Абсолютные неприятности

А Ори мне в плечо уткнулся и всхлипывает - ржать уже моченьки нет.

– Снайк, - стонет, - я не могу! Ты что ж, думаешь, что этот дед твой - это и есть подземный житель? Ох, убил!

Тут мы с Адой уже на пару зависли.

– А кто же?
– говорю.

Ори слёзки вытирает.

– Милые, - говорит, - хорошие, ну разве так можно? Ну Аде простительно - дикарка, что возьмёшь, но ты, Снайк, цивилизованная личность! Стыдно! Ведь подземные жители-то не люди, причём совершенно, так-то, дорогуша! А наша девочка с ними заодно - просто пошлый анекдот! Нет, ты мне скажи, душка, ты что ж, правда, думаешь, что там два разных существа было? Так вот, ошибаешься. Одно.

У меня чуть глаза не выскочили.

– То есть как, - говорю, - одно!? Да быть того не может!

А у Ады губы побелели и задрожали.

– Праматерь, - шепчет, - Творец, силы небесные! Оборотень...

Ори улыбается и кивает. Я вообще соображать перестаю.

– Погодите, - говорю, - ребята, одну минуточку. У меня ум за разум зашёл. Что это - оборотень? Или кто?

Ада как набросится на меня!

– Я ж тебе говорила, - вопит, - что был паук! Не смей мне не верить! Это он был паук, и дед с девкой тоже! Подлый гад! Ведьмино отродье! Нечисть поганая! Это холуи у колдунов, Снайк - шпионы да воры, их колдуны отряжают добрым людям пакости делать!

Я от этого словесного обстрела только башкой мотаю. А Ори как выпрямится! Синие глазки у него прямо серыми сделались, в прищур, острым металлом - по живому телу.

– Ты бы, - говорит, а тон ледяной, без смешочков и приколочек, не слыхал я от лешаков такого раньше, - заткнулась, девушка. Оборотни - вершина эволюции, миру хозяева. Им и подземный народ, и летающий равно побоку, а уж такие, как ты - вообще пустое место. Плюнуть да растереть. И никому они не служат - кто их заставит?

Ада скривилась и цедит сквозь зубы:

– Гонорной, как видно... Здорово ж тебя причесали, ведьмак.

Ори на неё взглянул надменно, как король на прачку.

– Уж не ты ли?

– Да нет, - режет, тоном оплеухи - "на, дорогой, за всё хорошее!" - Это, по всему видать, колдуны с оборотнями вместе. То-то ты их готов облизывать, как сахарных, холуйская душонка!

И выдано это всё чётко, ровно, не торопясь, чтоб злой недруг во все детали врубился. А Ори задохнулся и моргает - может, и от злости, но скорей от удивления. И вдруг как рассмеётся:

– Ну и дама!
– говорит, а вся злость с лица без следа стекла.
– Ну и умница! Свободную душеньку, без предрассудков сразу видно! Да сиди уж, раз не понимаешь, молчи и радуйся!

Ада обломалась, что такой заряд вхолостую пролетел, обозлилась и молчит. Ори на меня посматривает боком: "Здорово, мол, я её срезал?" - а мне задумчиво и странно.

Ну чего он вскинулся, чего так дёрнулся оборотней защищать? Что он о них знает? Что его задело? Но это ладно. Меня другое волнует: кто из них правду сказал. Служат оборотни колдунам или нет? И это не какая-нибудь этическая задачка, это, можно сказать, вопрос жизни и смерти.

В подземельях ли моя авиетка?

***

К вечеру прибыли мы в милое место.

Этакий вокруг скальный лабиринт. Ущелья, камни, пещеры, заросли лиан с синенькими цветочками и кустов с шипами. И родники. Некоторые из- под камней вытекают, некоторые по скалам сверху льются, а иные бьют ключиком прямо из земли. А вода в них чистая, вкусная и холоднущая, аж зубы ломит.

Уютно, как на Йтэн в столичном парке с гротами.

Ада огляделась и говорит:

– Дальше уже страна колдунов начинается. На ночь глядя туда глупо тащиться - попадёшь как раз к демону в зубы. Надо тут заночевать, выбрать пещерку посуше, а с утра и отправиться, тем более, что ночью явно дождь будет - дождём пахнет.

– Мы, - говорю, - скоро в пещерных людей превратимся.

Но ворчу, сам-то понимаю, что укрыться - резон есть. Пахнет действительно, сыростью и свежестью, и ветрено. По небу между скал стремительные тучи клочьями летят.

Остановились около пещеры прелестного вида - хоть в дикарей в ней играй. Рядом родничок. Мы лошадей распрягли, напоили и дали кусты щипать. Удивительно, скажу я вам, всеядные твари эти лошади! И траву жрут, и кусты, и кору, и колючки - и ничего им не делается. Только раздуваются и пыхтят, и носами шевелят. А носы у них длинные и странные: собраны в один пучок с верхней губой, и лошадь этим пучком траву щиплет и в пасть суёт... Что ты говоришь? Почему не лошади? А кто? Ну, ёлы-палы, у тебя семь пятниц на неделе, зоолог фигов! Раз уж договорились, будут и дальше лошади, я уже так привык.

Ада из арбалета подстрелила что-то летающее и потащила к костру портить. Ори на неё посмотрел - и его от брезгливости передёрнуло.

– Ты ведь это тоже не будешь, Снайк?
– говорит.

– Не знаю, - признаюсь.
– Я не в восторге, но жрать-то охота, не дохнуть же с голодухи.

Тогда он улыбнулся и подмигнул таинственно. И кивает на ближайший куст. А на кусте между цветами, на ветках, такие зелёные блямбы размером с кулак. На вид не аппетитнее Адиной стряпни.

– Это что, - говорю, - за чудо природы?

– А, - смеётся, - у подземных хозяев первейший деликатес.

– Так они ж, - говорю, - не антропоиды!

– Не антропоиды, - кивает.
– Но и не дураки, будь уверен.

Разламывает, значит, эту шишку пополам, а она внутри кремового цвета, мягкая и по вкусу вроде творога. И я его просто расцеловать был готов, потому что всё вокруг такими кустами заросло. Снял рубашку - и мы туда набрали этих шишек, как в мешок, рукава связали, чтоб не высыпалось.

– А если их в костер покидать и подождать, пока полопаются, - Ори говорит, - то вообще потрясающая пища. Для пира.

И мы пошли в пещеру, где уже дым стоял коромыслом, потому что Ада костёр развела.

Ада на Ори - ноль внимания, а мне сказала только:

– Если всё время будешь одну траву щипать, то скоро запыхтишь, как лошадь, а потом ноги протянешь.

Но я был в таком восторге по поводу открывающихся возможностей в смысле хавки, что ничего ей на это не ответил. И душа моя, выражаясь высоким штилем, исполнилась благодарности к Ори, во всяком случае, подозревать я его перестал.

Я его всё полечить хотел, но он отпирался, мол, ничего серьёзного, одни царапины с синяками. И потом, мой лешак, похоже, голодный был, потому что, когда мы закончили наш парадный ужин, вид у него стал куда как живее.

Ада к нашим шишкам не притронулась, очень демонстративно. Повернулась к нам спиной, грызла кости, хрустела и чавкала. Я представил себе себя вчерашним вечером у костра, и мне стало муторно.

Потом начало быстро-быстро темнеть, и мы все втроём занялись устройством ночлега. Я притащил снаружи целую охапку сухой травы и веток для спанья, Ада себе принесла. Ори не стал.

– Я, - говорит, - не привык на камне спать. Там, около пещеры, трава всё-таки, кусты - уж лучше там, если настоящих деревьев нет.