Адмирал Империи – 38
Шрифт:
Через некоторое время и четыре дивизии космофлота Ясина Бозкурта, опомнившись после недавней схватки и наскоро залатав пробоины, вновь вступили в дело. На сей раз османы держались куда увереннее, словно стыдясь прежней трусости. Да и куда им было деваться? Не к лицу правоверным, воинам великого султана, прятаться во второй «линии», когда гяуры вовсю хозяйничают в космосе. Вот и кинулись, скаля зубы, в общую свалку, благо, чужой крови им всегда было не жалко.
Демид Зубов, хмуря брови, напряженно всматривался в тактическую карту. То тут, то там его линия обороны прогибалась и трещала под натиском кораблей противника. Многие его вымпелы уже выбыли из строя, дивизионные адмиралы отчаянно молили о подкреплении. Но диктатор медлил, не спешил вводить
Космический бой кипел, не переставая, уже целый стандартный час. Казалось, сама пустота плавилась и содрогалась от ярких трассирующих плазмоидов, вырывающихся из жерл палубных орудий и яростных воплей сражающихся в эфире. Вспышки плазменных разрядов озаряли мрак, словно адские молнии, прочерчивая пространство огненными росчерками. То стерильной черноте распускались короткоживущие цветы взрывов — это гибли, разорванные в клочья детонацией погребов и реакторов, боевые корабли. Словно неистовый смерч, крутились, сшибаясь лоб в лоб, две огромные армады: с одной стороны объединенный флот «черноморцев» и османов, с другой — эскадра мятежного диктатора Демида Зубова.
Ни та, ни другая сторона не хотела уступать. Бились насмерть, до последнего вздоха, до последнего светящегося огонька на тактическом дисплее. Личная ненависть, застарелые обиды, идейные разногласия — все смешалось, все стало неважным перед лицом одной цели: уничтожить врага, стереть в космическую пыль, растоптать и выбросить жалкие остатки на погребальный костер вечности. Даже банальный инстинкт самосохранения, казалось, отступил сейчас на второй план. В бой бросались, рискуя собой и экипажами. Никто не хотел выжить — все жаждали победить.
Несмотря на численное превосходство «черноморцев» и османов, им так и не удалось прорвать строй кораблей диктатора и обратить их в бегство. Те держались и дрались с отчаянной злостью обреченных, не позволяя взломать свои порядки. Каждый подбитый корабль, каждую пробоину в броне они компенсировали звериной яростью и презрением к смерти. Сам Демид Зубов стоя на мостике флагмана, бесстрашно вел своих орлов в атаку за атакой, ни на миг не задумываясь о том, что может погибнуть. Его глаза горели безумным огнем фанатика, на губах застыла зловещая ухмылка берсерка. Контр-адмирал словно упивался происходящим, наслаждался адской какофонией и ослепительными всполохами разрывов.
В конце концов, не выдержав чудовищного напряжения, корабли нападающих стали один за другим выходить из боя и отступать на прежние позиции для перегруппировки и восстановления мощностей. На лицах Хиляева и Красовского застыло выражение мрачного недоумения пополам с бессильной яростью. Они никак не могли взять в толк — почему? Почему эти безумцы, имея вдвое, а то и втрое меньше кораблей, продолжают так неистово сопротивляться? Да еще и нападают, лезут на рожон при первой возможности? Откуда в них эта самоубийственная решимость, это ослиное упрямство и наплевательское отношение к собственным жизням?
Но размышлять над загадками человеческой психологии времени у них не было. Потому что стоило «черноморцам» хоть немного перевести дух и, так сказать, залатать пробоины, как Демид Зубов, на свою и их погибель, вновь ринулся в бой. Как и прежде, он сам возглавил атаку, стоя на мостике лейб-линкора «Москва», окруженный кораблями двух лучших, гвардейских дивизий — Преображенской и Семеновской. Эти громадные дредноуты с золотыми двуглавыми орлами на носах неслись сквозь космос, извергая потоки плазменного огня, круша и сминая все на своем пути. За ними, чуть поодаль, пристроились остальные верные диктатору соединения. И пусть большинство из них уже изрядно поистрепались в предыдущих схватках, но по-прежнему рвались в самое пекло, словно алчущие крови демоны.
Эскадра Зубова вновь с лихим кавалерийским посвистом врубилась
в еще не до конца перестроившиеся порядки османов. Да, при этом они теряли много бортов, подставляясь под перекрестный огонь, но упорно, методично продвигались вперед. Казалось, этим фанатикам важнее деморализовать врага, посеять панику в его рядах, нежели сохранить собственные жизни.Не готовые к столь дерзкому и стремительному натиску османы дрогнули. Не привыкли они к таким свирепым схваткам, с безоглядной решимостью и презрением к смерти. Ведь совсем недавно русские сами бежали от них, поджав хвосты! А тут — словно с цепи сорвались, в горло вцепились бульдожьей хваткой и рвут вперед, несмотря ни на что… Многие капуданы, едва завидев приближение кораблей «преображенцев» и «семеновцев», спешили убраться с их пути, не вступая в бой. А самые робкие или благоразумные и вовсе самовольно покидали строй, выходя из сражения.
Впрочем, даже столь отчаянная атака Гвардейской Императорской Эскадры не могла в одночасье переломить ход битвы. Слишком велико было численное превосходство черноморско-османского флота. На место каждого убегающего из сектора боя или подбитого корабля тут же вставали два новых, свежих, рвущихся в битву. Особенно ощутимую лепту в общее дело вносили соединения адмиралов Гуля и Красовского. 27-я и 10-я «линейные» дивизии быстро пришли на помощь дрогнувшему было космофлоту Ясина Бозкурта и его командирам. Османы в итоге пришли в себя и контратаковали…
И вновь Демиду Зубову пришлось с проклятьями отводить назад свою потрепанную гвардию. Слишком много великолепных кораблей и его лучших людей он потерял в последней безумной атаке. Требовалась передышка, чтобы заделать пробоины, подлатать энергетические щиты, да и просто дать экипажам краткий отдых. Конечно, контр-адмирал прекрасно понимал, что это — лишь краткая отсрочка неизбежного. При таком раскладе рано или поздно его эскадра будет перемолота в труху, как бы отчаянно ни сопротивлялась. Но пока в его распоряжении оставался хоть один верный корабль, хоть один преданный космоморяк, Демид Александрович был намерен сражаться до конца.
На траурно-мрачном от усталости и напряжения лице Зубова не дрогнул ни один мускул, когда он повернулся к Тисе — своей верной спутнице и советчице. Лишь в самой глубине его черных глаз мелькнуло и тут же погасло что-то похожее на обреченность пополам с тоской.
— Ты должна немедленно покинуть мой флагман и расположение флота, — отрывисто бросил Демид, словно отдавая приказ. — Лети под защиту крепости Кронштадт, там тебе ничто не будет угрожать.
— Что?! Нет! Я не оставлю тебя здесь одного, мой адмирал! — с жаром воскликнула Тиса, красивое лицо которой исказилось от волнения и негодования. Ее казалось хрупкие плечи затряслись то ли от страха, то ли от бешенства. — Мое место рядом с тобой, что бы ни случилось! Вместе до конца, ты же обещал!
Она яростно сверкнула своими глазами, в которых, казалось, плескалось неподдельное отчаяние. Но затем, словно осененная ужасной догадкой, вдруг сникла и спросила упавшим голосом:
— Ответь мне честно… Мы проигрываем эту битву, да? Признайся, у нас нет шансов выстоять?
— Сейчас трудно сказать с уверенностью, но сил у нас точно меньше, чем у врага, — печально констатировал контр-адмирал Зубов, устало откидываясь в командирском кресле. Его лицо, обычно решительное и волевое, сейчас осунулось и посерело от понимания происходящего и неизбежности поражения. — Я ведь рассчитывал, что своими стремительными атаками смогу вначале рассеять и деморализовать османов, а уж затем, пользуясь замешательством Бозкурта, разобраться с основными силами «черноморцев». Но, к сожалению, как видишь, эта тактика не удалась — их просто слишком много, а главное — они, как и мы желают драться до конца. На каждый наш залп они отвечают двумя, на каждый таранный удар — тремя контрвыпадами. И, что хуже всего, успевают прикрывать и эвакуировать свои поврежденные корабли до того, как те получат критические повреждения. Эх, будь у меня сейчас хотя бы вдвое больше кораблей…