7 Заклинатели

– Ай, злые силы!
– это Пиктор поскользнулся в луже загустевшей крови и потерял сандалию.

– Ушла!
– Филипп вытер лоб, спрятал нож и вяло подошел к своим. Пикси нашел сандалию и нес ее на отлете, двумя пальцами.

– Возьми лучше мои, - сказал Филипп, и Пикси без возражений выбросил окровавленную обувь, пошел пока босиком, нес веревочную обувку в руках.

Все трое, пять бочком, кое-как поднялись, и тут Пиктор пожаловался:

– Что-то нога болит.

– Шванк, давай бурдюк!

Филипп смыл вонючие кровь и грязь - а в стопе, оказывается, торчал тоненький обломок какой-то косточки, почти целиком ушел в мясо.

– Шванк, давай нож. Он чистый.

Надрезав место занозы, Филипп извлек ее полностью и показал Пиктору - хрупкая, не меньше сустава пальца длиной - и отбросил. Потом промыл рану еще раз и крепко перевязал еще одним лоскутом несчастной одежды покаяния, прополоскал нож и вернул. Пиктор обулся и решил, что сам идти может.

***

Первый час он сам и шел. Собак слышно не было, а лес вроде бы немного продышался и стал прохладнее. Через час Пиктор уже прыгал на одной ножке. На ногу обули что-то вроде бахилы из очередного лоскута, вырезали ему костыль и поплелись дальше. Еще через час Пиктор бредил, и его тащили на сцепленных руках. Собаки - те или другие - появились снова.

– Надо было их раньше переколоть, - решил Филипп.

Но псы пока не нападали - просто держали путников подальше от своей территории.

– Что ты наделал, мой ученик, - жаловался Пиктор Филиппу на него же самого, - Вчера ты соблазнял демона, сегодня пытался его убить. Ну разве так можно?

– Мастер Пиктор, наши предки-шаманы так и делали - заключали браки с духами или преследовали их!

– Но вы-то уже лет пятьсот как не шаманы! Ты слишком логичен, Филипп, чтобы действовать варварски. Логичные люди легко впадают в жестокость...

– Прости, учитель мой.

– То-то же.

Филипп решил не укладывать Пиктора в храмике. Нужны солнце и свет - и совершенно не нужно влияние демона. Пиктора уложили под узкий дерновый навес. Шванка Филипп погнал за водою, а сам пошел разыскивать соль - ее набралось четыре мешочка, около полуфунта. Вода после дождя была все еще чуть мутновата, но муть эта песочная, чистая. Воду пропустили через лоскут белого знамени Шванка и вскипятили на большом огне. После этого Филипп бухнул в котел всю соль и подогрел раствор еще.

Подвесив котелок на палке "во дворе". Жрец и шут предупредили, что сейчас будут снимать повязку. Пиктор заблаговременно сморщился. Ожидали увидеть гнойник - но дело оказалось много хуже. Самого гнойника не было. Ранку чуть увлажняла сукровица, уже зловонна, а к колену поднимались, бежали-бежали синюшно-красные пятнистые дорожки.

– Шванк, выпусти голубей!

– Что писать?

– Ничего, сами догадаются.

Шванк выломал вместе с дверцей и весь потолок. Засидевшиеся белые голуби, все трое, тут же взмыли вверх, шумя, разбрасывая перья и подстилку; скрылись.

– Ага.
– ощупав заднюю строну колена, рыкнул Филипп, - Образуется бубон.

– Резать?
– спросил Пикси.

– Нет, он совсем мягкий.

Немного подумав, Филипп свистнул в два пальца, да так пронзительно, как Шванку в жизни спеть не удавалось. Прискакал вороной мул, свежий и бодрый; его привязали к кустам. попрочнее.

– Шванк, запрягай его.

Шут подчинился. А жрец изорвал и белое полотнище, и запасную рубаху жонглера на широкие полосы. Потом ушел и вернулся. Промыв рану целым бурдюком ледяной воды, он замочил белые полосы в котелке и, остужая, начал повязку - от стопы к бедру, выше колена. Пиктор неподвижно терпел и казался спящим. Закончив с повязкой, Филипп принес еще один бурдюк.

– Холодная вода, для компрессов, - объяснил он, - Есть у нас что-нибудь непромокающее?

– Нет.

– Тогда придется так.

Мул тем временем стоял, впряженный в двуколку, и грыз от скуки один из кольев стены.

– Кладем.

Пиктора, кое-как уравновесив повозку, усадили. Он сполз; с очень мокрой повязки сквозь днище закапало вниз. Тогда Филипп решил, что править мулом будет Шванк; сам Филипп пойдет пешком и понесет воду. Всего остального, кроме богини, брать не нужно. Шванк послушно уселся и ухватил возжи. Филипп снова приподнял Пиктора, привязал его к Шванку чьим-то поясом, и тогда двуколка уравновесилась. Подоткнув под колено раненого валик, свернутый из синего плаща, жрец разрешил отправление.

– Богиня, демон!
– забеспокоился раненый, открыл глаза. Филипп выругался, принес корзину с угольной статуэткой и вручил ему. Пиктор намертво вцепился в края и снова заговорил:

– Я, я ее держу. Она зацепилась за меня, понимаете? Я должен ее удержать! Пока есть рана, она от меня не уйдет...

– Держи, держи ее. Твои защитницы ее схватили?

– Не знаю...

Умный мул решил идти самой ровной рысью. Ни погонять его, ни сдерживать необходимости не было, и поэтому Шванк уже привычным внутренним зрением, спиною, вглядывался в Пиктора. Четкая складчатость исчезла, Пикси мерцал и казался песочно-жидким. А тело его дрожало в ознобе и обдавало спину Шванка нежным жаром поднимающейся лихорадки.

– Ты что делаешь, Шванк?
– спросил Пикси.

– Тебя везу.

– Не-ет... Знаешь, я хотел сказать, именно тебе...

Мул, сберегая время, спокойно и быстро перешел лужок и выбрался на дорогу.

Мул шел себе и шел, скоро, экономно. Филипп сначала шел сзади, потом начал медленный солдатский бег. А Шванк все наблюдал лихорадку. Жар исчерпал свою нежность, стал сухим и острым, Пиктор прекратил лязгать зубами, и тогда жонглер остановил мула.

– Пикси, ты как?

– Лучше. Уже не так холодно. Не волнуйтесь, я ее не упущу.

Филипп посмотрел критически:

– Уж больно ты красный!
– и вылил на "головное покрывало" больного толику холодной воды.

...

Миновали знакомое блудилище "бабушки и внучки". Там было тихо, а дети словно бы и не прекращали копаться в пыли.

– Шванк, - бормотал Пиктор, - Люди не умеют петь. У них у всех уродливые голоса, какие-то слишком мясные и деревянные. А ты звучишь прекрасно, как божий инструмент. Лучше, чем птица...

...

Через несколько сотен шагов Пиктор очнулся и заговорил:

– Филипп, мы в наших одеяниях похожи на блудниц для прокаженных.

– А что, и такие есть?
– пропыхтел жрец, - Задницами не сверкаем - и ладно.

– Я не о том. Мы выйдем к основному блудилищу, там могут и напасть. Скоро вечер, им скучно.

– Что ж...

Филипп снова повесил плеть на руку и побежал чуть напряженнее.

...

На обычном месте стояли сразу и блудницы, и мальчики - вяло спорили о том, кому где стоять. Чуть поодаль три "пастуха" придирчиво считали монетки. И тут раздалось такое "хихихи!", после которого, и это знал Гебхардт Шванк, в актера летят тухлые яйца, палки, а то и камни. "Хихихи" продолжалось, перетекало от мальчиков к девицами и обратно, но в истерику от скуки пока никто не впал. Потом какой-то юнец показал неприличный жест, вытянул указующий перст и по-настоящему заржал, несколько удивив даже мула: