А небо по-прежнему голубое
Шрифт:
Как и положено, профессор Флитвик поджидал старост факультетов Гриффиндор и Пуффендуй — сегодня была их очередь дежурить — в галерее на третьем этаже. Гермиона кивнула Эрни Макмиллану, и они оба направились следом за преподавателем. Троица обошла третий этаж и спустилась на второй, когда Гермиона, призвав на помощь все свои скудные актёрские способности, принялась старательно изображать усталость. Не заметить её зевков, за которые девушке было крайне стыдно, было невозможно, и профессор Флитвик милостиво позволил одной из любимых учениц отправиться обратно в башню факультета. Гермиона медленно прошла до конца коридора и потом резко припустила в сторону больничного крыла.
Спустя минут двадцать
— Не думала, что ты будешь ждать, — произнесла Гермиона, старательно скрывая улыбку, вызванную сказанной сонным голосом фразой: «Кажется, я немного задремал».
— Ты же попросила, — пожал плечами Фред и, поёрзав, уселся удобнее. — Уж не та ли это чудо-настойка, про которую говорил Ли? — спросил он, заметив стеклянную чашу с желтоватой жидкостью.
— Раз ты знал про неё, почему не взял? — удивилась Гермиона.
— Не хотелось тащиться в больничное крыло из-за пустяковой царапины, — с бравадой ответил Фред. — А ты что, решила побыть сестрой милосердия, Грейнджер?
— Я могу и уйти, — сухо ответила Гермиона.
— Всё, молчу.
Усиленно сдерживая смешок, Гермиона смочила в настойке собственный чистый носовой платок, другой рукой взяла пострадавшую ладонь Фреда и приложила к ней влажную ткань. Фред картинно поморщился, резко втянув в себя воздух. Было видно, что ему по-настоящему больно («Кому бы не было! Наверняка перо заколдовано!»), и потому Гермиона старалась действовать с предельной осторожностью. Платок пришлось смачивать ещё раза четыре, после чего запёкшаяся кровь смылась с ладони, и на коже проступили ярко-красные буквы, складывающиеся в надпись: «Я не должен использовать свою волшебную палочку не по назначению». Это больше походило на стандартную формулировку для простых строчек, и потому фраза смотрелась неуместно на ладони, пересекая всю её наискосок от основания большого пальца до мизинца.
— Могла бы выдумать что-нибудь пооригинальнее, — усмехнулся Фред, заметив ужас на лице Гермионы. — Надо сказать, у меня довольно пугливая целительница.
— Что же ты натворил? — Пропустив реплику Фреда мимо ушей, Гермиона приложила платок к надписи и прижала его кончиками пальцев, угадывая под тонкой материей врезавшиеся в кожу буквы.
— Заколдовал мелки, чтобы они били её в спину, — ответил Фред. — Ну, знаешь, магглы подкладывают кнопки и кидаются тряпками, а я решил развлечься вот так. Конечно, можно было придумать розыгрыш куда более интересный, но тратить идеи на Амбридж — ужасное расточительство.
— Не стоило её провоцировать, — покачала головой Гермиона, продолжая поглаживать ладонь своего собеседника.
— А я-то думал, что хотя бы за эту небольшую выходку не дождусь от тебя нотаций, — поддразнил Фред.
— Амбридж, может, и заслужила такое отношение, но ты не заслужил этого. — Гермиона отняла платок, и побагровевшие буквы на вспухшей ладони явились во всей
красе. — Шрам наверняка останется. Разве это стоило того?Девушка подняла голову и встретилась взглядом со взглядом Фреда. Он показался ей каким-то тёплым и даже ласковым, отчего Гермиону охватило неясное томление и тепло. Пальцами она продолжала поглаживать уродливый рубец, выведенный кривоватым почерком Фреда, даже не осознавая интимности собственных прикосновений. Но, кажется, сам пострадавший не имел ничего против — во всяком случае, на собственную ладонь он никакого внимания не обращал.
— Школа вообще не стоит того, чтобы тратить на неё время, — неожиданно заявил Фред, заставив Гермиону вздрогнуть.
— В каком это смысле?
— В прямом. — Наклонившись ближе, Фред прижал пальцы Гермионы к рубцу, накрыв их сверху здоровой ладонью. — Амбридж не даёт спокойно учиться и лишила права играть в квиддич, а, по правде говоря, нас только это и держало — ну, не считая ма. Не очень хочется расстраивать её после того, что натворил Перси. Но теперь Хогвартс превращается в тюрьму; это все заметили — Гарри, Ли — и ты не могла этого не заметить. Пришло время делать ноги отсюда.
— Вы что, хотите… сбежать? — Голос Гермионы невольно дрогнул на последнем слове.
— Ну да! — Фред так и лучился восторгом и азартом. — Сама посуди, Гермиона, что нам терять? Да нечего! Зато впереди открытие собственного магазина, самостоятельная жизнь! Это куда круче того, что происходит здесь, ты так не считаешь?
Забывшись, он назвал Гермиону по имени, но она почти не обратила на это внимание, встревоженная крамольными речами своего собеседника.
— А как же образование? — резонно спросила девушка.
— Мы уже знаем достаточно. Наших знаний с лихвой хватит для разработки товаров, а это всё, что нам нужно. В крайнем случае, потом можно будет доучиться, но не думаю, что нам этого захочется. И потом, Гермиона, я тебе это не для того рассказываю, чтобы ты читала мне нотации.
— А для чего же?
Фред запнулся, молча разглядывая Гермиону.
— Захотелось, — брякнул он, видимо, только теперь осознав, в каком положении они оба находятся.
— Захотелось поделиться планами на будущее со старостой, которая к тому же ещё и страшная зануда? Полагаю, я не самый удачный субъект для откровенных разговоров.
— Почему же? — Пальцы Фреда как бы невзначай (скорее всего, так и было) принялись поглаживать костяшки пальцев Гермионы. — Ты ведь, прежде всего, друг, а не староста, правда? И к тому же этим Рождеством мне удалось выяснить одну страшную тайну, — заговорщически прошептал Фред, сделав большие глаза.
— Это какую же? — заинтригованно отозвалась Гермиона.
— Оказывается, староста мисс Грейнджер вовсе не такая зануда, какой кажется. Вернее, какой хочет казаться.
От этих слов у Гермионы потеплело на душе, захотелось глупо заулыбаться, послав ко всем чертям необходимость сдерживать себя и свои чувства перед Фредом. Это, выходит, совсем не так уж просто — смотреть в глаза любимого человека и неустанно одёргивать себя, чтобы не ляпнуть какую-нибудь глупость или не совершить необдуманный поступок.
— Приятно это слышать, — тихонько пробормотала Гермиона.
Если бы можно было никуда не уходить! Просто сидеть вот так вот рядом с Фредом, держать его руку и болтать о чём-нибудь несущественном, словно вокруг никого нет. Рядом с ним Гермиона казалась себе совсем другой: ей хотелось одновременно смеяться, петь и в то же время молчать. Но это молчание было не напряжённым, а скорее спокойным, обоюдным. Где-то она читала, что бывает такое молчание, которое говорит куда больше, чем оживлённая беседа, но на деле такого почти никогда не ощущала. Сейчас ей казалось, что она начала понимать, что это такое.