6:0 в пользу жизни

Девушка сказала, что у неё в справочнике такой купюры нет, поэтому поменять их она не может.

Я забрал свои деньги и наконец-то прочитал на купюре «банк Суринама». Извинившись за беспокойство, я вышел из банка.

Позвонив знакомому брокеру, промышлявшему обменом валюты, я узнал, что в Питер из южной Америки привезли несколько мешков суринамских гульденов по цене доллар за килограмм и теперь всем втюхивают эти гульдены, а лохи попадаются на это фуфло пачками.

— А что, тебя уже развели на бабки? — поинтересовался брокер.

— Да нет, — схитрил я, — Мне одна знакомая сказала, что ей заплатили десять гульденов, и она не знает, что с ними делать.

— Ну, в общем, развели твою знакомую, — хохотнул брокер, — Если она не собирает коллекцию денежных знаков, то пусть радуется, что ей только десять гульденов всучили.

Теперь я знал, как следует поступить со свидетельством моего позора.

Через неделю я пришел к налоговому инспектору для ежегодной сдачи налоговой декларации.

— Николай Евгеньевич, — сказал я, переступив порог маленькой комнаты, в которой теснились столы четырёх инспекторов, — я к вам с подарком.

Николай Евгеньевич, слегка растерявшись, кинул взгляд на соседние столы, но там все делали вид, что ничего не видят и не слышат.

— Не беспокойтесь, — сказал я, доставая из кармана купюру в десять суринамских гульденов, — стоит эта бумажка примерно тридцать копеек, и я надеюсь, что она украсит вашу коллекцию.

Николай Евгеньевич радостно заулыбался и принялся разглядывать мой подарок.

Под куском прозрачного пластика на его столе красовались украинские гривны, казахские тенге, киргизские сомы и другие такие же денежные знаки. Далёкий Суринам мог стать украшением его коллекции.

С тех пор извозом я больше не занимался.

5:0 «Русские горки» девяностых годов

5:0 «Русские горки» девяностых годов

Каких только эпитетов не придумали для десятилетнего периода времени, который пережила наша страна в конце второго тысячелетия. Самое распространенное выражение — «лихие девяностые».

Мне темп нашей жизни в последнее десятилетие двадцатого века и её крутые виражи больше напоминает аттракцион «американские горки», который во всем мире называют «русские горки».

Поэтому, оглядываясь назад, я называю это время «русские горки» девяностых годов». Горки, которые были связаны не с мнимой опасностью, а с опасностью подлинной, когда входя на огромной скорости в тот или иной поворот мы, в отличие от посетителей аттракциона, не могли быть уверены в том, что этот вираж закончится благополучно.

Вначале движение по горкам начинается на небольшой скорости.

Первый день нового, одна тысяча девятьсот девяностого года, я встречал майором советской армии, начальником отделения программного обеспечения командного пункта одной из частей наземного командно-измерительного комплекса управления космической группировкой.

В то утро, взглянув из окна пятого этажа на свой, припорошенный свежим снежком «жигуль» светло-бежевого цвета, и убедившись, что машина стоит на месте, я не предполагал, всего лишь через пару лет у меня уже не будет «жигуля», и что я не только сниму армейские погоны, но и расстанусь со своей профессией, с женой и с привычным образом жизни. О грядущих переменах тогда еще никто не догадывался, но о них мало кто не мечтал.

«Мы ждем перемен» — вот лозунг того времени.

Мы ждали перемен, мы приближали перемены, и перемены наступили.

Весной 1989 года в Советском Союзе прошли выборы народных депутатов. Впервые за семьдесят с лишним лет советскому народу дали возможность выбирать и мы, пьяные от непривычной свободы, дружно проголосовали против тех кандидатов, которые выдвинула старая власть. И в нашем избирательном округе депутат не был избран, поскольку большинство избирателей проголосовало против предложенной обкомом партии кандидатуры.

В городах Пушкин и Колпино были назначены повторные выборы и народ, вдохновлённый недавней победой над партийной номенклатурой, взялся выдвигать альтернативных кандидатов. Сейчас в такое сейчас верится с трудом, но тогда для того, чтобы стать депутатом, не надо было тратить миллионы долларов. Надо было, всего лишь, понравиться своим избирателям, а они, еще не избалованные белыми и черными политехнологиями, готовы были верить любому, кто убедительно обещал новое светлое будущее.

На повторных выборах в мае 1989 года самым молодым народным депутатом СССР стал двадцатичетырёхлетний депутат от нашего округа Алексей Левашов, который сразу же прославился тем, что уже через двадцать минут после начала первого съезда сумел забраться на трибуну и задать ошеломивший всех вопрос: «А почему это Горбачёв ведет наш съезд. Кто его на это уполномочил?».

В половине второго ночи выборов депутатов, когда Лёше Левашову позвонил председатель избирательной комиссии, чтобы поздравить его с избранием народным депутатом СССР, я стоял с Лёшей рядом и сразу же подсунул ему свой экземпляр списка «команды Левашова», чтобы первым получить автограф народного депутата СССР.

Моё участие в «команде Левашова», а, потом, в «комитете содействия народному депутату СССР», помогло мне познакомится, как с новоиспеченными кооператорами, так и с теми, кто привык ориентироваться на партийное руководство, а теперь, по привычке, старался угодить власть имущим новой формации. После стремительного Лёшиного взлета я уже не смог оставаться простым советским обывателем.

Справедливости ради заметим, что дальнейшая история самого Левашова является зеркальным отражением его стремительного старта.

После роспуска вместе с СССР съезда его народных депутатов, Леша избирался в Законодательное собрание Санкт-Петербурга, потом был кандидатом в губернаторы Санкт-Петербурга на первых губернаторских выборах, но не получил поддержки избирателей.

Затем он получил два года заключения за развратные действия по отношению к несовершеннолетнему, условно-досрочно освободился, вылетел из депутатов законодательного собрания, занимался какой-то неуспешной коммерцией, был тренером по плаванию и последнее, что мне о нем известно, это то, что Леша работал дворником в детском саду, который посещал мой внук.

Для меня же начавшиеся девяностые годы были полны надежд, которые я во многом связывал со своей профессией программиста, кое-чего достигшего в своём умении.

В середине восьмидесятых годов в нашей космической части был сдан в эксплуатацию автоматизированный командный пункт, разработкой которого московский НИИ приборостроения занимался несколько лет и в разработку которого были вложены очень большие, по тем временам, деньги, — пятьдесят миллионов рублей.

Московские генералы подписали акт приемки автоматизированного комплекса, но сделали это с тяжелым сердцем. Всем было ясно, что работать этот монстр, состоявший из двух ЭВМ ЕС-1045, специализированной системы и двадцати восьми терминалов, размещенных по всей территории части, не будет никогда.