать бензином свечи, — в который раз объяснял я Руслану, — Теперь, пока не высохнут, машина не заведётся.

— Вот я и говорю, что свэчи менять надо, — опять начинал канючить Руслан.

В конце девяностых мы приобрели наш первый джип — «Монтерей» вишневого цвета.

В те годы автомобиль был визитной карточкой его владельца. Для того, чтобы узнать как следует относиться к человеку, надо было его проводить до машины и посмотреть, на чём гость приехал.

В начале нашей жизни с новой машиной произошёл незабываемый случай, продемонстрировавший истинное значение джипа в российском обществе девяностых годов.

Мы ехали домой по односторонней, извилистой, но не длинной улице из Павловска в Пушкин, а следом ехал большой черный БМВ, на отставая от нас и, видимо, торопясь. Обогнать нас он не мог, но, не зная этих мест, его водитель суетился, пытаясь совершить обгон.

Извилистая дорога заканчивалась выездом на Павловское шоссе и, сразу после правого поворота, следовал левый поворот во двор нашего дома.

Я приготовился повернуть налево, но вынужден был остановиться, чтобы пропустить моего преследователя, который вознамерился объехать меня с левой стороны.

Но, вместо того, чтобы прибавить скорость и умчаться прочь, БМВ резко затормозил, и стекло на пассажирской двери чёрной машины поползло вниз.

Я, предполагая, что у его водителя есть ко мне вопрос, тоже опустил своё стекло.

Водитель чёрного лимузина, не задавая никаких вопросов, нагнувшись над пустым пассажирским сиденьем, прижал правую руку к своей груди и затряс головой, преданно глядя на меня. Он просил извинения за то, что нервировал водителя джипа.

Он, не зная кто находится за рулём «Монтерея», вполне мог предположить, что владелец джипа стоит выше, чем он в бандитской иерархии и может рассердиться, поэтому, на всякий случай, лучше извиниться.

Поездив на «Монтерее» и привыкнув к тому, что другие участники движения уважительно относятся к большому и солидному автомобилю, я порой за рулём красной «восьмёрки», появившейся в нашей семье ещё за четыре года до джипа, забывал, что «восьмёрка» воспринимается другими участниками движения иначе, нежели «Монтерей».

Однажды, не снижая скорости, я повернул направо с Будапештской на проспект Славы в то время, когда зелёный сигнал светофора уже заканчивал своё мигание. Я проделал этот лихой маневр перед носом большой чёрной машины, водителю которой пришлось притормозить, чтобы пропустить шустрого нахала и он решил, что моё поведение оскорбительно для него, поэтому этот случай нельзя оставлять безнаказанным.

Водитель чёрной машины легко меня обогнал и, резко затормозив, заставил остановиться.

Сквозь стекло его машины я видел стриженную голову с оттопыренными ушами, носитель которой уже готовился выйти из машины, чтобы разобраться со мной. Ничего хорошее от этого разговора ждать не следовало.

Я посмотрел в заднее зеркало и, увидев, что там никого нет, включил задний ход, вывернул влево колёса, нажал на газ и оставил сзади своего несостоявшегося обидчика.

Чёрная машина рванулась за мною следом.

Моя «восьмёрка» мчалась по крайней левой полосе, а его чёрная машина мчалась по сплошным полосам, разделявшим две половины дороги. Как назло, ни одного гаишника, которые могли бы прервать эту гонку, на улице не было.

Мы проскочили перекрёсток по жёлтому сигналу светофора, заставив притормозить машины, готовые тронуться с поперечной улицы.

Мой преследователь в автомобиле был не один: на пассажирском сиденье сидела молодая женщина. Я посигналил, и она повернула голову в мою сторону. Тогда я сделал тот же жест, которым годом ранее водитель БМВ извинялся передо мною за своё поведение на дороге. Я приложил правую руку к груди и затряс головой.

Девушка поняла мой жест и что-то сказала своему спутнику.

Не знаю, что тот ей ответил, но уже на следующем перекрёстке чёрныё автомобиль, повернул налево, а я проехал прямо.

Свой последний извоз я хорошо запомнил.

Тогда я ещё продолжал ездить на «восьмёрке». Иногда я это делал без галстука и, порою, в джинсах. Эта подробность имеет существенное значение для моего рассказа. Я никогда не брал пассажиров, если ехал на хорошем иностранном автомобиле или же на мне были костюм и галстук.

В тот день на мне не было костюма, и ехал я по проспекту в обыкновенном изделии советского автопрома, поэтому привычно остановился, когда заметил молодого человека, призывно поднявшего руку.

Он назвал место, куда бы хотел доехать с моей помощью. Место это меня вполне устраивало, потому, что находилось по пути домой.

— У меня только валюта, — сообщил мне молодой человек, когда мы уже поехали, — У вас найдется сдача.

— А сколько сдачи надо?

Молодой человек назвал сумму в рублях, и я стал гадать, что за валюту он мне предлагает. Ничего не придумав, я решил подождать развязки.

Когда мы приехали на требуемое место, пассажир попросил остановить машину между двумя фонарями так, чтобы свет от фонарей в салоне был минимальный и протянул мне купюру.

Купюра показалась мне странной.

— Что это? — спросил я

— Голландские гульдены, — ответил молодой человек и назвал курс обмена, который не вызывал сомнений. Гульдены были менее распространенная, нежели американская, но не менее твёрдая валюта.

Хотя сомнения у меня всё же оставались, я вручил ему рублёвую сдачу.

На следующий день я отправился в банк, чтобы развеять свои сомнения

Банковская девушка подозрительно посмотрела на купюру и достала толстый справочник. Однако изображённые в справочнике денежные знаки королевства Нидерландов ничего не имели общего с моей купюрой кроме одного слова — «гульден».