А. Блок. Его предшественники и современники

свою очередь, имели ясную перспективу, — то в общем движении русской

поэзии решительно выступает на первый план работа Блока этой поры над

концепцией трилогии лирики. Эпоха сборников, представляющих собой нечто

вроде расширенных, замкнутых по-своему циклов, сосредоточивающих в себе

более мелкие этапы эволюции поэта, для Блока кончилась. Вступив в период

завершающего оформления, укладывания своей поэтической системы, Блок уже

изнутри своего творчества не видит, не обобщает мир в категориях подобных

обширных циклических образований, иначе говоря, сборников; он мыслит

поэтически уже в духе более динамической, более богатой, сложной и трудовой

концепции трилогии. «Ночные часы» — конечно, очень сильная книга лирики,

но лишь постольку, поскольку сильными, отмеченными высшей поэтической

зрелостью Блока представляются отдельные стихи, входящие в нее. В качестве

особой, отличной от третьего тома, поэтической концепции «Ночные часы» как

сборник, как целое представляют безусловный интерес для исследователя, но

отдельного и специфического этапа Блока не содержат и общего интереса,

именно как особая книга, уже поэтому не имеют. Входят сюда, в общем, те же

стихи, что и в соответствующие разделы первой редакции третьего тома.

Изложенную выше концепцию «глухих ночных часов», замкнутого,

отделенного от перспективы времени трагизма Блок осуществляет в «Ночных

часах» путем создания особой композиции. Основные слагаемые в этой

композиции — «На поле Куликовом» и прямо связывающиеся с этим циклом

стихи в начале книги; затем «Страшный мир», подступами к которому служат

разделы «Возмездие» и «Голоса скрипок» (в дальнейшем — «Арфы и

скрипки»); за «Страшным миром» следуют «Итальянские стихи». Общее

движение композиции, следовательно, таково: от тем, безусловно

представляющих для Блока всегда высшую возможную степень

жизнеутверждения, раздела-цикла «На родине» (с центром в виде «На поле

Куликовом») идет волна сгущающегося трагизма, достигающего особой

остроты в финальных стихах раздела-цикла «Страшный мир»; замыкающие

композицию «Итальянские стихи» в таком построении до конца не разрешают,

в высоком общем смысле, трагизма целостного движения темы.

Эти же разделы композиционно совершенно иначе расположены в первой

редакции третьего тома («Снежная ночь»). Прежде всего, книгу открывают

несколько разделов, впоследствии ушедших во второй том (начиная со

«Снежной маски»). Собственно «третьетомная» часть книги открывается

«Страшным миром»; это ввод в трагедию, затем следуют «Возмездие» и

«Итальянские стихи», за ними идут «Арфы и скрипки»; завершается вся

концепция разделом «Родина». Композиционное построение, в общем, имеет

обратный характер тому, что мы видим в «Ночных часах»; смысл этого

построения и объясняется в примечании-послесловии, цитировавшемся выше,

именно как раскрытие современного трагизма в перспективе времени. Иначе

говоря, общее композиционное движение имеет характер трагедийного

жизнеутверждения; высшая точка подобного жизнеутверждения, цикл «На поле

Куликовом», завершает композицию. Общее движение темы в книге ведет к

«первым проблескам утра».

Примечательная особенность «Ночных часов» как отдельной книги —

явственно проступающее противоречие между огромными возможностями

Блока — классического поэта в многостороннем и сложном раскрытии

лирического характера и стоящей за ним современной действительности, с

одной стороны, и попыткой односторонне осветить все в целом в духе «глухого

трагизма» в композиционном построении. Такая попытка, несомненно,

представляет собой «болезнь роста»; однако, как это всегда бывает в большом

искусстве (а также и в больших явлениях реальной жизни), положительные и

отрицательные стороны внутренне взаимосвязаны, и нельзя механически отсечь

негативное, объявив его как бы несуществующим, недостойным великого поэта

и потому подлежащим упразднению. Противоречивость снимается реальным

движением действительности, дальнейшей работой самого художника. В

композиции «Ночных часов», в сущности, находит себе выражение трагический

скепсис, в каком-то смысле особенно остро проявляющийся именно во время

огромного взлета Блока-поэта в начале 10-х годов. Негативные стороны

поэтической работы Блока, в свою очередь, связаны между собой особой

диалектикой сложных переходов. Окончательное утверждение трагедийной

перспективы истории создает предпосылки для широкого развертывания

разнообразных лирических характеров, «вереницы душ». Вхождение истории в

характеры сильно оттесняет односторонне стихийную трактовку самого

характера. Склонность к «стихийно-естественным» истолкованиям личности не

умирает окончательно — она ведь восходит к самым основам мировоззрения

Блока, и она еще не раз скажется вплоть до конца пути Блока-художника.

Лирический характер становится шире, разнообразнее, трагедийно сложнее и

глубже. Но одновременно несколько больше, чем, скажем, в эпоху «Земли в

снегу», вырывается на первый план в новой, более углубленной форме

трагический скепсис. В конечном счете, это ведь трансформация той же

«иронии», которая вырвалась так резко в эпоху кризиса ранней лирической

системы Блока. Тогда без нее был невозможен анализ противоречий сознания, и

в ней, следовательно, доминировала положительная сторона. Сейчас часто

трагический скепсис говорит о недостатках Блока, об отсутствии опоры на

конкретные социальные силы, о невозможности «приземлить», конкретно

творчески обосновать историческую перспективу.