А небо по-прежнему голубое
Шрифт:
— Я бы с большим удовольствием затолкала эту петарду тебе или твоему братцу сам знаешь куда…
Тут её нагло перебили, что-то шепнув, после чего оба спорщика уставились на Гермиону, тут же поспешившую перевести глаза на игравших в «волшебные шахматы» третьекурсников.
— Да, пожалуй, Гермиона страшна в гневе, — сообщила Анджелина как-то оценивающе и даже не пытаясь понизить голос. — Ладно уж, живите. — Она протянула петарду своему собеседнику. — Но ещё хоть раз что-нибудь из вашего арсенала окажется в опасной от меня близости, я…
Тут петарда с громким хлопком взорвалась, окатив обоих дождём из конфетти под смех всех собравшихся.
— Наша новая разработка, — гордо объявил Фред или Джордж, за что тут же получил неласковый
«Что это значит — «Гермиона страшна в гневе?» — сердито подумала староста, нахмурившись. — При чём я тут вообще?»
В связи с этими мыслями вспомнился один недавний эпизод первого учебного дня. Тогда Гермиона не сумела сдержать удивления, когда узнала от Гарри, что капитаном сборной Гриффиндора назначили Анджелину. Ей казалось, что у любого из близнецов было куда больше шансов, о чём она тихонько обмолвилась во время обеда в Большом зале. К несчастью, проходившая мимо Анджелина услышала её слова и тут же едко прокомментировала их:
— Очень польщена твоей верой в мои силы, Гермиона. Думаю, ни одного из этих оболтусов, — она указала на разом поднявших головы Фреда и Джорджа, — не назначили по одной лишь простой причине: они бы развалили команду со своим безответственным отношением к серьёзным вещам. Советую тебе воздерживаться от подобных высказываний, ведь ты, я так понимаю, мало что смыслишь в квиддиче. Могла бы поддержать меня хотя бы из женской солидарности, — неожиданно подмигнула Анджелина и ушла, так и не дав понять, разозлилась ли она или же просто примеряет на себя резкий капитанский тон.
Обычно семикурсница никогда не грубила Гермионе, они вообще не особо часто общались, и потому вспышка гнева с её стороны была для мисс Грейнджер в новинку. Она непонимающе уставилась на Гарри и Рона, чувствуя себя неловко от того, что свидетелями сцены стали Фред с Джорджем. Те, к их чести, промолчали, буркнув лишь:
— Какая муха её укусила?
— Если она будет вести себя так на каждой тренировке, они превратятся в сущий кошмар.
Переговариваясь, близнецы ушли, оставив Гермиону наедине с её смущением и непониманием. И кто её вообще тянул за язык?.. Впрочем, тем же вечером Анджелина, проходя мимо старосты, бросила: «Я не в обиде. Забудь о том, что я тебе наговорила, Гермиона» и даже позволила себе улыбнуться. Но всё равно чувствовалось какое-то напряжение в её поведении, из-за чего Гермиона испытывала некоторую неловкость, вспомнившуюся и сейчас.
Она вздрогнула, перехватив направленный на неё задумчивый взгляд со стороны одного из близнецов. Смутившись, девушка уже в который раз отвела глаза от беззаботно смеявшихся старшекурсников и полностью сосредоточилась на письме.
Когда Общая гостиная опустела, к Гермионе спустился Рон, кажется, более-менее пришедший в себя. Вместе с его приходом Гермиона как раз закончила письмо, и к ней снова вернулись мысли о кружке по обучению Защите от Тёмных искусств, особенно когда приятель упомянул Амбридж.
— Эти отработки у Амбридж — настоящая пытка! — проворчал Рон, растянувшись в кресле. — И как Гарри только держится?
— Не преувеличивай, это всего лишь строчки, — не согласилась Гермиона.
— «Всего лишь строчки»? — передразнил приятель. — Да она же каждый вечер ему руку вспарывает!
Задумавшаяся было Гермиона повернулась к Рону с выражением крайнего ужаса на лице.
— Она — что?
От её внимания не укрылось, что Рон досадливо поморщился — явно по просьбе Гарри не желал ничего говорить, а теперь проболтался. Внутри тут же поднялась волна ярости и бессильной злобы.
— И долго вы собирались молчать? — прошипела Гермиона, отодвинув свиток письма, когда Рон всё же рассказал ей всё про пытки Амбридж. — Уму непостижимо! Она же… Она же издевается над учениками!
Это нельзя оставить просто так! Сейчас, подожди…Спустя полчаса Гермиона вернулась из больничного крыла, куда ходила за настойкой растопырника, и, заметив озадаченный взгляд Рона, пояснила:
— Это уменьшит боль от порезов. Я читала в одной книге, — прибавила девушка, размещая миску на столике, под которым калачиком свернулся Живоглот. — Надо что-то делать.
— Тебе нечем заняться? — не понял Рон, явно сонный. — Шапки уже не устраивают?
— Нет, я не это имела в виду. Я про Амбридж. Нельзя позволять ей творить свои грязные делишки в пределах нашей школы. Посмотри, что она делает, прикрываясь именем Министерства! Я уверена, она — очень страшная женщина, и пусть её внешний вид тебя не обманывает.
— И что ты предлагаешь? — спросил Рон, потягиваясь. — Отравить её?
Гермиона нахмурилась, старательно сдерживая невольную усмешку.
— Пожалуй, сработало бы, но этой змее хватит её природного яда, — заметила девушка мрачно. — Нет, нужно кое-что другое…
Она не договорила — в проёме появился Гарри, медленно шедший после отработки. При виде друзей он заметно приободрился и направился к ним, придерживая пораненную руку. Ни о чём его не спрашивая, Гермиона протянула другу миску с настойкой растопырника, игнорируя желание отчитать его за обман. Гарри и без того тошно, это ясно видно.
Глядя, как приятель купает кровоточащую руку в настойке, Гермиона ещё сильнее убедилась в необходимости противостояния Долорес Амбридж. Уверенная в том, что друзья поддержат её, она осторожно заговорила, предлагая возникшую у неё благодаря Виктору идею самостоятельных тренировок. И Гарри, и Рон поначалу восприняли слова Гермионы в шутку, но потом Рон согласно кивнул, поддерживая подругу и одобряя её идею. Только вот Гарри всё это не пришлось по вкусу, из-за чего он сорвался, отрицая все аргументы, которые приводили Рон и Гермиона, перечисляя его успехи. Ясно было, что пока что Гарри не согласится им помогать, нужно дать ему время всё хорошенько обдумать. Напоследок, уходя спать, Гермиона попросила его принять к сведению возникшую идею, надеясь, что Гарри всё же согласится.
До этого разговора она была убеждена в том, что приятель с готовностью поддержит её инициативу, желая заниматься тем, что у него действительно получается, желая насолить Амбридж. Гарри действительно демонстрировал хорошие успехи в заклинаниях — в конце концов, только ему удаётся создавать Патронуса, а это очень мощная магия. С его практическими навыками и с теорией, изучаемой Гермионой, они могли бы хорошо попрактиковаться в Защите от Тёмных искусств.
Но после вспышки гнева в тот вечер Гермиона поняла, что для Гарри всё это не игрушки, что в некоторых случаях всё зависело вовсе не от него и его умений. Однако это же он разогнал дементоров на третьем курсе! И это он справился с драконом, пусть и с подсказкой, он одолел василиска… Он вовсе не какой-то там всесильный волшебник, что бы о нём ни думали. И всё же он мог бы многому научить тех, кто согласился бы поучаствовать в их «кружке».
Следующие дни Гермиона даже не заговаривала о своей идее, делая вид, что ничего не произошло, терпеливо выжидая удачного момента. На уроках Амбридж она больше не провоцировала преподавательницу, но вовсе не от страха — просто было бы глупо идти на открытый конфликт, как то делал Гарри. Нужно действовать тайком, не привлекая к себе внимания — тем эффективнее будет результат.
Правда, ничто не мешало Гермионе обсуждать свою идею с Роном, которому она пришлась по душе. Он с блаженным видом представлял, как однажды превратит Амбридж в большую и жирную жабу («Сначала с трансфигурацией мыши разберись», — осадила его тогда Гермиона). Оба ожидали удобного момента, чтобы снова попробовать уговорить Гарри, и пока что ушли с головой в горы домашних заданий, задаваемых преподавателями «в преддверии экзаменов», до которых было больше половины учебного года.