Агент Их Величеств. Часть 2

– Прямо, – сказал колдун, – никуда не сворачивая, пока не упрётесь в фабричную стену. Потом налево, а дальше я подскажу.

Следователь молча снялся с нейтралки, и «Соккер», чуть вздрогнув, мягко покатился по улице, шелестя брызговиками, об которые билась грязь и мелкие камушки.

С утра на город упал довольно плотный туман, и улицы Верхнего Тудыма выглядели... ну, не загадочно (этот город успел оставить в памяти Фигаро слишком яркие и однозначные воспоминания), однако же, приобрели некое затхлое благородство – то ли запущенного осеннего парка, то ли лениво тлеющей на обочине мусорной кучи. По брусчатке чинно прогуливалась дородная дама с огромным догом на поводке, куда-то спешила пара клетчатых чиновников в помятых шляпах с обвисшими полями, а троица малолетних сорванцов в кепках и рваных серых комбинезонах сосредоточено катала палками два кольца от бочки. Судя по тому, что мальчишки то и дело отвлекались от своего занятия, рисуя мелом на стене загадочные закорючки, это было нечто вроде игры – странной, но, будем откровенны, вряд ли страннее, чем шаффлборд или «три шара». Стены домов и догнивающие в крошечных садиках скрюченные вишни туман спрятал с глаз долой, что следователя вполне устраивало.

– Артур, – спросил Фигаро неожиданно для себя самого, – а откуда вы родом?

– Из Авалона. – Старый колдун едва заметно ухмыльнулся.

– А кроме шуток?

– Да какие шутки. Так назывался замок моего папаши. Знаете ведь, как оно бывает: чем мельче королевство, тем помпезнее гербы и географические названия. Хотя замок был красивый, тут не поспоришь. Белый камень, ажурные башенки, позолоченные шпили... Ух, как же было холодно там зимой! До сих пор уши в трубочку сворачиваются от одних воспоминаний... Замок-то был красивый, а вот система отопительных воздуховодов в стенах была спроектирована вон из рук плохо, так что до тринадцати лет я не вылезал из насморков.

– А потом?

– Потом привык. – Мерлин засмеялся, похлопал руками по карманам, и достал пачку сигарет (тяжёлая золотая картонка; Фигаро таких даже не видел). – Зато в замке была отменная библиотека, так что азы Других наук я начал постигать, как только научился читать, то есть, с пяти лет. Что поделать, я был не по годам развитым ребёнком, к тому же постоянно страдающим от жуткой скуки. С другими детьми я не играл, поскольку был единственным наследником... да и, если честно, детишки придворной знати меня жутко бесили своей непроходимой тупостью, так что оставались только книги. Я не жалею, в общем: из книг получаются очень хорошие друзья… А почему вы так внезапно заинтересовались моей скромной биографией? Могу вас заверить, до Квадриптиха в жизни Артура-Зигфрида Медичи происходило не особо много всяких интересностей.

– Да просто... – Фигаро пожал плечами, аккуратно переключаясь на вторую передачу, – просто мне иногда кажется, что вы вообще... ну... не отсюда. Ваши странные словечки, ваши постоянные непонятные отсылки, ваши знания о вещах совершенно мне неизвестных... Мне иногда кажется, что вы прибыли из... из другого места. Совсем другого.

Артур молча прикурил от заклятья, выпустил сигаретный дым из ноздрей, и, откинувшись на спинку сиденья, прикрыл глаза.

– «Золотая марка». Хрен даже в Столице купишь; из Авроры заказываю. Мои любимые сигареты... по крайней мере, в этом столетии... Что же до ваших слов, Фигаро, то вы и правы, и нет. Вы, разумеется, знаете, что мы с Морганой были во множестве других... – Артур раздражённо пощёлкал пальцами, – так и просится на язык слово «миров», но это абсолютно неверный термин – мир один, и никаких других нет. Так что слово «место» вполне подойдёт.

– Да, я помню этот ваш аппарат. Ну, машинку в чемоданчике.

– Правильно, но, как вы изволите выражаться, «машинка в чемоданчике» появилась у нас не сразу. До неё были заклятья, Другие существа и весьма громоздкие расчёты. К тому же, Хаттаб с Альхазредом нам не помогали: Хаттаб называл наши опыты «эмпирическими благоглупостями», а Альхазред уже тогда не хотел знать ничего другого, кроме своих драгоценных демонов и некротов. Поэтому мы работали втроём: я, Моргана и Бруне.

Мерлин затянулся, с шумом выдохнул сизое облако, и чуть сдвинул брови; глаза колдуна смотрели куда-то в лишь ему ведомое былое.

– Как-то раз произошла... ошибка. Мне даже некого в ней обвинить, потому что все предварительные расчёты в тот раз делал я. Меня забросило в другое место – в общем, чем-то похожее на это, но куда более продвинутое в научно-техническом плане. Я оказался в Восточной Европе, в 1987 году по тамошнему летоисчислению. В... м-м-м... одной местной империи, которая, впрочем, к тому времени уже дышала на ладан, а вскоре и вовсе накрылась медным тазом. Но юмор был в другом: моя ошибка в вычислениях забросила меня туда на шестьдесят с лишним лет.

– Шестьдесят лет?!

– Да. Темпоральная коллизия. Когда я вернулся, для Морганы с Бруне прошло всего-то пара минут, но я, сам того не желая, сильно умудрился, поседел и обзавёлся шикарной бородой, хе-хе... Вот такие пироги, Фигаро. Там-то я и нахватался... всякого. Культурные отсылки, словечки, знания – всё оттуда.

– Вам... было... ну... тяжело?

– Да как вам сказать, – Артур пожал плечами, рассеяно стряхивая пепел за борт «Рейхсвагена», – скорее, нет, чем да. С одной стороны, это была не прогулка в парке; я оказался на стыке довольно бурных эпох в чужом, непонятном месте, ничего о нём не знающий, и, фактически, не приспособленный к жизни. Но со мной было моё колдовство – оно там, на удивление, работало, однако настоящая хохма была в том, что я был единственным колдуном на целой планете. Да, да, Фигаро, вы не ослышались. Представьте себе: целый мир, где колдовство считается ненаучной фантастикой – каково, а?

– Вы, так понимаю, тамошний мир поработили?

– Фу! Ну вот опять вы держите меня за идиота. К тому же, за идиота агрессивного… Нет, Фигаро, я не стал никого порабощать. Я подучил язык, устроился сторожем на стройку, обложился книгами, и лет за пять подтянул свои знания, примерно, до уровня местного десятиклассника. И это оказалось настолько увлекательно, что я сменил внешность элементарной иллюзией, сварганил себе надёжные документы, и поступил в институт.

– На филфак, что ли?

– А вот опять не угадали. На физмат. А потом, снова сменив личину, поступил уже в другой институт – на этот раз на факультет компьютерно-информационных технологий. Вся современная Классическая Теория колдовства построена на знаниях, которые я привёз оттуда, по крайней мере, пять шестых оной так точно. И именно тогда я задумал проект Белой Башни... Видите, иногда ошибки тоже бывают судьбоносными. Причём, чаще всего, именно они, родимые... Так, тут налево.

– Помню... Но, погодите: вы же рассказывали, что все знания об Эфире передал вам...

– Да, Демон Квадриптиха, всё правильно. Но знания сами по себе – ещё не сила. Вы, к примеру, можете рассказать пещерному человеку о том, как работает вот этот автомобиль, на котором мы сейчас едем... вон там, за вывеской с самоваром – налево. Но пещерный человек – даже если вам попадётся очень умный пещерный человек – всё равно станет задавать вопросы: а из какого камня сделаны эти странные цилиндрики? А почему тут всё плавает в какой-то бурой грязи? А почему эта вонючая вода липнет к пальцам и горит? А как огонь вообще может что-то двигать, и что такое «взрыв», «электрическая искра» и «компрессия»? Нет, Фигаро, нет, для того, чтобы понять достаточно, и создать Теорию Единого Поля мне понадобилось двенадцать лет скрипеть мозгами в институтах, а потом годами гнуть спину младшим лаборантом, и даже когда я получил докторскую степень, доступ к первому ускорителю частиц вашему покорному слуге дали далеко не сразу. Квантовая теория, теория относительности, невиданные в наших дебрях виды математики, вычислительные машины такой мощности, что кружится голова... Фигаро, в 2047 году, когда меня дёрнуло обратно, я был готов отдать правую руку, чтобы задержаться там ещё хотя бы на год.

– Но вы ведь могли туда вернуться.

– Нет, – Артур коротко взглянул на окурок, и тот, слабо зашипев, превратился в белёсый пар, мгновенно развеявшийся на ветру. – Я опоздал. Через год, когда я опять отправился туда, я нашёл... ничего. Потрескивающий счётчик и светящиеся по ночам руины городов.

– Я не вполне...

– Они убили себя, Фигаро... здесь направо, вон в тот переулок, и сразу опять направо за хлебным ларьком... Создали оружие, способное разнести в дым весь мир, и, в конечном счёте, использовали его. Они, кстати, ещё неплохо держались – сто с лишком лет пальцы лежали на пусковых кнопках. Я думал, что разум когда-нибудь победит. Но он не победил. И это тоже стало для меня уроком. Поэтому, Фигаро – именно поэтому – я, на самом деле, не слишком жалею о том, что Квадриптих канул в Лету. Когда слишком большая власть и слишком большая ответственность размазываются как мало по бутерброду, тогда принимаются коллективные решения, и всему наступает конец.