Афиканский роман

"Ладно, убедили: пойду подумаю о себе", – пошла на компромисс непреклонная девушка.

"И думать нечего: сейчас же отправляйся к Земфире", – опять проявился внутренний голос.

"А я надеялась, что ты пропал навсегда", – Лариса встретила нежелательного советчика без большого энтузиазма.

"Это ты без меня совсем пропадёшь, – активизировался голос. – Лучше поменьше думай и побыстрее иди к Земфире".

"Думать никогда не вредно, – парировала осмотрительная девушка. – Аргументируй: почему я должна идти на позор?"

"Потому что она – старшая переводчица, а ты – младшая".

"Это ещё не аргумент", – отчаянно сопротивлялась неподдающаяся девушка.

"Ты дождёшься, что тебя аргументом будут бить по голове, – запричитал внутренний голос. – Морис над тобой надругался, и Земфира способна на многое".

"Хорошо, я пойду, только не кричи", – Лариса заткнула уши ватными берушами, которые вынула только тогда, когда Земфира Наумовна открыла ей дверь.

"Это ты? – встала в непримиримую позу старшая переводчица. – Ты что тут делаешь? Нам вроде не о чем с тобой разговаривать".

"Переводчикам всегда есть о чём поговорить, – вполголоса заметила Лариса. – Нас объединяет французский язык. Так я пройду?"

"Ну, проходи, раз так", – немного опешила Земфира Наумовна.

Она провела коллегу в свою комнату, обогнув татарскую семью, которая ужинала в гостиной. Семья, как один человек, проводила девушку тусклым взглядом.

Земфира Наумовна делила досуг со сладкозвучным Шарлем Азнавуром.

"Сейчас будет грамматическая песня. Советую обратить внимание", – назидательным тоном сказала старшая переводчица.

Лариса прекрасно знала эту песню: Азнавур пел её в "Conditionnel". [87]

"Ты что – нибудь поняла?" – в лоб спросила старшая по званию.

Лариса встрепенулась – и чуть не позволила себе лишнее.

"Тс-с-с", – зашикал внутренний голос, и девушка закрыла рот на замок.

За двоих говорила говорливая старшая переводчица. Она поделилась с младшей своим алжирским опытом, рассказала про своих московских студентов, дала едкие характеристики общим знакомым.

87

Условное наклонение

"По – моему, ты недооцениваешь Иван Иваныча", – не выдержала Лариса.

"Почему же? Как раз оцениваю по достоинству, – со злой иронией произнесла Земфира. – Он ещё не толкнул тебя в чью – нибудь постель?"

"Как раз наоборот. Он большой морали… " – закашлялась Лариса.

"Это только так кажется, – Земфира притушила смердящую сигарету. – Он большой трус, даже согрешить боится. Но больше всего на свете он боится потерять тёплое местечко. Он тебе уже говорил, что надо со всеми дружить? Ещё нет? Жди – обязательно скажет. Заруби на своём хорошеньком носу: это опасный стукач, который на всех собирает компромат. Но ты для него – свой человек, своя переводчица в доску. Вернее, личная собственность. На нас здесь смотрят, как на вещи, которые все могут использовать. Он будет тебя защищать, пока ему это выгодно. Но при необходимости сдаст, не раздумывая. Добренький Иван Иваныч угождает всем подряд, но в первую очередь – алжирским практикантам. От них, от их мнения во многом зависит его дальнейшая карьера. Чтобы их ублажить, он перешагнёт не только через тебя, но и через свою Зою Львовну. Эта безголовая финтифлюшка…»

У Ларисы помутилось в голове и потемнело в глазах. В виски стучала неотступная мысль: "Какая гадость, какая гадость!" Девушка без промедления распрощалась с меркантильной наставницей, но на этот раз – подчёркнуто корректно.

"А ты вообще – то ничего, – одобрительно произнесла старшая переводчица. – Будет нужна моя помощь – приходи".

"Помощников хоть отбавляй", – без восторга подумала Лариса, а во всеуслышание горячо поблагодарила Земфиру Наумовну за сердечный приём.

"В постели хорошо, как в раю", – на ходу бредила занемогшая девушка, но… путь к обители пролегал мимо злокозненной пары.

"Ну, как? Сдружились?" – натянуто улыбнулся Иван Иваныч.

Лариса неопределённо повела плечами и с тоской вообразила, как будет сейчас объясняться. По счастью, эту миссию взяла на себя велеречивая Зоя Львовна:

"И чего там дружить? Это с кем дружить – с Земфиркой? Ставит из себя! Тоже мне красавица! Между прочим, она старше меня на два года. А вы знаете, какие у неё груди? Она шьёт на заказ бюстгальтеры и в них завёртывает груди, как колбасу. А ещё она путается с этим кабилом… как его… с Джамелём".

Иван Иваныч запасся терпением и принялся лечить супругу от недержания речи.

"Поменьше говори – побольше слушай", – были последние слова, которые дошли до сознания Ларисы, когда она засыпала мёртвым сном.

11

«Как выяснилось, я – из другой оперы или, вернее, пьесы, – удручённо подумала ожившая героиня. – Как там у Островского? Я – вещь в глазах двуногих самцов. И что же мне теперь делать? В любом случае суицид мне не подходит. Будем жить и бороться. Жить очень хочется, а бороться очень не хочется. Воодушевимся классикой: у верблюда два горба, потому что жизнь – борьба».

Взбунтовавшаяся «бесприданница» с вызовом посмотрела на свой хара'ктерный будильник, убедилась в том, что он, – вероятно, из вредности – показывал половину девятого, изловчилась – и не опоздала на работу!

Впрочем, можно было и опоздать, потому что ни в аудитории, ни в складском помещении её никто не выслеживал.

После двух часов ударной работы передовая переводчица, переведя дух, покинула насиженное место и, приговаривая: "Мы не рабы, рабы не мы", взялась за легчайшие физические упражнения. Через несколько минут вошла во вкус и стала изображать музыкальное сопровождение.

"А вы хорошо поёте", – похвалил физкультурницу неизвестный мужской голос. Лариса пустила петуха и усмирила разошедшиеся руки. К её величайшему изумлению изменённый до неузнаваемости голос принадлежал хорошо известному шефу миссии. Из глаз запальчивого мужчины посыпались искры. На выпуклых скулах заходили желваки, а на жилистой шее задёргался кадык. "Что это с ним?" – заволновалась переводчица. Подтверждая опасения подчинённой, шеф в прыжке схватил её за запястье и, сдавливая костлявыми пальцами, заглянул вглубь испуганных зелёных глаз. "Мне больно! Пустите!" – попыталась высвободиться Лариса. Агрессивный мужчина ослабил нажим, изобразил на лице подобие улыбки – и сорвался на крик: "Признавайтесь сейчас же: что вы там задумали со своим преподавателем?!" "Сначала примите человеческий облик", – посоветовала освободившаяся от тисков девушка. В мгновение ока лицо шефа преобразилось и засверкало множеством оттенков. "Простите меня, бога ради, – Илья Борисович распустил узел удушливого галстука. – Я вёл себя непозволительным образом. Не знаю, что на меня нашло". Неожиданно шеф хохотнул и погрозил Ларисе указательным пальцем: "А ведь это вы виноваты. Разве может настоящий мужчина устоять против женских чар?" Взглянув на перекошенное лицо Ларисы, Илья Борисович до конца овладел собой и заговорил собственным голосом: "Чуть не забыл: я пришёл для того, чтобы сообщить вам время политзанятия: сегодня у меня в 18.00". "Так вы же сказали: на следующей неделе", – напомнила озадаченная девушка. "Мало ли что я сказал! – снова сорвался неисправимый мужчина. – На следующей неделе прибывает столичное начальство. Надо приготовить отчёт". Шеф миссии отвернулся от несговорчивой переводчицы и двинулся к предусмотрительно захлопнутой двери. "Постойте! – задержала шефа жалостливая девушка. – Можете не беспокоиться. Насколько мне известно, «композитор» оперу пока не пишет". Через минуту согбенная спина скрылась из вида, и Лариса вернулась к излюбленной работе.

За чтением и переводом время прошло незаметно. Распрощавшись с поднадоевшим одиночеством, переводчица сунула под мышку ридикюль и летящей походкой поспешила к людям. Первым человеком, встретившимся на её пути, оказался сам месье Мула – глава Центра обучения.

"Est – ce que vous vous promenez sur les Champs – Elys'ees, Mademoiselle?" [88] – призвал к дисциплине алжирский начальник.

"Les Champs – Elys'ees n’ont rien `a faire au Centre d’enseignement", [89] – отразила удар наёмная работница.

88

Разве вы прогуливаетесь по Елисейским полям, мадмуазель?

89

Елисейские поля не имеют ничего общего с Центром обучения