Александр Сопровский был одним из самых талантливых, серьезных и осмысленных поэтов своего поколения

Но светлеет небосвода

Накрененное крыло —

Где она, твоя свобода,

Сердца тайное тепло?..

Что ж, домой, под крышу, что ли:

Спать, и плакать, и опять —

Завтра день большой неволи —

Спать и плакать. Долго спать.

1979

* * *

Вот она, почва праха, свобода слова,

Проводы друга. Времени нет, и решать пора:

Хочешь, лети и сам, а хочешь — домой, и снова

В пункте приема посуды — накрест запор с утра.

Тучи пришли и щербатым ребром нависли,

Треть небосвода оставив сияющей голубизне.

Вот оно, дело жизни, свобода мысли,

Воля для ветра и града, пространство в высоком окне.

Где-нибудь на Капитолии залил шары негроид:

Бомбе нейтронной — нет, равенство-братство-труд...

Русские люди по всей земле колобродят,

Органы хвалят, места себе не найдут.

Трое войдут неслышно («дверьми обидно хлопать»);

Сам я с утра в растерянности, сердце слегка шалит.

Твое разложат на плитках паркета,

третий возьмет за локоть,

Аккумулятор поставит на пол, рубильник пошевелит.

Холод бежит по спине от луны двурогой.

Нужно держаться не горбясь и в землю

не пряча взгляд.

Вот почему и бреду немощеной дорогой,

Медленно растворяясь и переходя в закат.

А в сизом фанерном дыме неслышно бегут машины.

Поздние гости, продрогши, торопятся к очагам.

Шорох на кровлях мира. Под небесами чужими —

Храп палачей, казненных молчание, времени шум и гам.

1979

* * *

Y.-M.Bovy

Когда снегопада светлейшая вязь

Займет над рекою простор,

Мы в черные стекла посмотрим, садясь,

На белую вьюгу в упор.

Земля отклонится с орбиты во мглу,

Звезда оборвется над ней —

Но нервные пальцы, скользя по столу,

Не сыщут опоры прочней.

Как будто с планетой уже решено —

Лишь нас, зазевавшихся, ждут.

Тяжелых машин боевое звено

Выходит на горный маршрут.

Останется — нас за колючий забор

За то, что друг с другом на ты,

И танки — на голову нашу позор —

Замрут у последней черты.

Всего-то осталось — налить да сказать,

Поднять, опорожнить до дна

За землю, которую поздно спасать,

Раз участь ее решена.

Чтоб вовремя рухнуть успел серпантин

Под гусеничным полотном —

За нашу надежду. За все, что хотим.

За то, что твердим об одном.

1979

* * *

Отара в тумане скользит по холму.

Равнина незрима для глаза.

Доколе же брату прощать моему:

Скажи — до седьмого ли раза?

Стада исчезали — и скрылись совсем

За синий расщеп перевала,

Когда непреклонное: семижды семь,—

В ответ на века прозвучало.

Господь! наша память доселе строга,

Верни нас на тропы овечьи,

Где мы бы исправно простили врага —

И с братом зажгли семисвечье.

Но слышишь: над рощей с утра воронье.

Гордится земля пустырями.

Здесь дышит на ладан людское житье.

Не двое, не трое во имя Твое:

Приди и постой между нами.

...Морщинки от глаз исподлобных бегут,

И ежели деду поверить,

И ежели счет на морщины ведут,

Их семижды семь — не измерить.

Ты слышал ли песню разграбленных хат —

Отчизны колхозные были —

Про то, как он выехал на Салехард

И малого как хоронили?

Как мерзлая тундра сомкнулась над ним,

Костры на поминках горели —

И стлался над тундрой отечества дым

По всей ледяной параллели...

Дорожка ты, тропка! На праздник, как в ад —

На труд, как на смерть, и обратно.

Все утро вдоль пункта приема звенят

Бутылки светло и опрятно.

Смеркается медленно. Пьяный орет,

Поводит больными плечами,

Про то, как ебут его дни напролет

И как его сушит ночами...

По этой земле не ступал Моисей.

Законы — вне нашей заботы.

И где те блаженные — семижды семь,

Когда бы мы сели за счеты!

Господь, отведи от греха благодать

Под сень виноградного сада.

Сподобь ненавидеть, вели не прощать,

Наставь нас ответить, как надо.

Черно небо гор. Поднимается дым —

Молочная просека к звездам.

Когда мы вернемся — мы сразу простим,

К тебе возвращаться не поздно.

1980

* * *

Погода. Память. Боль. Душа, отстойник боли,

С похмелья поутру брезглива и строга.

Теперь не до зимы: знать, не по доброй воле