Адмирал Ушаков. Том 2, часть 2

из Анконы французского десанта, в бдительном наблюдении

недопущения провиантов и живностей и невыпуску из под

крепостей французских судов в крейсерстве в Венецианском заливе

и в прочих деятельных предосторожностях, посему половина

эскадры кораблей и фрегатов пришли несколько в расстройку

в рассуждении сделавшейся большой течи и требуют

исправления килеванием, но потребных к тому всякого рода припасов

и материалов в наличии здесь нет и ожидаю присылки из

Константинополя или из российских черноморских портов, да и

мастеровых служителей в присылке здесь весьма недостаточно. За

всем тем, что только возможно, всевозможное имел старание

корабли и фрегаты исправлять и по взятии крепостей Корфу

исправляются, также скоро получу провизию, тогда с половиною,

которые благонадежнее, с четырьмя кораблями и с тремя или

четырьмя фрегатами отправлюсь я к стороне Италии к Бринди-

чам и Отранту, а оттоль к Мессине, но буде узнаю приход

сухопутных войск в Заро, о которых получил я именное вашего

императорского величества повеление, определенных для Мальты,

для забрания их там напервее моего отправления в Мессину

с эскадрою туда подойду или отправлю надобное число кораблей

и фрегатов и, забравши их, последую в Мессину. Все сие

располагать буду по случаям и обстоятельствам, какие будут, о чем

вашему императорскому величеству сим всеподданнейше

доношу.

В почтеннейшем письме вашего превосходительства между

прочим по благоприятству вашему ко мне в предосторожность

мою уведомляете, не получая от меня долго писем, слышите обо

мне в Константинополе и доброе и худое; я нимало не сумне*

ваюсь, чтобы этого противу меня не было, я стараюсь дела мои

располагать по обстоятельствам полезностей, и все, что

возможно, невозможностью рисковать и потерять все безрассудно

не должно; когда к чему сил недостает, к тому требуется искус-

ство и терпение. Недостатки наши, бывшие при осаде Корфу,

во всем были беспредельны, даже выстрелы пушечные, а особо

наших корабельных единорогов необходимо должно было беречь

на сильнейшие и на генеральные производства всего дела; со

мною комплект только снарядов к орудиям тотчас можно было

их расстрелять и расстреляли бы мы их понапрасну весьма

с малым вредом неприятелю, потому с прежней батареи всегда

стрелять я запрещал, а другого начать вновь ничего было не-

можно, потому что суда мои были все в раскомандировке, на

месте я с двумя или тремя судами только оставался, прочие все

в разных были движениях. Паши мучили нас только обманами

в присылке войск, как я к вам прежде уже писал. В деятель-

ностях албанцев всех было от них не более трех тысяч, а я

прежде с прибавком писал до трех с половиною, а они полагали

до четырех; с таким малым числом войска нерегулярного и

необузданного и помыслить ничего нельзя; пока не собрались Есе

мои суда и храбрые наши войска, принуждено было медлить

и предпринять важного ничего было нельзя; товарищи мои1

всего этого не разумеют, челеть 2 ихняя сбивает их до

бесконечности и их стращают и говорят, будто на них пишут в

Константинополь, для чего мы стоим даром и не стреляем; также

прошел сюда один бриг французский в темную ночь между нашими

судами, который от них расстрелян был впрах, но скорым ходом

прорвался до крепости. Это, говорят, будто пропустили мы его

нарочно. «Женероз» отсюдова ушел, и просто так же говорят,

что мы, согласясь с французами, его пропустили и будто мы

подкуплены. Дела сколько здесь — не счесть: вся блокада, и во

всех рассылках, и во всех местах, и все успехи производимые

деланы все одними моими только судами, а из турецкой эскадры,

кого не посылаю, пройдет только час-другой и тотчас назад

идет; когда велю, где крейсеровать и не приходить назад к нам,

то, отошед, остановятся и дремлют во все время без осмотри-

тельностей, а за всем тем открыто уже мне напоследок стали

говорить без всякого размышления и не смысля ни о чем, для

чего мы стоим и ничего не делаем. Я измучил уже бессменно

всех моих людей в разных местах, но они этого отнюдь не

разумеют и ничего не понимают и слышал, что многие хотели

писать на Кадыр-бея жалобу, ни о чем однако не исполняя его

приказания, как бы надлежало. Али-паша злобится на нас,

вымышлял и распушал везде по всему свету всякие нелепости, на

всем албанском берегу распространил неприличные переговоры

даже в отдельные края и в Константинополь. Я всему этому

смеялся и презирал и ожидал соединения эскадры, а между тем

устроил еще одну батарею важнейшую, и словом сказать — при-

лежнейшие наши служители, от ревности и рвения своего, желая

угождать мне и оказать деятельность свою и храбрость, на

батареях в работу и во всех бдительностях в дождь, в мокроту

и в слякоть, обморанные в грязи, все терпеливо сносили и с

великой ревностию старались обо всем рачительно и все

перенесли; и на поеледок по соединении эскадры успели во взятии

Корфу. Вот, милостивый государь, откудова происходят обо мне

неприличные известия и несоответственные моему характеру,

притом есть еще другое: в островах собрано было несколько

много денег, считающихся призовыми, и об этом думают, что

интересуюсь этими деньгами, но начисто все до копейки, что,

когда, откудова входят призовые деньги или что-либо другое,