А. Блок. Его предшественники и современники

«болотность» — и, с другой стороны, стремление к ясности, конкретности

присуще его общей позиции. Андрей Белый в ранних воспоминаниях верно

воспроизводит отношение к Блоку символистских кругов: «Его,

конкретнейшего, трезвейшего среди “абстрактов” тогдашнего времени,

обвиняли в невнятице за то, что “невнятицу” часто жалких и квазиясных схем

он не принимал, не понимал и выражал откровенным коротким “не понимаю”.

С этим “не понимаю” появлялся он в кружках тогдашней литературы»89. При

этом в данных, относительно наиболее соответствующих фактам, мемуарах

Белый забывает добавить, что среди «“абстрактов” тогдашнего времени»,

требовавших от Блока веры в «квазиясные схемы» и обвинявших его в

«невнятице», одно из первых, если не первое место занимал сам Белый. В

позднейших своих мемуарах, где Белый вернулся — откровенно и достаточно

злобно — к своим былым обвинениям Блока в «невнятице» (правда, на

несколько иной основе: тут Блок оказывался «мистиком», а сам Белый будто бы

искателем путей к революции), — в этих поздних мемуарах Белый, между

прочим, проговаривается, что в годы первой русской революции он сам

«выдумал “малокровную” схему о партии символистов»90. Такие невольные

признания ставят на свои места пристрастно освещаемые Белым реальные

факты. Материалы подлинных полемических выпадов Белого против Блока

89 Записки мечтателей, 1922, № 6, с. 104.

90 Белый Андрей. Между двух революций. Л., 1934, с. 296.

подтверждают, что Белый действительно любой ценой стремился сколотить на

основе подновленного соловьевства единую символистскую школу и

ожесточенно спорил с Блоком потому, что втиснуть творчество Блока в рамки

этой выдержанной в последовательных принципах школы оказывалось

невозможным.

Основной материал для полемик — и тогда, и позже — давали в искусстве

Блока «Лирические драмы» и образы «Нечаянной Радости», в частности стихи

о Незнакомке. Темой же полемик была обороняемая Белым от «невнятиц»

Блока идея соловьевского «синтеза», устранения реальных противоречий жизни

путем построения умозрительных схем-конструкций. Споря с Блоком, Белый

писал, что Блок «обругался “Балаганчиком”: тут влетело и мистике, о которой

поэт судит столь странно, что возникает сомнение в том, имеет ли он какое-

либо представление о ней»91, обвинял в измене соловьевству: «в драме

“Балаганчик” горькие издевательства над своим прошлым»92. В личном письме

к Блоку от 10 – 11 августа 1907 г. Белый утверждал: «В “Драмах” Ваших вижу

постоянное богохульство»93. Не может быть сомнений в том, что обороняемая

Белым от «богохульных» посягательств Блока доктрина «школы» —

соловьевство.

С особенной ясностью все это выразилось в статье Белого по поводу

отдельного издания блоковских лирических драм, характерным образом

названной «Обломки миров». Уже в названии сформулировано, в сущности,

основное обвинение Белого: Блоку вменяется в вину отказ от цельной,

«синтетической» картины мира, предлагаемой соловьевством. Согласно Белому,

есть символизм подлинный, означающий религиозное творчество жизни на

основе «синтеза»: «Символ — соединение; символизм — соединение образов

созидающей воли»94; но рядом с этим есть богохульное нарушение канона

школы, символизм мнимый. Подобная ложная, антихудожественная тенденция

и представлена, по Белому, драмами и вообще творчеством Блока. Для этой

тенденции характерно непризнание мистической цельности мира, это и есть

богохульство, безрелигиозность; в итоге получается, по Белому, поэтизация

пустоты, обломков распавшегося синтеза: «Соединение обломков когда-то

цельной действительности… Блок — талантливый изобразитель пустоты…

Красота его песни — красота погибающей души: красота оторопи, а не красота

созидания ценности»95. Выходит, что именно Белый-то и был одним из главных

«абстрактов», создателей «квазиясных схем», направленных против Блока.

2

В творчестве Блока переходного периода очень отчетливо проступает

91 Весы, 1907, № 6, с. 67.

92 Перевал, 1907, № 4, с. 59.

93 Литературное наследство, тт. 27 – 28, 1937, с. 391.

94 Белый Андрей. Обломки миров. — Весы, 1908, № 5, с. 65.

95 Там же.

наличие трех проблем, внутренне взаимосвязанных между собой. С одной

стороны, и самому поэту и его критикам с той или иной степенью ясности

видно, что все кажущиеся неожиданными изменения, происходящие в Блоке,

связаны с революционной эпохой; далее, очевидным образом какие-то

существенные мировоззренческие перемены обусловливают резкую смену

способа изобразительности, — критики могут принимать или отвергать эту

новую, не установившуюся еще до конца, изобразительную манеру, но они

понимают, что она вытекает из более широких и общих изменений. Наконец,

собирается, концентрируется, резче всего выражается общий перелом в поисках

отличного от прежнего, иного лирического характера. Конечно, не случаен тот

факт, что самые яростные возражения Андрея Белого возникают в связи с

лирическими драмами и выступающими в них раздробленными, нецельными,

противоречивыми героями: спор идет не о стилистике драмы, но о типе

человека, выступающего в поэзии Блока вообще, и лишь потому, что острее

всего он выразился в лирических драмах, — именно на них и направляется

основной удар. Мировоззренческий характер спора о типе человека и способах

его изображения столь же резко проявляется в полемических выступлениях

ближайшего соратника Белого — С. М. Соловьева, сосредоточивающего свое

внимание на лирике Блока. Для С. Соловьева Блок новых его лирических