Афганский рубеж 4

Углов покрылся белым налётом и приготовился уже разорвать тишину пронзительным криком.

— Вы… — начал Антон Павлович, но рядом с ним зазвонил телефон.

Полковник представился и начал нервно теребить молнию на комбинезоне. Пока Антон Павлович с кем-то говорил, я быстро рассказал Сопину, что мы видели.

— Укрепрайон. У самой границы, под прикрытием Пакистана и рельефа. А ты любишь нам подкидывать задачи, Саня, — улыбнулся Игорь Геннадьевич.

С комбригом спецназа нужно согласиться. Но есть ещё кое-какая информация. Уж слишком сегодня ночью нас потрепали ПЗРК.

— Тут ещё кое-что. Помнишь новый ПЗРК «Старстрик»? Повреждение Ми-24 нанесли с большой вероятностью им.

Сопин почесал подбородок, поглядывая на карту. В это время Антон Павлович что-то рьяно доказывал своему собеседнику. Ничего не понимаю, что он говорит.

— Если стреляли из «Старстрик», то в рядах духов точно есть наёмники из БлэкРок, — сделал заключение подполковник Сопин.

— Конечно. Попасть ночью очень сложно. Но для нас были сделаны засады. Плюс была приманка, на которую… не стоит пока об этом, — прервался я.

Углов с, еле скрываемой, улыбкой отложил в сторону телефонную трубку. И довольного взгляда с меня полковник не сводил.

— Вас к телефону, майор, — сказал Антон Павлович, и я подошёл к телефону.

— Слушаю, майор Клюковкин.

— Это Веленов. Я кратко, Сан Саныч. Заместитель командующего ВВС армии звонил. По тебе приняли предварительное решение, — ответил комполка.

Его голос звучал не так молодцевато, как обычно. Да и мне не нравится сама идея «предварительного» решения.

— Я готов выслушать, командир.

— Тебя временно отстранили от полётов. Жди очередную комиссию.

Глава 26

Февраль 1984 года. Кандагар, Демократическая Республика Афганистан.

Коридор в штабе вертолётного полка пропах спёртым воздухом и лёгким запахом мастики, которой в спешке натирали полы солдаты перед приездом большого начальства.

Узкий коридор с низким потолком, напоминал блиндаж. Шум от взлетающих вертолётов и самолётов отдавался в помещении глухим эхом. Лампочки под потолком горели тускло, отбрасывая рваные тени на стены, покрытые облупившейся светлой краской.

В конце коридора приглушённым голосом прапорщик отчитывал двух солдат за плохую работу.

— Я говорил, нужно было лучше мазать. Если меня вздёрнут, на дембель пойдёте, когда рак на горе свистнет, — грозил он парням.

Я внимательно посмотрел на стены и обнаружил, в чём именно недоработка солдат. В некоторых местах они пытались замазать облупившиеся участки. Получилось ещё хуже — пятна потемнели, выделяясь на фоне выцветшего покрытия.

Сделав несколько шагов по деревянному полу, я сел на один из потёртых стульев рядом с дверью и задумался о предстоящей беседе.

Чуть меньше месяца прошло с момента пожара на аэродроме, когда сгорел Ми-24. С тех пор мою эскадрилью только экологи не посещали с проверками.

— Сан Саныч, ещё ждёте? — присел на соседний стул мой тыловик Сычкин, который в штабе решал дела по своему направлению.

— Да пока не звали. Всё сделал?

— Так точно. Запасы пополним, а то по запчастям к машинам были проблемы. Ну и вот ещё. Телеграмма пришла на имя командующего, а штаб в Кабуле уже разослал по частям.

Яков Петрович протянул мне жёлтую бумагу с отпечатанными строчками. Прочитав первые пару абзацев, я понял, что мои недавние мысли материализовались.

— «Инспекция по охране окружающей среды в составе Главного квартирно-эксплуатационного управления Министерства обороны». Я и не думал, что такая есть.

— Да я сам удивился. Военным экологам чего тут делать? — возмутился Яша.

— Все хотят исполнить интернациональный долг. Экологи не исключение, — ответил я, протягивая телеграмму Сычкину.

Подняв глаза, я засмотрелся на висящую напротив доску с приказами, затёртыми до такой степени, что прочитать отдельные буквы можно было только по наитию. На одном из листков кто-то оставил небрежную пометку карандашом.

Сычкин пожелал мне удачи и пошёл на выход. Я же решил в уме прогнать воспоминания прошедшего месяца.

Комиссия своё дело сделала. Причины наземного происшествия были установлены и оказались не такими уж плохими для меня. Имел место конструктивно-производственный недостаток датчика-сигнализатора. Произошло короткое замыкание от электрической бортовой сети вертолёта. Воспламенение топливовоздушной смеси. И пошло, и поехало. Но это было ещё не всё. Не только на разборки по Ми-24 приезжали в Шахджой проверяющие.

Просматривали всё. Даже те журналы, о существовании которых никто в эскадрильи и не знал. Много замечаний было по политработе и дисциплине. Мол, все пьют и не просыхают. Хотя никто никого за руку, поднимающую «нурсик», не поймал.

Я перевёл взгляд на дверь кабинета, будто пытаясь мысленно приказать ей открыться. Она была тяжёлой, потемневшей от времени. Табличка с фамилией Веленова блестела в полумраке коридора. И именно она была натёрта лучше всех, выделяясь из общей обшарпанности коридора.

И как по приказу, дверь открылась через секунду. В коридор выглянул уставший Веленов, утирая вспотевший лоб.

— Заходи, Саныч, — тихо сказал Юрий Борисович.

— Понял, — ответил я и медленно поднялся со стула.

Я поправил форму одежды, вдохнул горячий, пропитанный пылью воздух и шагнул за порог.

Кабинет встретил меня тяжёлым, застоявшимся запахом, в котором смешались ароматы табака и мятного чая. Несмотря на февраль, в помещении работал вентилятор. Он стоял на шкафу и лениво гонял воздух, еле шевеля бумаги на столе, но не приносил ни прохлады, ни облегчения.

В углу ровно гудел старый холодильник, периодически вздрагивая и постукивая компрессором, словно напоминая о своём присутствии.

— Побыстрее, товарищ майор. Помимо вас, есть дела поважнее, — услышал, как тараторит из угла кабинета главный штурман, наливающий себе чай.

— Не стоит, Антон Павлович. Майор ждёт нас уже давно. Хоть ноги разомнёт, — вступил в разговор ещё один присутствующий.

Это был заместитель командующего по инженерно-авиационной службе. Он сидел за столом для совещаний и выглядел вымотанным: тёмные круги под глазами, взгляд в точку, пальцы нервно постукивали по столу. Перед ним лежала раскрытая папка с документами — таблицы, схемы, графики. Даже отсюда я мог различить цифры, подчёркнутые красным.