Афганский рубеж 4

— Понял. Надо всю «молочную» продукцию готовить, верно? — спросил зам по ИАС.

Так Моряк обычно называл все виды горюче-смазочных материалов на аэродроме.

— Именно. И будь готов к повторам.

— Куда ж без них.

Постановку задач я решил не затягивать. Штурман эскадрильи быстро довёл маршрут. Я обозначил особенности при выполнении задачи и уже готовился всех распустить.

— Есть вопросы?

— Товарищ командир, как-то всё уж просто. Хоть самим усложняй задачу, — улыбнулся капитан Бойцов Денис Сергеевич.

Один из командиров звеньев заставил всех слегка повеселеть. А то совсем уже грустно заканчивался вечер.

— Приказ нами получен. Что бывает с теми, кто геройствует, вы знаете.

— Так точно. Ещё не все бани построены в Шахджое, — посмеялся Орлов.

— Михаил, зато пропорция 3 к 1 в количестве туалетов ещё не соблюдена. Так что для героев у меня работы хватает.

Атмосфера в классе стала более раскрепощённой. Пошутив ещё пару минут, я решил, что хватит на сегодня разговоров.

Класс подготовки я покинул в числе последних, но так просто мне сегодня было не добраться до кровати. Уже рядом с моим жилищем догнал меня товарищ Ломов. Ему я поручил быть завтра в дежурной паре Ми-24 по прикрытию вертолёта ПСО.

— Командир, на одну минуту, — остановил меня Виктор.

— Слушаю.

— Вы не правы насчёт термина геройства. Советский лётчик всегда должен быть готов выполнить задачу.

— Так.

— И если того требует обстановка, то и пожертвовать собой. А вы в своей речи несколько… принизили это значение.

Молодой ещё замполит Ломов. Рассуждает здраво, но не здорово.

— Представь, что ты командир Ми-8. Задача — высадить десант. У тебя в грузовой кабине 10–15 человек, но поступок геройский совершить тебя потянуло. Машину направить куда надо, отвлечь на себя внимание, с пулемёта отработать по духам. Сможешь?

— Смогу.

— Молодец. А задачу ты так и не выполнил. Ещё и людей мог погубить или погубил. И ведь никто не просил тебя уходить с маршрута, никто по тебе не работал с земли. Так кто ты после такого геройского поступка?

Ломов задумался. Когда-то и меня также учили воевать. Из поколения в поколения учат, что грань между подвигом и глупостью порой очень тонкая.

— По-вашему, что такое геройство или подвиг? — спросил Виктор.

— Это то, когда ты понимаешь, что именно в этот момент именно от тебя ждут решения. И ты среагировал. И ты сделал. Но у нас это называется другим словом — долг.

Судя по взгляду Ломова, с моим мнением теперь он согласен.

Утро для эскадрильи началось ещё в 4 часа утра. Подъём, завтрак и предполётные указания с записью на магнитофон. Все перемещения контролируются старшим штурманом полка. Генерал Целевой ещё ночью улетел в Кандагар. Там, как я понял, суматоха сейчас начнётся серьёзная.

Пока я надевал снаряжение в кабинете, старший штурман полка рассказывал свои впечатления.

— Четыре мотострелковых батальона, смешанный артиллерийский дивизион — реактивной и ствольной артиллерии, инженерно-сапёрный батальон, огнемётная рота и ещё огромное число более мелких подразделений. И всё будет двинуто к границе. Но сначала десант, а потом пойдут колонны.

— Ну вот, а говорили, что войны нет, — добавил я, закладывая в «лифчик» высунувшийся магазин.

— Вот то и оно, что говорили. А потом, как пришёл приказ готовиться. Я удивлён, что вас не привлекли изначально, а только когда вспомнили об отвлекающем манёвре.

— Считай, что мы в резерве всё время были, — улыбнулся я, поправляя воротник олимпийки, одетой мной под кофту комбинезона.

Переместившись на стоянку, я принял у техников вертолёт и стал ждать погрузки. Солнце ещё не осветило окрестности Шахджоя. Щёки продолжали мёрзнуть, а мой лётчик-оператор тщательно старался где-нибудь вновь накосячить.

Иннокентий Джонридович уже в третий раз осматривал подвески, проверяя их целостность. А ведь Кеша обычно с первого раза может их сломать.

— Командир, я всё проверил. Может под капоты заглянуть? — спросил Иннокентий.

В этот момент я поймал взгляд одного из инженеров, который не хотел бы такого проверяющего.

— Кеша, пожалей нервы техников. Всё там хорошо.

— Как скажешь, командир. А может хвостовую балку проверить?

— Так, Кеша, ты если что-то сломать хочешь, говори сразу. Я тебя в ТЭЧ отправлю, там для тебя работы много.

Петров улыбнулся, а вот у инженера начал глаз дёргаться.

— Ты уже там был, верно? — спросил я.

— Командир, я просто хотел посмотреть, что осталось от сгоревшего вертолёта. Ну и решил ещё посмотреть на один.

Мой друг Кеша оказал непосредственное влияние на работу уже готового к вводу в строй Ми-8. Естественно, пагубное. В итоге, техсоставу пришлось ещё несколько часов восстанавливать работу авиагоризонтов и проверять упавший с подъёмника двигатель.

— Нащёлкал, значит.

— Сан Саныч, ну это вышло случайно. Вот и техники даже подтвердят, — показал Кеша на стоящих рядом специалистов.

— Д-да. Так точно! — ответил один из техников, сильно заикаясь.

Насколько мне помнилось, раньше этот парень не заикался. Вот что творит Кеша!

Группа Липкина появилась через минуту и началась погрузка. До времени взлёта осталось 30 минут.

Распределив всех по вертолётам, Пётр Петрович подошёл ко мне и пожелал удачи.

— Всё, как и планировали. До встречи! — пожал он мне руку.

— Думаю, что скоро увидимся, — ответил я, похлопав товарища по плечу.

Липкин убежал к вертолёту, а я ещё раз окинул взглядом аэродром. Где-то вдали уже слышна канонада. Зарево от артиллерийских выстрелов освещало долину ярче дневного света. Всё уже началось!

В этой операции мы с Кешей идём старшими группы подавления ПВО. Ведомым — капитан Винокура, которого мне два месяца назад выделил Веленов для усиления. Следом за нами пойдёт группа десантирования из трёх пар Ми-8 и трёх пар Ми-24, прикрывающих их. Ведущий первой пары — Лёонид Чкалов.

Группа ПСО, где старший Ломов, выйдет в район дежурства чуть позже.

Я забрал у Гаврикова мой шлем, надел его и, пожав парню руку, полез в кабину.

Бортовые часы отсчитывали последние секунды до запуска. На стартовом канале уже были слышны позывные самолётов, выходящих в точку начала боевого пути. В воздухе продолжал работу самолёт Ан-26 с командующим всей операцией на борту. И по горизонту начала появляться тонкая полоска рассвета. Солнце медленно начинало свой подъём, ослепляя глаза.