Абонент вне сети

– А если я откажусь? – осторожно поинтересовался я.

– Почему? – он был искренне удивлен, словно я отказался получать «Тэффи».

– Вам никогда раньше не отказывали в сотрудничестве?

– Но эта работа очень почетна, – ушел он от ответа. – Люди любят свою страну и помогают нам из патриотических чувств.

– И никто не просил за почетную работу денег?

– Таких меньшинство, – он скривил лицо, будто несвежая вишня испортила ему остаток дня. – Я бы сказал, сексуальное меньшинство. А нормальные люди хотят иметь покровителей. Сейчас такая жизнь, что человек не может жить без «крыши».

Честное слово, он так и сказал. Странно, почему старшие товарищи не объяснили ему, что использование сотрудником солидной госструктуры блатной лексики способно отпугнуть даже меня, не говоря уже о более культурных людях. Хотя, возможно, так и надо вещать, чтобы устранить дистанцию и настроить на диалог без галстуков.

– Чудно получается: раньше без прописки воспрещалось существовать, теперь без «крыши», – заметил я. – Я вот тридцать лет без вас прожил и ничего – всего один раз в подъезде ограбить пытались. Отметелил обоих – мама не горюй.

– Но вы же взрослый человек, Егор Романович, – чекист взял ноту духовного отца. – Вы ведь хотите продвигаться по служебной лестнице? В ключевой для вас момент мы можем употребить наше влияние. Мы можем свести вас с нужными для вашей профессии людьми. В конце концов, вы можете попасть в какую-нибудь неприятную историю, и мы поможем вам выпутаться.

– Поможете спрятать труп?

– Трупы сами прячьте. Но, например, права из ГАИ вернуть можем.

– Спасибо, два года назад мне их вернул мой замредактора за 200 долларов. Моя душа стоит явно дороже.

Он чуть не спросил: «Сколько?» Или: «Есть ли у вас душа?» Но методика вербовки категорически запрещала уводить разговор туда, где в будущем сексоте может проснуться гордость.

– Мы всего лишь предлагаем вам дружбу, – сказал Гуськов с обидой в голосе. – Мы далеко не всем ее предлагаем. Обещайте, что подумаете.

– Хорошо, я подумаю, – я решил перевести разговор в интересную мне область. – А вы можете использовать оперативные возможности вашей конторы, чтобы раскрыть тяжкое общеуголовное преступление – убийство?

– Конечно, – никакого интереса мой вопрос у него не вызвал. – А теперь извините, мне надо побыть здесь одному.

В его тоне проскользнули хозяйские нотки. Закрывая за мной дверь, он выглядел уверенным, что выиграл и эту партию. А я пошел через мост на Петроградку, размышляя о том, у кого из знакомых силовиков могут оказаться контакты в Красноярском крае. Но любой из них не обрадуется, потому что за такой просьбой стоит много вранья и засветок. Мысль решить эту проблему на «авось» и не сходя с места настолько сильно захватила меня, что я, не особо задумываясь о последствиях, набрал таинственный телефон на своем мобильнике.

Прошло три-четыре гудка, прежде чем трубку сняли.

– Да-да, – раздался голос мальчика дошкольного возраста.

– Привет, – отозвался я. – Малыш, а мама или папа дома?

– Нет, – детеныш старался внятно произносить слова. – Мама моя в Питере, а папы у меня нет.

– Понятно, а с кем же ты живешь?

– С тетей Ирой. Она сейчас на работе.

– А как тебя зовут?

– Костик.

– Костик, а твою маму Аней зовут?

– Да, мама Аня, она очень красивая. А вы кто?

– Да я дядя из жилищного комитета, скоро дом твой ремонтировать будем.

– Его же только что ремонтировали. А маму вы откуда знаете?

– Много знать будешь, Костик, поседеешь и умрешь, – сказал я и повесил трубку.

Сердце колотилось в груди, а зубы грызли нижнюю губу. У Нюши есть ребенок, и она зачем-то прячет его в Абакане. Возможно, это даже ребенок Дэна. Любопытная получилась сельская идиллия.

Спустя две минуты мои мысли прервал телефонный звонок, а на экране высвечивалась «Нюша». Отвечая на ее зов, я с грустью заметил, что расследователь из меня никудышный: второй раз за два дня объект срубает мои телодвижения и ставит меня в неудобную позу.

– Что тебе от меня надо? – прорычал в трубку Нюшин голос.

Тот же вопрос она повторила через час, когда я сел в ее «мерседес» на Каменноостровском проспекте. Она дала газу, на огромной скорости вписалась в поворот на тихую улицу Рентгена и припарковалась напротив сквера. Я открыл окно и закурил сигарету. В нескольких сантиметрах дождь молотил асфальт, собираясь в лужи, отвергнутый матерью-землей.

– Ты знаешь, что Дэна убили? – сообщил я для начала.

– На прошлой неделе Артема встретила, – рассказал, – ответила она. – А больше мне никто не звонил.

– Когда это случилось, у тебя по тридцать звонков без ответа в день было, – обострил я.

– Ну откуда я знала? – Она даже не обиделась, что я за ней шпионю. – Слетала на Мальту на уик-энд – думаю, ну их всех на хрен с их делами. Все от меня хотят чего-то. Надоело.

– Ты тоже бываешь очень напористой, – заметил я. – На могиле-то была?

– На следующей неделе собираюсь. А почему ты под меня копать начал? Что, больше некому?

– Понимаешь, какая хрень получается: мы с товарищами по двадцать лет друг друга знаем, и на каждого можно подумать. И нет у меня никакой паранойи. Пацаны рубахи рвут – мол, найдем под землей суку. А копнешь чуть-чуть: у каждого за пазухой бумажник и булыжник. Хуже кодлы воровской. Дэн же умный был и светлый человек – неужели не видел?

– Дэн свободный был, – она взяла сигарету из моей пачки и щелкнула прикуривателем. – Он считал, что с кем угодно интересно общаться – хоть с бомжами, хоть с бандитами. От свободного человека не убудет. По-моему, он считал, что все люди одинаковые, а его ближние – это карма такая.

– Как это одинаковые? Что, мы с тобой до хрена похожи?

– А ты думаешь, что чем-то лучше? Он говорил мне как-то про это, интересно так говорил. Что все люди по сути одинаковые, пока с ними не случается второго рождения. То есть надо жизнь свою перебрать, как мотор, и оставить только то, что нужно. Ну, как бы все чужое выкинуть, а свое развить и отстоять. Таких людей очень мало, он говорил, а все остальные по сути одинаковые. Вот так.

Она права, мы все одинаковые по-разному. Пока я ждал нашей встречи и думал, как оболью ее презрением, я вспомнил собственного сына, которого последний раз видел две недели назад. Нюша своего видит пореже, зато тратит на него гораздо больше денег. И неизвестно, кто из нас лучший родитель.