Аконит
Шрифт:
Записку, найденную в доме миссис Шарп, изучить толком она не успела, но кое-что все же врезалось в память. Например, некоторые детали почерка. Резкость, наклон букв, отрывистые линии, будто повторявшие те, которые Аконит оставлял на шеях своих жертв.
– Мисс Нортвуд, – Максимилиан поправил штаны, опускаясь перед ней на корточки. – Вы можете рассказать нам обо всем. Здесь собрались лишь те, кто готов и желает вам помочь.
Чтоб этого Уорда! Его мягкий тон, успокаивающий взгляд и зацветающие веснушки просто не могли не расположить к себе.
Коре ужасно хотелось рассказать
– Могу я поговорить с вами наедине, инспектор? – наконец решилась Кора. Если она расскажет о записке при родителях, то сидеть ей в доме, как принцессе в башне. Дядюшка Крис наверняка будет слишком обеспокоен, а отец заметит это и выпытает у старого друга правду. Чейз… Он неплохой, но она все же недостаточно ему доверяет, а Грея вообще едва знает. Так что остается Максимилиан.
– Ого, в честь чего это? – Кристофер упер руки в бока.
– Корнелия, – строго вымолвила мама, – если тебе есть что сказать, ты должна говорить. Мы твои родители.
– Это глупость, маменька, я не хочу вас лишний раз беспокоить. А если мои подозрения верны, то инспектор Уорд сообщит о них. Я ему доверяю.
Максимилиан, успевший подняться, стоял неподвижно, борясь с алеющими щеками. Затем он тряхнул головой, отчего несколько прядей из уложенных волос упали ему на лоб, и произнес:
– Я ценю ваше доверие, мисс Нортвуд.
– Могу ли я пригласить инспектора в свою комнату? – уточнила Кора.
Отец медленно кивнул.
Уорд на деревянных ногах следовал по лестнице в святая святых – девичью спальню.
– Инспектор, вы ведь помните записку из дома миссис Шарп? – зашептала Кора по пути.
– Весьма отчетливо, – тут же нахмурился Максимилиан.
– Почерк хорошо рассмотрели? Дело в том, что вместе с букетом я получила письмо. Точнее, оно пришло отдельно, но возможно, цветы с ним связаны.
– Но почему вы не сказали о своих подозрениях сразу?
– Если мои предположения покажутся вам необоснованными, то вы, как джентльмен, сохраните все в тайне. А если нет, то, разумеется, вы сможете приобщить это к делу.
– Вы не хотите, чтобы знали родители, – вздохнул Уорд, безошибочно уловив в ее ответе истинную причину.
Кора отвечать не стала, но спокойно вошла в комнату и жестом пригласила гостя. Она вытащила из ящичка в столе злополучный конверт с чуть смазанными, резкими буквами.
– Рубиновой даме! – ахнул Максимилиан.
– Еще одна причина не сообщать родителям.
– Но он знает, кто вы! Почерк… Он до ужаса похож на тот, что был в записке к миссис Шарп!
Неровно выдохнув, Кора опустилась на стул.
– Но как он узнал?
– Не представляю.
– Возможно, Аконит следил за единственной свидетельницей, – предположил Максимилиан, поджав губы. – Я обязан рассказать обо всем детективу Чейзу и Хантмэну. Послание я заберу. И… Вы должны признаться своим родителям. Они заботятся о вас.
Кора что-то невнятно пробормотала. Голова налилась свинцом, а к горлу подкатила тошнота. К счастью, Уорд не стал читать нотаций. Быстро попрощавшись, он ушел.
Спустя какое-то время в комнату заглянула Эмма.
Она принесла успокаивающий чай и пилюлю от мигрени. Родители Кору не беспокоили, что явно говорило в пользу того, что Максимилиан ничего им не рассказал.Передышка была вовремя. Нужно было хорошенько все обдумать.
Едва касаясь кончиком пера бумаги, Кора настрочила короткую записку для «Мэри» и отправила ее с Эммой. А сама легла на кровать, пытаясь унять головную боль, спровоцированную тяжелыми мыслями.
Как Аконит узнал об истинном лице Рубиновой дамы? Если он и правда следил за единственной свидетельницей собственного преступления, то зачем? Чего он добивался?
Следил за свидетельницей, а раскрыл Рубиновую даму.
И если он следил, значит, был здесь.
Близко.
Аконит подобрался слишком близко.
Отныне он не эфемерная дымка, порхающая по улицам в стелящемся тумане; не звуки голосов, повторявших слухи; не теории полицейских, и даже не тот, кто пришел за миссис Шарп. Аконит теперь дышал в затылок и глухо смеялся. Он был здесь. Он знает. Он видит Кору. И ей не скрыться за маской Рубиновой дамы.
* * *
Спустя несколько встреч вид Джона, пробиравшегося к ней в комнату через окно, перестал казаться ей странным. А вот выползать самой через подоконник наружу, сжав зубы и пыхтя почище паровоза, ей все еще виделось безумием. Хорошо, что дом уже спал, как и соседи. Возможно, глядя издали, ее приняли бы за ночного татя или героя-любовника. Но присмотревшись, не распознали бы в ней ни того, ни другого.
Кепи вздулась из-за копны волос, которую уложили внутрь. Брюки облепили бедра и были снизу сильно подвернуты; туфли для гольфа болтались, будучи на несколько размеров больше. Из-за этого ей пришлось поддевать под них кучу чулок и носков, но шнуровка все равно едва удерживала туфли на ногах. Пиджак висел, как на палке, а застегнутая рубашка едва могла помочь бинтам, обхватившим грудь, так что периодически потрескивала от напряжения. Кто же знал, что затягивать следовало куда туже корсета!
Спустилась Кора не иначе как чудом и милостью Первого. Она тяжело дышала, на лбу выступила испарина, ладони вспотели, а новые царапины неприятно пощипывало. Восьмиклинка на голове накренилась, готовая свалиться и выпустить на волю едва высохшие волосы. Пришлось поправлять на ощупь. Кое-как ковыляя, Кора осторожно на несколько дюймов приоткрыла ворота на улицу. Щелкнул замок, звякнул кристалл. Вот бы папе не взбрело в голову проверять, кто и когда выходил из дома наружу.
К несчастью, лазейку в заборе все же ликвидировали, так что последнее время никаких встреч в ванной ждать не приходилось…
Почти сразу сквозь редкий туман стал заметен силуэт у фонаря. У его лица виднелся мелкий огонек, от которого расплывалось облачко дыма.
– Джон! – Кора прошептала, но напарник услышал ее. Он отлип от столба и медленно побрел к ней, откинув потушенный окурок в ближайший мусорный бак.
– Ты выглядишь…
– Да знаю. Я впервые делаю что-то подобное, поэтому простим мне мои оплошности, идет?
Джон мягко улыбнулся, поправляя очки.
– Ты договорился с нашими подозреваемыми?