Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения

А тас­кать­ся на до­прос с вер­ту­ха­ем...

Ве­ли­чие Га­ли­ча не­от­де­ли­мо от его сла­бо­стей. Ему са­мо­му на­шеп­ты­вал черт: «и ты мо­жешь лгать и мо­жешь блу­дить...» Его пес­ни — по­кая­ние из­ве­рив­ше­го­ся и изол­гав­ше­го­ся со­вет­ско­го че­ло­ве­ка в сво­их гре­хах. Че­рез жгу­чее от­вра­ще­ние к се­бе при­хо­дит по­рыв к чис­то­те, к свя­то­сти, к Бо­гу. По на­сквозь про­пле­ван­ной Иу­дее идет Ма­дон­на, в плать­и­це, за­сти­ран­ном до си­ни, и ду­ма­ет о стра­да­ни­ях Хри­ста. Вы­хва­ти­те ее из ас­со­циа­ций со сле­до­ва­те­лем Хму­ри­ком, по­ехав­шим в Те­бер­ду, со справ­кой о реа­би­ли­та­ции, по­лу­чен­ной про­ро­ко­вой вдо­вой, с ра­жи­ми дол­до­на­ми и проч. и проч.— и ос­та­нет­ся то­щая идея. А по­рыв, про­шед­ший сквозь бес­по­щад­ную иро­нию, за­хва­ты­ва­ет сво­ей под­лин­но­стью:

Но спус­ка­лись те­ни на суг­ли­нок,

Но таи­лись те­ни в ка­ж­дой пя­ди —

Те­ни всех Бу­ты­рок и Треб­ли­нок,

Всех убийств, пре­да­тельств и рас­пя­тий...

И уда­ром ко­ло­ко­ла зву­чит при­пев: Ave Maria! Ра­дуй­ся, бла­го­дат­ная...

На­пи­сав о Га­ли­че вос­тор­жен­ную ста­тью, Со­пров­ский про­сла­вил ту же са­мую иро­нию, ко­то­рую унич­то­жил в ста­тье «Ко­нец пре­крас­ной эпо­хи». И вот ря­дом две ста­тьи, оп­ро­вер­гаю­щие друг дру­га. Со­пров­ский (и не он один) ка­ж­дый раз ви­дит од­ну, ув­лек­шую его, идею. Ув­ле­чен­ный Ман­дель­шта­мом, он вы­стро­ил кон­цеп­цию «пра­во­ты по­эта», не оце­нив до кон­ца воз­мож­но­сти ис­тол­ко­вать ее как ос­во­бо­ж­де­ние от всех нрав­ст­вен­ных обя­зан­но­стей, кро­ме од­ной: свя­зи «с про­ви­ден­ци­аль­ным со­бе­сед­ни­ком». Он бе­зо­го­во­роч­но при­ни­ма­ет те­зис Ман­дель­шта­ма: «Быть вы­ше сво­ей эпо­хи, луч­ше сво­его об­ще­ст­ва для не­го не обя­за­тель­но». По­эт мо­жет быть во­ром, как Фран­суа Вий­он,— все рав­но он прав, по­то­му что по­эт. Труд­но по­нять, как это при­ми­рить с при­зы­вом «жить не по лжи»? А ме­ж­ду тем су­ро­вый нрав­ст­вен­ный при­зыв от­чет­ли­во чув­ст­ву­ет­ся в «Кон­це пре­крас­ной эпо­хи».

Че­ло­ве­ку свой­ст­вен­но оши­бать­ся и не толь­ко оши­бать­ся. Ему так­же свой­ст­вен­но не за­ме­чать од­но­сто­рон­ность ис­ти­ны, к ко­то­рой при­шел. Ты ду­ма­ешь, прав­да про­ста? — спра­ши­ва­ла Ма­рия Пет­ро­вых...

По­про­буй, ска­жи,—

По­про­буй хоть раз, не сол­гав,

Ска­зать о люб­ви!

О люб­ви, о сво­бо­де, о Бо­ге — обо всем са­мом важ­ном му­чи­тель­но труд­но ска­зать прав­ду. Ста­тьи Со­пров­ско­го на­пи­са­ны смо­ло­ду, и в них есть ка­те­го­рич­ность юно­сти. Но по мень­шей ме­ре два тек­ста (об Ио­ве и о Шес­то­ве) по­ды­ма­ют­ся в сво­ей цель­но­сти над лю­бой кри­ти­кой. С них я на­чал и ими мне хо­чет­ся кон­чить.

Со­пров­ский, вслед за Шес­то­вым, го­тов со­вер­шен­но из­гнать сис­те­ма­ти­че­ское мыш­ле­ние из цар­ст­ва ис­ти­ны. Од­на­ко фи­ло­со­фы, вы­страи­вав­шие ло­ги­че­ские сту­пень­ки к ис­ти­не, не бы­ли ни фи­зи­че­ски­ми, ни ду­хов­ны­ми уро­да­ми. Не­воз­мож­но чис­то по­эти­че­ски ра­зо­брать­ся в ми­ре. Нам да­но и пра­вое по­лу­ша­рие моз­га, иг­раю­щее по­эти­че­ски­ми ме­та­фо­ра­ми, и ле­вое, соз­даю­щее ло­ги­че­ские схе­мы. К не­сча­стью, на­ша со­вре­мен­ная куль­ту­ра пе­ре­оце­ни­ва­ет воз­мож­но­сти ра­зу­ма, ло­ги­ки, на­уч­но­го ме­то­да, и пра­во­та Шес­то­ва и Со­пров­ско­го в том, что они идут про­тив те­че­ния; хо­чет­ся вме­сте с ни­ми под­черк­нуть, что по­эзия — бо­лее на­деж­ный путь в по­след­ние глу­би­ны, чем ло­ги­че­ски по­сле­до­ва­тель­ная мысль. «Ве­ра, мож­но ска­зать, бед­нее мыс­ля­ми, но бо­га­че крас­ка­ми, зву­ка­ми, го­ло­во­кру­же­ни­ем, не­же­ли ра­зум». Це­ло­ст­ность ми­ра да­ет­ся толь­ко це­ло­ст­но­му взгля­ду. «И Адам до гре­хо­па­де­ния был при­час­тен бо­же­ст­вен­но­му все­мо­гу­ще­ст­ву,— вы­пи­сы­ва­ет Со­пров­ский Шес­то­ва,— и толь­ко по­сле па­де­ния под­пал под власть зна­ния» (зна­ния ча­ст­но­стей, в ко­то­ром те­ря­ет­ся це­лое; зна­ния де­ревь­ев, за ко­то­ры­ми не ви­ден лес). «По­эты слы­шат гул в ушах — и ло­вят этот гул, на­страи­вая на его вол­ну смы­сло­вые зна­че­ния — и та­ким об­ра­зом соз­на­вая це­ло­ст­ность, ин­то­на­цию, ме­ло­дию бу­ду­ще­го сти­хо­тво­ре­ния. Од­но­вре­мен­но ищут от­дель­ные об­ра­зы, строч­ки, со­зву­чия, ко­то­ры­ми пред­сто­ит об­рас­ти этой це­ло­ст­но­сти...» Толь­ко по­эт мог это на­пи­сать; и в эс­се об Ио­ве чув­ст­ву­ет­ся тот же по­эт. Прав был Яков Кро­тов, за­ме­тив (ком­мен­ти­руя пуб­ли­ка­цию в «Но­вом ми­ре»): «Не бе­русь су­дить о Со­пров­ском как по­эте сре­ди по­этов, но сре­ди тол­ко­ва­те­лей Биб­лии он, без­ус­лов­но, един­ст­вен­ный по­эт». Мо­жет быть, и не един­ст­вен­ный. Но бес­спор­но под­лин­ный.

По­эт от­бра­сы­ва­ет бо­го­сло­вие. Он уве­рен, что «в рус­ле ре­ли­ги­оз­ной фи­ло­со­фии на сме­ну «по­ни­ма­нию» (по­сти­же­нию в по­ня­ти­ях на ос­но­ве стро­гой и все­об­ще­обя­за­тель­ной сис­те­ма­тич­но­сти) долж­но при­дти бо­лее сме­лое, бо­лее сво­бод­ное, бо­лее об­раз­ное мыш­ле­ние...»

По­рыв вдох­но­ве­ния по­эта по­до­бен про­ры­ву мис­ти­ка во все­це­лость и спо­со­бен пе­ре­дать его, да­же не ис­пы­тав на­яву, как Пуш­кин — встре­чу Исайи с се­ра­фи­мом, как Гу­ми­лев — экс­таз дер­ви­ша. Нет все­це­ло­сти кро­ме все­це­ло­сти, и по­эт — про­рок ее. Во все­це­ло­сти ру­шат­ся на­ши раз­ли­чия. Еди­ни­ца мень­ше де­ся­ти, еще мень­ше — мил­лио­на, мил­ли­ар­да. Но мил­ли­ард, де­лен­ный на бес­ко­неч­ность, и еди­ни­ца, де­лен­ная на бес­ко­неч­ность, оди­на­ко­во рав­ны ну­лю. Пе­ре­жи­ва­ние все­це­ло­сти смы­ва­ет все ча­ст­ное: и ма­лое, и боль­шое го­ре. В под­лин­ной бес­ко­неч­но­сти, во все­це­ло­сти все ста­но­вит­ся од­ним: все­це­ло­стью. Ес­ли гор­чич­ное зер­но ве­ры про­рас­та­ет и за­пол­ня­ет ду­шу, оке­ан все­це­ло­сти то­пит гро­ма­ду го­ря, поч­ти раз­да­вив­шую че­ло­ве­ка, с та­кой же лег­ко­стью, как уко­лов­шую нас бу­лав­ку.

Я не ду­маю, что это свой­ст­во од­ной лишь иу­део-хри­сти­ан­ской тра­ди­ции. Я на­хо­дил при­ме­ры та­ко­го же по­гру­же­ния во все­це­лость и об­нов­ле­ния во все­це­ло­сти по­ми­мо вся­ко­го ве­ро­ис­по­ве­да­ния и во всех ве­ро­ис­по­ве­да­ни­ях, с ко­то­ры­ми зна­ком. Но имен­но по­это­му мне не хо­чет­ся спо­рить ни с ка­ким ве­ро­ис­по­ве­да­ни­ем, в том чис­ле с ис­по­ве­да­ни­ем Со­пров­ско­го. Толь­ко бы оно дос­тиг­ало та­кой глу­би­ны, как в его по­ни­ма­нии Ио­ва.

ОТ ИЗДАТЕЛЕЙ

Эта кни­га от­кры­ва­ет со­бой «Биб­лио­те­ку Ман­дель­шта­мов­ско­го об­ще­ст­ва» — его тре­тью, на­ря­ду с «Со­б­ра­ни­ем со­чи­не­ний О.Ман­дель­шта­ма» и «За­пис­ка­ми Ман­дель­шта­мов­ско­го об­ще­ст­ва», из­да­тель­скую се­рию. «За­пис­ки», по ре­ше­нию Со­ве­та об­ще­ст­ва, долж­ны со­сре­до­то­чить­ся на во­про­сах био­гра­фии и твор­че­ст­ва са­мо­го Ман­дель­шта­ма, то­гда как в «Биб­лио­те­ке» мо­гут вы­хо­дить кни­ги как со­вре­мен­ни­ков по­эта, так и со­вре­мен­ных ав­то­ров, про­дол­жаю­щих тра­ди­ции Ман­дель­шта­ма.

К чис­лу по­след­них от­но­сит­ся и Алек­сандр Со­пров­ский (1953—1990) — ис­тин­ный по­эт и фи­ло­соф, ве­сель­чак и друг сво­их дру­зей. И де­ло здесь да­же не столь­ко в тра­ди­ции са­мо­го сти­ха, сколь­ко в обо­ст­рен­ном чув­ст­ве со­ци­аль­но­го по­ло­же­ния по­эта и гра­ж­дан­ском па­фо­се по­эзии и ми­ро­ощу­ще­ния. С этим счи­та­лась и со­вет­ская власть, не раз вы­го­няв­шая Со­пров­ско­го с уче­бы и ра­бо­ты. Но луч­ше все­го об этом ска­за­но в ста­тье «Пра­во­та по­эта», дав­шей на­зва­ние все­му сбор­ни­ку.

Ла­ко­нич­ное жиз­не­опи­са­ние А.Со­пров­ско­го — в его «Ав­то­био­гра­фии». По­гиб же он от­ча­ян­но и не­ле­по. Глу­бо­кой мо­роз­ной но­чью с 22 на 23 де­каб­ря 1990 го­да, на про­спек­те Ми­ра воз­ле мет­ро «Щер­ба­ков­ская» его, воз­вра­щаю­ще­го­ся до­мой, сби­ла шаль­ная ма­ши­на, ос­та­вив си­ро­той шестилет­нюю дочь. Его мо­ги­ла на­хо­дит­ся на Пре­об­ра­жен­ском клад­би­ще.

...Здесь са­мым ис­крен­ним и зря­чим

Сле­пые чув­ст­ва су­ж­де­ны —

Но на­все­гда сле­ды в го­ря­чем

Ас­фаль­те за­пе­чат­ле­ны.

И не зо­ви­те суе­тою

На­правлен­ную бе­гот­ню

К не­по­пра­ви­мо­му по­кою,

К по­след­не­му, лес­но­му дню.

На­стоя­щее из­да­ние, объ­е­ди­няя сти­хи и важ­ней­шие ста­тьи А.Со­пров­ско­го, осоз­нан­но не пре­тен­ду­ет на пол­но­ту. Сти­хо­твор­ный раз­дел пред­став­лен кни­гой, со­став­лен­ной им са­мим (со­ста­ви­те­лем вне­се­н лишь до­пол­нительный раздел «Стихи по­след­них лет» в кон­це кни­ги). В раз­дел ста­тей во­шли ра­боты, на­пе­ча­тан­ные или подготовленные к печати самим автором. За рам­ками издания остались переводы, детские и шуточные стихи, ряд других статей, многочисленные наброски и письма, хра­ня­щи­еся в ар­хиве поэта.

Все тек­сты, за ис­клю­че­ни­ем ста­тьи о Л. Шес­то­ве, да­ют­ся по ру­ко­пи­сям или ав­то­ри­зо­ван­ным ма­ши­но­пи­сям из ар­хи­ва по­эта, ста­тья о Л. Шес­то­ве — по жур­наль­ной пуб­ли­ка­ции.

Из­да­ние осу­ще­ст­в­ле­но Ман­дель­шта­мов­ским об­ще­ст­вом при учас­тии­ друзей поэта.

П.Н.

Библиография ПУБЛИКАЦИЙ А. СОПРОВСКОГО ¹

Стихи